А.Б. Зубов

ПОБЕДА, КОТОРУЮ МЫ ПОТЕРЯЛИ

Катастрофа, постигшая Красную Армию летом и осенью 1941 г., была столь наглядна, что замолчать ее, как это было принято делать с неудачами, постигавшими Советский Союз за все семь десятилетий его истории, не было ни малейшей возможности. Поражение требовало объяснений, и объяснения эти стали предлагаться чуть ли не немедленно. До XX съезда КПСС поражение первых месяцев войны объясняла извечным миролюбием советских людей, не думавших, что Гитлер нарушит пакт о не нападении от 23 августа 1939 г. Говорили также о том, что советские войска не были отмобилизованы, так как войны не ждали, а германские дивизии были готовы к наступлению, пройдя опыт боевых действий в Европе.

Объяснения эти, предложенные Сталиным в работе “О Великой Отечественной войне Советского Союза”, и тогда не были вполне убедительны, но спорить с вождем никто не решался. Да и к чему были эти споры в эйфории победы? Позднее, когда культ личности был “разоблачен” Хрущевым, объяснение причин поражения стало иным. В военной катастрофе 1941 г. виноват Сталин и ближайшее его окружение – это они халатно не подготовились к надвигавшейся войне, пренебрегли предупреждениями разведки и Уинстона Черчилля, разрушили, желая “задобрить” Германию, старую линию обороны, не позаботившись о скорейшем строительстве новой. В брежневское время об ошибках прошлого предпочитали говорить поменьше, а новые версии поражений первого года войны отдали на откуп диссидентам.

Появившаяся несколько лет назад книга Виктора Суворова предлагает новую, убедительную версию причин поражения первого года войны: Советский Союз сам готовил агрессивную войну против Германии, но Гитлер опередил Сталина и нанес 22 июня упреждающий удар. Правильно ли указал сроки В. Суворов, в этом можно сомневаться. Но его концепция весьма правдоподобна – все, что мы знаем о Сталине, Молотове, Берии, Ворошилове и иных советских вождях последних предвоенных лет не свидетельствует в пользу добреньких, наивных простачков, свято чтящих букву международных договоров. Нет, и во внутренней жизни и в межгосударственных отношениях советские вожди той эпохи предстают умными, коварными, до предела искушенными политиками, жаждущими одного – умножения собственной власти и в уже покоренной ими России и в еще независимых от них странах. Раздел Польши, убийство десятков тысяч польских офицеров в Катыни, Осташкове, Козельске, захват трех балтийских республик, аннексия Бессарабии и Северной Буковины, попытка, неудачная, впрочем, завоевания Финляндии ни в большей степени свидетельствуют о миролюбии коммунистических вождей, чем ГУЛаг, Гладомор, тотальное уничтожение социально чуждых элементов, да и собственных, ставших неугодными соратников и верных слуг. Сталин безусловно имел агрессивные планы и их полной реализации помешали лишь агрессивные действия другого кровавого маньяка XX века – Адольфа Гитлера.

И все же Виктор Суворов не вполне прав. Русские отступали в 1941 году не потому, что Сталин готовил агрессию, да не успел нанести удар первым. Отступал не Сталин, отступали миллионы солдат Красной армии. Полная деморализация наших войск произошла потому, что планы Сталина были планами народа. Все почти распевали в предвоенные годы “и от тайги до Британских морей Красная армия всех сильней”, все комсомольцы мечтали вместе с Багрицким (точно как позже Жириновский) “дойти до Ганга..., чтобы от Индии до Англии сияла Родина моя”, бредили новыми республиками в составе Союза и учились на ворошиловских стрелков. Но, что самое ужасное, очень многие уже запятнали свои руки насилием, донося, лжесвидетельствуя, конвоируя, ликвидируя и пытая арестованных. А другие развратили свои души, молча соглашаясь на творимые беззакония, а то и получая от них прибыток – место репрессированного, его жилище, часть имущества, успокоение зависти – этого отвратительного национального порока.

Именно этот безнравственно-агрессивный комплекс народной души и вызвал то бессилие воли, которое на войне всегда приводит к поражениям, если кампания из “большой прогулки” превращается в изнурительное противоборство. Народ собирался воевать на территории врага, военачальники наши, не меньше германских бредили блицкригом. А получилось все совсем не так весело. Просчеты советского высшего командования превратили войну из наступательной в оборонительную, и эта, неожиданная для войск и народа оборона, обернулась тотальным отступлением на всем фронте от Паланги до Килии.

А дальше случилось “чудо”, похожее на то, какое однажды уже было в нашей истории. Как и в 1812 году, русские, осознав, как всегда больше сердцем, нежели умом, что теперь на кон поставлен не успех или неудача большой европейской игры, но само существование Отечества, преобразились. Может быть впервые такое осознание защиты родного дома пришло в августе 1941 под Вязьмой, на “дорогах Смоленщины”, чтобы окончательно отлиться в непреодолимую для врага броню у стен Москвы и в окопах Сталинграда. Именно такое, новое для коминтерновца-интернационалиста, но в действительности древнее как мир чувство защиты не на живот, а на смерть родного очага, отчего дома, могил предков, любимой женщины и детей, которых родила она тебе, – все это преобразило души, исполнив их решительности. Именно тогда, в ледяных вьюгах декабря 1941, пробил для нас “час мужества”. В смене газетного эпиграфа с “пролетарии всех стран, соединяйтесь!” на “за нашу советскую Родину!”, в кличе “за Родину, за Сталина!” был явлен новый смысл и характер войны, превращавшейся в Великую Отечественную. Почти угасшее в предвоенные коммунистические десятилетия чувство отчего дома возродилось с необычайной силой и сделало непреодолимым контрнаступление Советской армии, доведшее ее до Берлина и Вены. Уверен, что это великое чувство, а не заградотряды НКВД дало силы нашим воинам. Под бичами побеждать нельзя – это наглядно показали еще греки персам при Платеях.

Большинством наших сограждан Родина продолжала осознаваться “советской”, водительствуемой великим Сталиным, но и Сталин и “советскость” впервые стали атрибутами Отечества, а не Россия – их вотчиной, плацдармом мировой социалистической революции. Впервые после Гражданки русские ощутили себя русскими, и даже сам Иосиф Сталин провозгласил на банкете в честь победы тост за “великий русский народ”. Именно это “припадание к земле” сделало Русь, как когда-то Антея, непобедимым.

Хотелось бы кончить размышление на этой мажорной ноте, но, увы, приходится продолжить разговор. В конце концов войну мы все же проиграли Германии, и поражение это ныне ощутимей, чем когда-либо.

Сознаю всю экстравагантность этого заявления, но давайте разберемся беспристрастно. Полвека утверждали мы, что освободили Европу от фашистской чумы и это точно так. Но, освободив от нацизма, мы навязали той половине Европы, куда ступила нога советского солдата, коммунизм. А разве одна чума краше другой? Разве уничтожение священников, капиталистов и интеллектуалов лучше, чем вырезание евреев и цыган? Прав был Черчилль, когда еще в 1939 году сказал в парламенте, что коммунизм отличается от фашизма не более, чем северный полюс от южного. А о том, какую свободу дали мы Восточной Европе лучше всего свидетельствуют советские танки в германских городах в 1953 г., в Венгрии в 1956, в Чехословакии – в 1968. Да и жестокая война в Латвии до 1950 года, в Литве и Галиции до 1956 говорит о характере “освобождения” с печальной наглядностью.

Но может быть мы освободили хотя бы Россию? Увы – нет. Да, мы избежали гитлеровского рабства, но в полной мере получили ярмо сталинское, а разве оно легче? Разве депортации чеченцев и калмыков, перемещение наших соотечественников из немецких концлагерей в магаданские берлаги, ленинградское дело и дело еврейских врачей краше Освенцимов и Дахау? По мне – они равноценны. Но не так позорно быть завоеванным внешней превосходящей силой, как покориться своему, доморощенному “Тараканищу”. Почему вдохнувшие воздух Европы и обретшие веру в себя и чувство собственного достоинства советские солдаты и генералы не обратили оружия на страшные дивизии Лаврентия Берии, на кремлевского кровавого деспота? Что, страх, глупость, надежда на перерождение волка в агнца – что владело умами воинов, возвращающихся с Эльбы и с берегов Дуная? Почему герой номер один, маршал Жуков безропотно превратился в скромного командующего Одесским округом?

Боюсь, что объяснение этому не только в задавленности советских людей предшествующими десятилетиями коммунистического террора, и не в обычае покорности любой власти. Сталин, сознательно или нет, не знаю, развратил победоносную армию, отдав завоеванные страны на поток и разграбление. Вереницы студебекеров с награбленным добром, а то и целые железнодорожные составы, генеральские фронтовые жены ломавшие ноги, мародерствуя в брошенных домах Будапешта и Данцига, солдаты, не взирая на все “страшные” приказы, насилующие женщин и засовывающие в котомки трофеи, – цена, уплаченная нами за все эти азиатские варварства, была ужасной. Ценой мародерства стала наша свобода. Мародерами были не только отдельные солдаты и офицеры. Само советское государство действовало точно также. Я говорю даже не о демонтированных и перевезенных заводах и музейных собраниях, об официальных и секретных экспроприациях. Государство мародерствовало существенно и масштабно. Западные союзники не взяли ни пяди земли у побежденных, разве что несколько перевалов в Альпах на итало-французской границе. Они сознавали, что побежден нацизм, поработивший германский народ, а не сами немцы, хотя, увы, и действия союзников на практике далеко не всегда были безупречны. Но Советский Союз в результате II мировой войны оказался обладателем четырех новых союзных республик, одной автономной, десятка административных областей и бесчисленных “прирезок” к областям уже существовавшим. И при том этот земельный передел был связан с изгнанием миллионов жителей, уничтожением культурных ценностей, массовыми репрессиями и грабежами. Награбленное, как это всегда и бывает, не принесло нам счастья и благополучия: вывезенные заводы не преобразили экономику, микенское золото так и оставалось полвека кладом потаенным, а ненависть к русским в Галиции и Прибалтике немало способствовала распаду страны в 1990-91 годах и до сего дня отзывается бесправием и загнанностью русскоязычного населения в этих землях. В свое время мы “не постояли за ценой”. Но знали ли мы тогда, в 45-м, как долго и сколь много придется нам платить по векселям?

Не нашлось у нас и своего Штауфенберга, не возникло антикоммунистического движения, никто не подложил бомбы под ноги Сталина, никто даже на полчаса не захватил Лубянки. И этим мы проиграли войну. К нашему стыду тогда, в 1945 году мы положили победу к ногам тирана, как гитлеровские знамена – к ступеням мавзолея и тем обесчестили себя перед миром и перед потомками. Нет, каждый солдат в отдельности виноват в этом не больше, чем каждый из солдат вермахта, ступивших на землю России или Франции, но все мы безмерно виноваты. Виноваты перед теми народами, которым навязали на 45 лет коммунизм, виноваты и перед потомками. Мы мужественно защитили отчизну от нацистов, а вот от Сталина защитить ее не смогли. И наши сегодняшние страдания и унижения во многом уходят корнями в тот наш страх, в то малодушие перед тираном, о котором лучше всех сказал в детских стихах Чуковский. Тигры и слоны тогда у нас были, а вот воробья, воробья то и не нашлось..

“Континент” (Москва), № 84, 1995. С. 71-76. © А.Б. Зубов