Софья Мартынкевич "Преображение" по Андрею Козыреву

Мемуары

 

Первую половину 1990-х годов, когда Министерство иностранных дел России возглавлял А.В. Козырев, часто называют «медовым месяцем» отношений России и Запада, а самого министра именуют мистером «Да». Готовя рецензию на книгу «Преображение», написанную бывшим главой МИДа РФ в 1994 году, я не ставлю перед собой задачи оценить вклад Андрея Козырева в развитие постсоветской России – скорее стремлюсь осмыслить то, к чему страна пришла через 25 лет после «преображенской революции», и понять причины. Сегодня книга Андрея Козырева по-прежнему содержит комментарии, не теряющие актуальности. К сожалению.

А.В. Козырев был утверждён министром иностранных дел РСФСР по рекомендации Э.А. Шеварднадзе в октябре 1990 года. В ноябре 1991 года Б.Н. Ельцин назначил его министром иностранных дел России, коим Козырев оставался до января 1996 года.

Становление новой России и её внешней политики сопровождались институциональными трудностями и неясностью идеологических ориентиров, о которых в книге «Преображение» автор говорит много и подробно. Своей главной целью на посту министра иностранных дел А.В. Козырев видел налаживание внешних экономических связей новой страны и формирование контекста кооперации и взаимной поддержки демократических государств в мире. Эти предпосылки он считал залогом успешного проведения либеральных социально-экономических реформ в новой России.

«Предстояло взяться за решение масштабных внешнеполитических задач: на деле, а не на словах преодолеть наследие холодной войны, создать благоприятную внешнюю среду для политических и экономических реформ в стране, окружить её поясом добрососедства и сотрудничества. И всё это в чрезвычайно сжатые сроки. Действовать быстро и решительно требовала логика борьбы с силами прошлого. Необходимо было как можно скорее довести реформы до того рубежа, после которого возврат к старому был бы невозможен».

Однако внутри России существовала сильная оппозиция прозападному курсу, взятому Козыревым, – со стороны националистов, которые по-прежнему видели множество угроз со стороны внешнего мира.

Поддержка действий российских властей в Чечне, игнорирование позиции России в балканском урегулировании, нежелание бороться против расширения НАТО на восток стали причиной жёсткой критики действий Андрея Козырева со стороны российского правительства. Его книга стала одной из попыток объяснить логику событий и собственных действий.

«Я должен внести поправки в концепцию российской внешней политики... Сохраняя в целом курс на вхождение в Европу, мы отчётливо осознаём, что наши традиции во многом, если не в основном, в Азии, а это устанавливает пределы сближения с Западной Европой… Пространство бывшего Советского Союза не может рассматриваться как зона полного применения норм СБСЕ. Это по сути постимперское пространство, где России предстоит отстаивать свои интересы с использованием всех доступных средств, включая военные и экономические».

Андрей Козырев начинает свою книгу словами из своего первого выступления на совещании по безопасности и сотрудничеству в Европе 14 декабря 1992 года в Стокгольме. Первого, потому что буквально через 40 минут он превратил эти слова в шутку, злую шутку, призванную заставить мировую общественность и людей внутри России обратить внимание на течения, которые автор считал опасными. Накануне его отъезда на конференцию СБСЕ в Москве собрался Съезд народных депутатов – реставраторов политического прошлого страны, по мнению автора. Одновременно стала набирать силы центристская группа, которая, по словам Козырева, собиралась предложить что-то среднее между радикальным поворотом назад и демократическим курсом, поскольку собственных идей предложить не могла: их не было.

В предисловии к своей книге «Преображение» Андрей Козырев объясняет собственное «двойное» выступление, – риторический приём, как он говорит, – стремлением «приоткрыть перед миром занавес, скрывавший будущее, которое готовили России силы реакции: перерождение посткоммунистической России в агрессивно-националистическое государство, подавляющее ростки демократии в стране и стремящееся к возобновлению холодной войны на международной арене. Реакция за рубежом на этот вполне реальный тогда сценарий была однозначной: неподдельный страх за будущее и России, и мира… Стремительный бег событий увёл нас, к счастью, от грозившей тогда опасности. Но избавиться от угрозы перерождения – ещё не значит выйти на дорогу к лучшему будущему… Верю, что судьба нашей страны в демократическом преображении».

В начале девяностых в это верил не только Козырев: в это верили Александр Солженицын, назвавший события августа 91 года «преображенской революцией», Владимир Познер, веривший, что теперь многие, кто уехал, начнут возвращаться, Марианна Максимовская, которая не могла надышаться свободой и верила, что теперь всё будет иначе, Влад Листьев – многие тогда радовались кончине «софьи власьевны» и верили, что теперь все будет не просто по-другому, а гораздо лучше. Те люди, на которых можно было рассчитывать, что они станут поддержкой демократическому преображению страны, помогут наладить открытый диалог между властью и людьми, что благодаря свободе слова и мысли помогут гражданскому обществу сформироваться – спустя 25 лет после поражения ГКЧП те, кто живы, говорят в один голос о постигшем их разочаровании.

Вопреки вере Андрея Козырева, угроза перерождения демократической России обратно в постсоветскую не была преодолена. И корни проблемы сегодня остаются теми же и столь же сочными, что и во времена, когда автор книги был министром иностранных дел России.

«Корни системы оказались сильнее и глубже, чем кто-либо предполагал. Она мстит за свой крах экономической, правовой и моральной неразберихой. Тоталитаризм, как оборотень, превращается в агрессивный национализм, паразитирующий на потребности в национальном самоутверждении. Зараженное им сознание ищет выход во вражде и ненависти к другим народам и этническим меньшинствам, а то и в вооруженном насилии».

«Сумеем ли мы свою самобытность не противопоставить миру, а реализовать через сотрудничество с ним?.. Сторонники имперской политики стремятся вновь превратить нашу страну в “осаждённую крепость” отнюдь не потому, что заботятся о сохранении её “национальной самобытности”, а потому, что это самый просто способ накинуть узду на собственный народ. Ни одна тирания не обходилась без “внешнего врага”. И сегодня все без исключения диктаторы – изгои мирового сообщества – твердят о неприемлемости для них общепризнанных стандартов и цивилизованного поведения и соблюдения прав человека, ссылаясь на “национальные традиции” и “самобытность”».

Я почему-то сразу вспомнила, как замглавы комитета Совета Федерации по конституционному законодательству Елена Мизулина (бывший член КПСС) заявила, что принятые Госдумой поправки в Уголовный кодекс, предусматривающие уголовное наказание за нанесение побоев родственникам, являются «дискриминационными по отношению к членам семьи» и не соответствуют Конституции РФ. Мизулина назвала эти поправки «антисемейным» положением в июне 2016 года. Неделей позже появилось сообщение о том, что патриаршая комиссия по вопросам семьи, защиты материнства и детства заявила, что поправка об уголовном наказании за побои в отношении родственников противоречит учению православной церкви.

«Многие, вероятно, задавались вопросом, почему под знамёнами имперского национализма объединились, казалось бы, противоположные политические силы: национал-патриоты, считающие себя наследниками старой России, и ортодоксальные коммунисты – наследники тех, кто эту Россию уничтожил. Союз национал-патриотов и коммунистов – саморазоблачение и отступничество и тех и других. Что может быть циничнее, чем соседство монархических и коммунистических символов, образ Христа на советском красном знамени? И тех, и других, на самом деле объединяет воинствующее мракобесие и презрение к человеческой личности, которую они просто не хотят видеть за абстрактной «нацией» или беснующейся на митингах толпой».

Иллюзия собственного величия, основанного на величии своей нации – после всех ужасов фашизма остаётся соблазнительной и популярной. В нынешней России к тому же порой бредовой и безнадёжно ущербной. Жить в чёрно-белом мире, в котором есть правые добрые могучие «мы» и неправые злобные и тупые «они», гораздо проще и психологически комфортнее, чем в мире, где нет абсолютно правых, нет абсолютно злых, где всё делается от имени общества и во имя его блага. Американцами и русскими, мусульманами и православными, демократами и коммунистами. Быть личностью, ответственной только за своё собственное величие, основанное на том, что ты сам по себе заслужил или не заслужил – страшнее и сложнее, чем быть маленьким, но гордым человеком – гордым по причине рождения в определённой стране. Быть гражданином, имеющим собственную точку зрения, основанную на фактах и цифрах, а не на эмоциях, способным логично излагать причины, по которым во что-то веришь или не веришь, к чему-то стремишься или не стремишься ты лично – гораздо сложнее, чем внять трём фактам из тысячи и только на их основании кричать «бойтесь, враги, мы вас победим». Мир, в котором с каждым днём мешаются до полной однородности несочетаемые вещи, кажется мне не просто нелогичным, а абсурдным – и потому пугающим, потому что от него совершенно не понятно, чего ждать. Это непонятно даже мне, живущей в России всю жизнь – что же говорить о том, какой Россию видят люди за рубежом?

Симптоматичной мне кажется и любовь к советской стилистике, названиям и прочему. Это примерно, как если бы современная Германия оставила в своих городах названия улиц и станций метро в честь бывших генералов Рейха. Или оставила бы изображения свастики как украшения правительственных зданий. Красиво же… Говоря об этом, я не призываю обесценить Победу – мне просто кажется важным помнить о том, что за аббревиатурой СССР стоит не только и не столько Великая Победа – но и тысячи преступлений против собственного народа, изоляция, подавление и прочие сопутствующие тоталитаризму вещи, ностальгировать по которым, мне кажется, противоестественно.

Яркой иллюстрацией ванильного гибрида СССР и богатырской-православной Руси я бы назвала байк-шоу «Пятая империя» в Севастополе (август 2016). Пафосное и странное действо, тем более нелепое, что оно порождено ура-патриотическим преображением байкеров из «Ночных волков» и их вождя Александра Хирурга, основателя клуба Sexton в Москве (после того как был закрыт берлинский одноименный предшественник заведения). Основатель места, изначально призванного стать головной болью властей, сегодня дружит с властью и получает от неё поддержку. Мне это напоминает карнавализацию по Бахтину, не меньше. Проблема в том, что вышеупомянутое мероприятие вызывает эмоции не само по себе, а как один из симптомов того «помрачённого массового сознания» и ситуации в стране в целом, о которых говорил Козырев ещё в 1994 году.

«Но становление нового идёт через острейшие противоречия и конфликты. Нас по-прежнему держат за горло проблемы, коренящиеся в наследии тоталитарной системы. Среди них – уродливая, античеловеческая структура экономики, непосильное бремя трудно реформируемого военно-промышленного комплекса, искалеченная мораль и помрачённое массовое сознание.

До тех пор, пока болезни посткоммунизма не излечены, угроза реставрации прошлого сохраняется, если даже не в целом, то хотя бы в главном, что отличает любой тоталитаризм: подавление личности государством, полное подчинение ему экономики, милитаризм, враждебность к окружающему миру».

А теперь вспомним «болотное дело», увольнение профессора Зубова, положение бизнеса во время санкций, Донбасс и Крым. Просто несколько примеров, которые первыми пришли в голову.

«По своему опыту убеждён, что большинство россиян не против демократических реформ… Они хотят одного: демократия не должна быть символом произвола и вседозволенности распоясавшихся чиновников, разгула коррупции и преступности». Добьёмся мы этого или нет, перспективы без демократии по этим правилам Козырев рисует не радужные.

«Не только наш, но и мировой исторический опыт показывает, что государство, для которого народ – не более чем «человеческий материал» для сооружения памятников собственному величию, государство, опирающееся не на сознательного гражданина, а на чиновника-карьериста или «сексота» – такое государство не может быть жизнеспособным и рано или поздно превратится в «колосса на глиняных ногах». Произвол и бесконтрольность авторитарного государства выгодны и удобны только правящей бюрократии, но для самого государства они гибельны, ибо вместо гражданина воспитывают раба, который только и ждёт удобного случая, чтобы залезть в карман своему хозяину и всадить ему нож в спину.

…Не было бы необходимости говорить об этих, в сущности, общеизвестных истинах, если бы сейчас с разных концов политического спектра не раздавались голоса, призывающие вновь толкнуть Россию на проторённую дорогу «имперского» государственного строительства. Нас опять пытаются заставить пройти всё тот же порочный круг: от имперского величия и лагерной «стабильности» через анархию и всеобщий развал к новому авторитаризму и так далее.

Чтобы избежать такого сценария, по мнению Козырева: «Из структуры, “подминающей под себя” всё общество, государство должно, наконец, стать тем, чем оно является в развитых странах: структурой, созданной гражданским обществом и обслуживающей его. Именно обслуживающей, а не использующей общество как материал для собственного фундамента».

Это произойдёт лишь в случае, если общество станет, наконец, гражданским. А добиться этого можно так: «…если с людьми разговаривать нормальным языком, выслушивать их и отвечать на вопросы, которые их волнуют, они скорее воспримут аргументы здравого смысла, чем вопли экстремистов и демагогов. Российский избиратель хочет видеть у власти людей, знающих, что и как делать, и способных это ясно растолковать».

У меня есть стойкое ощущение, что свобода слова и мысли, возможность гражданского общества в России были как минимум до 2000 года. Была и свобода слова. Были Влад Листьев, Андрей Разбаш, Артём Боровик, Александр и Анна Политковские и прочие.

Другой вопрос, что, наверное, к формированию гражданского общества не оказались готовы сами люди – не все, но слишком многие. Цифровая, а затем информационная революция отчасти стали залогом того, что в условиях нарастающей интенсивности и скорости информационного потока сопоставлять факты, держать руку на пульсе, формулировать собственную точку зрения на всё, что происходит в стране и мире, с каждым годом всё трудней. На фоне шока от крушения СССР и резкой смены ценностей и политического курса в стране, наверное, прожить это было ещё сложней. Да, биполярный мир, в котором по умолчанию ясно или без лишних фактов объявлено, кто прав, а кто виноват, в каком-то смысле комфортнее. Но едва ли такая картина мира в головах большинства может способствовать развитию страны или людей в ней.

Я согласна с Козыревым в том, что гражданское общество возможно сформировать, только разговаривая с людьми не лозунгами, а на языке фактов. Люди поддерживают то, что помогают создавать – и обесценивание их усилий катастрофически демотивирует и приводит к ощущению, что от них ничего не зависит, сделать ничего нельзя, на выборы ходить незачем, митинговать нельзя, инициатива и произнесенная вслух мысль - наказуемы. Я против мистификаций вокруг власти, когда речь идет о том, что все мы слишком мало знаем, слишком плохо разбираемся в политике, чтобы понимать, почему наше правительство принимает то или иное решение. Но хуже, когда люди произносят подобные фразы, потому что у них появилась возможность сесть или получить штраф за «репост» неполиткорректной статьи в соцсети, например. Или когда начинается травля артистов, выразивших свою личную точку зрения, отличную от той, которую транслирует центральное ТВ (вспомним, например, Макаревича или Арбенину). Это и есть – подавление личности государством. Взамен оно предлагает гражданам гордиться великой державой, в которой все спокойно. Есть ощущение, что стоило бы прояснить, что в таком случае понимается под величием державы, встающей с колен.

«Находясь за рубежом, приходилось все время вспоминать об этой реальности, которая постоянно унижала и оскорбляла мое достоинство дипломата великой державы. Напрашивался вывод: надо прекратить гоняться за эфемерным могуществом, построенном исключительно на военной силе, которое невозможно превратить во что бы то ни было полезное для собственного народа. Наоборот, цена этого могущества непомерно высока. Нельзя же в самом деле считать нормальным существование великого народа в столь нищенских условиях».

Мне хотелось бы, чтобы Владислав Жуковский и его выступление в РБК в августе 2015 года оказались несбывшейся страшилкой. Но выступления аналитиков относительно того, во что обошелся России Крым, не внушают оптимизма. Как и следующий абзац у Козырева, говорящий о том, что сторонники имперской политики образца 90-х годов сегодня находятся у руля.

«Есть принципиальное различие между позицией российского руководства и той, которой придерживаются сторонники имперской политики. Последние рассматривают русскоязычное население как средство силового восстановления СССР, видя в нем своего рода «пятую колонну» в новых независимых государствах. По существу это та же логика, которой следовал Гитлер в отношении судетских немцев. Она не только ведет в перспективе к войне, но уже сегодня способна ухудшить положение тех самых соотечественников, которых будто бы призвана защитить, навлечь на них дополнительные гонения. По сути, речь идет о попытке погреть руки на чужой беде в собственных политических целях». Двадцать лет спустя Крым в составе России, Россия в состоянии войны с Украиной.

«Сверхдержавное «величие» Советского Союза оказалось призрачным потому, что зиждилось главным образом на военной силе. Между тем в современном мире роль государства определяется не только обороной мощью (хотя она и сохраняет свое значение), но – во все большей степени – с позициями в мировой экономике, науке и культуре, уровнем и качеством жизни его граждан. А именно в этих областях СССР в последние десятилетия не наращивал, а, наоборот, сдавал свои позиции».

Как следствие такой политики внутри страны, внешнеполитический курс выглядит тоже вполне тенденциозно. «Возрождение образа врага в лице США и других западных стран сделало бы их заинтересованными не в стабилизации, а в ослаблении России, а то и в ее расчленении. Стать на такой путь было бы равносильно национальному предательству. Те, кто решился бы на это, на другой же день поняли бы самоубийственность такой политики и неизбежно скатились бы на полуконфронтирующую, полузаискивающую позицию по отношению к Западу».

«Корни ущербного сознания также и в унаследованной от советских времен привычке решать сложные проблемы самым легким и доступным «кавалерийским» способом, в упрощенчестве и окарикатуривании окружающего мира».

«Будем смотреть на вещи трезво: многое зависит от нас самих. Удержимся в рамках демократического выбора – сохраним шанс на то, что Россия вновь станет «своим человеком» в Европе, внушающим не страх, а уважением и тягу к сотрудничеству. Сорвемся в националистический или любой другой экстремизм – и между Россией и Европой опустится опять «железный занавес», только на несколько сотен километров ближе к нашей западной границе.

Суть выбора для нашей европейской политики определилась достаточно ясно. Один путь – полнокровно подключаться к европейским интеграционным процессам, содействовать реализации идеи единой демократической Европы. Для нас это не самоцель, а важный способ утверждения позиций России, наравне с Западной Европой, США и Японией в мировых делах. Другой путь – вернуться к той или иной форме враждебности, теперь уже не только с Западной Европой, но и с бывшими восточноевропейскими союзниками, и тогда процессы формирования новой европейской «архитектуры» пойдут без нас. И здесь выбор предстоит сделать не только нам, но и нашим партнерам как на западе, так и на востоке Европы».

И далее – пожалуй, самый радикальный пассаж в книге. «Россия не видит в НАТО угрозу своей безопасности. Более того, мы не исключаем, что и наша страна когда-нибудь вступит в НАТО или станет вместе с НАТО частью иной, пока еще не созданной общеевропейской структуры безопасности. Очевидно для нас и то, что государства Центральной и Восточной Европы вправе сами определять, как и в каких союзах строить собственную безопасность.

Но нас не устраивает расширение НАТО без участия России. Такая позицию диктуется не «страхом» перед НАТО, а, наоборот, стремлением не допустить возрождения образа врага в лице этого альянса. Попытки вернуть Россию к таким «истокам», будь то в скандальной «упаковке» Жириновского или завуалированных новейших, а по сути архаичных схем псевдоцентристов, категорически отвергаю. Если они были нереальны и провалились в течение четырех послевоенных десятилетий, то тем более могут повториться только как фарс в 90-е годы. Но для меня так же неприемлемы попытки некоторых кругов в Западной и Восточной Европе, спекулируя на «факторе Жириновского», возрождать образ врага в лице России!»

Теперь уже спекулировать не приходится. Есть Александр Хирург, Виталий Милонов, Елена Мизулина, Всеволод Чаплин, сам Владимир Жириновский все еще на арене. Есть телеведущий Дмитрий Киселев. Где бы написать, что все сказанное ими в прессе и за пределами страны – не от моего имени.

Самыми печальными я бы назвала последние абзацы книги. «Если говорить о будущем России, то я связываю его с победой «партии профессионалов». Профессионалов всех видов деятельности, будь то начинающие предприниматели, банкиры, конструкторы систем вооружения, гражданские специалисты всех областей, фермеры, учителя, колхозники… Профессионалы не могут быть реакционерами, они не могут исповедовать пещерный национализм, не могут стремиться к войне и не связывают свое благополучие с популистской демагогией… Для этих людей подлинное, а не декларитивные права человека, истинный, а не митинговый демократизм, стремление заработать на достойное существование себе и своей семье, а не обобрать и унизить ближнего – все это и есть для них естественное состояние и образ жизни».

Так заканчивается книга, написанная в 1994 году, о будущем, которое уже стало настоящим – но сбылось ли? 

Оставить отзыв
Заказать звонок