Декабрь 1991 г.: 25 лет спустя

События и комментарии

(обзор историографии)

В декабре 1991 года подыхал советский коммунизм… Страшный, как леший, рок-звезда Кьеркегоренко вопил уже привычное: «Красная сволочь, вон из Кремля! Вон из Кремля, стонет земля!»

Василий Аксёнов. «Негатив положительного героя»

Он сбросил с себя для выживания не только красную кожу, но и всякого рода советские республики, которые тогда уволокли бы его на дно... Советский Союз был в России всегда… Скорее всего он родился от неравного брака татаро-монгольских завоевателей и русской души…

Виктор Ерофеев. «Как Советский Союз

претворился мёртвым»

Полемика ведётся вокруг утверждений:

1. К середине 1980-х гг. у СССР не было сколько-нибудь серьёзных проблем, не было необходимости его реформировать. Курс на перестройку был ошибкой Горбачёва. Либерализация системы дала возможность скрытым антисоветским силам («пятой колонне» Запада), существовавшим в стране, открыто заявить о себе, завладеть сознанием части населения, дискредитировать политическую систему СССР. Безволие Горбачёва привело к тому, что он сам превратился в лидера «пятой колонны». Объективно союзником «пятой колонны» в деле развала Союза стала переродившаяся часть номенклатуры КПСС, «заболевшая сепаратизмом». В основе её поведения – честолюбие и жажда власти. Появление сепаратистов в среде политической элиты страны не обусловлено никакими историческими предпосылками. Это досадная случайность, очевидно вызванная просчётами в кадровой политике. Позиция Ельцина – специфическая форма сепаратизма. Специфика заключается в том, что СССР теоретически мог продолжать существовать без любой из союзных республик, кроме РСФСР. «Суверенизация» РСФСР означала уничтожение СССР в целом. Беловежское соглашение было неправомочным и носило характер преступного деяния.

2. У СССР были серьёзные проблемы, но систему можно было спасти посредством перестройки. Либерализация системы не была ошибкой, это было необходимостью, в том числе – нравственной. Перестройка не привела к спасению системы из-за той части номенклатуры (от Лигачёва до ГКЧП), которая противилась реформам, дискредитируя тем самым политическую систему СССР в сознании граждан. Объективно союзником антиреформаторов стала другая часть номенклатуры КПСС, «заболевшая сепаратизмом».

3. СССР был обречён, он умер бы вне зависимости от курса на Перестройку, его смерть – вопрос времени и обстоятельств, поскольку система была изначально порочна. «Сепаратистская болезнь», а точнее, честолюбие и жажда власти у номенклатуры КПСС – не досадная случайность, а историческая закономерность. Закономерными и нравственно оправданными являлись и антисоветские настроения граждан. В отличие от контрреформаторов типа Лигачёва, Горбачёв понимал, что СССР находится в состоянии кризиса. Начиная Перестройку он стремился именно спасти систему, но это было невозможно. Путь Лигачёва и путь Горбачёва – две дороги к одному обрыву. Ельцин в Беловежье смягчил падение в этот обрыв, предотвратил развитие событий по «югославскому сценарию».

Позиция Ельцина – специфическая форма сепаратизма…

Лукьянов: «Начиная с марта 1991 года сам Ельцин не раз выступал против сохранения Союза».

Однако, как пишет Шахрай, российский президент 17 августа 1991 г. предварительно одобрил проект союзного договора и планировал его подписать 20 августа, однако этому помешал ГКЧП.

Лукьянов: «Нельзя говорить, что работа над Союзным договором была сорвана в результате так называемого путча ГКЧП… Те, кто входил в ГКЧП, как раз выступали за сохранение СССР на основе решений референдума».

Лукьянов: «Конкретным поводом для нанесения главного удара по Союзу было решение российского президента и российского парламента о приоритете российского законодательства над союзным… Немаловажное значение сыграл и факт переговоров Горбачёва с Ельциным и Назарбаевым в Ново-Огарёве 29–30 июля, когда было принято решение об одноканальной системе поступлений в бюджет Союза, и в бюджет республики, Ельцин предложил другой вариант: все деньги идут в бюджет России, а уж Россия по своему усмотрению перечисляет или нет деньги в союзный бюджет».

Если Лукьянов обвиняет Ельцина в сознательном уничтожении СССР, а Шахрай оправдывается за Ельцина, то Анатолий Копейкин из газеты «Русская мысль» оценивает ситуацию по-своему. Он согласен с тем, что Ельцин целенаправленно боролся против СССР. Но это, по оценке корреспондента одной из старейших антикоммунистических газет, начавшей выходить в Париже в 1947 г., это не преступление, а заслуга.

Беловежское соглашение было неправомочным…

Леонов: «Никто не давал подельникам полномочий разрушать то, что было создано в 1922 г. волей полномочных представителей всех народов, объединившихся в едином союзном государстве». По мнению Леонова, президентами России, Белоруссии и Украины руководили «честолюбивые амбиции стать, наконец, полновесными самостийниками и избавиться от всякой опеки со стороны опостылевших союзных властей».

Шахрай: В Вискулях собрались три из четырех республик, учредивших СССР в 1922 г. – Россия, Белоруссия, Украина. Четвёртой была Закавказская Федерация, которая прекратила существование в 1936 г. «Трое из четырёх “отцов-основателей” имели право обсуждать судьбу Союза».

Лукьянов: «…С самого начала вопрос о судьбе Союза был вопросом о соблюдении Конституции. Поэтому беловежский сговор, который произошёл 8 декабря, – это антиконституционный акт… Их действия подпадали под статью 64 Уголовного кодекса: заговор с целью захвата власти».

Почему народ и армия «не заступились» за СССР?

Шахрай: «Узнав о произошедшем, Горбачёв сразу обратился к армии. Вплоть до своей отставки 25 декабря 1991 г. он обзванивал командующих округами, просил поддержку у маршала Евгения Шапошникова. Но военные его проигнорировали».

Лукьянов: «Сотрудники силовых структур задавали ему [Горбачёву – авт.] вопрос: “Что делать с беловежскими заговорщиками?” Но Горбачёв молчал».

Леонов: «…Весь советский народ находился в состоянии глубокого шока и последовавшей затем депрессии. Он был буквально зомбирован разбушевавшейся националистической истерией… Вооружённые силы страны, генералитет, офицерский корпус, парализованные заботой об устройстве личной судьбы, в новых условиях даже не пискнули о своём долге беречь Отечество…»

Тезис о предотвращения «югославского сценария»

Шахрай: «Принимая решение о ратификации соглашения о создании СНГ, Верховные Советы России, Белоруссии и Украины спасли страну от «кровавого спектакля по “югославскому сценарию”, первые признаки которого уже прозвенели в Нагорном Карабахе, Приднестровье, Южной и Северной Осетии, Чечено-Ингушетии, Абхазии».

Последняя возможность предотвратить исчезновение СССР

Лукьянов: Самороспуск союзного парламента после заключения Беловежских соглашений произошёл под огромным давлением Бориса Ельцина. «Вспоминаю, что Горбачёв говорил: “Если бы мы не изолировали Лукьянова, то он мог организовать Съезд народных депутатов и решение о самороспуске не было бы принято”. Напомню, что я в это время сидел в тюрьме. Горбачёв был прав».

Сепаратисты в руководстве КПСС

Леонов соглашается с тем, что заметную роль в исчезновении СССР с политической карты мира сыграла номенклатура КПСС – «республиканские князьки», «клявшиеся в верности интернационализму…, превращаясь в лютых национал-шовинистов». Однако, вопрос о том, является ли их появление случайным или закономерным, Леонов оставляет открытым. С одной стороны: «За годы советской власти союзные и автономные республики полностью создали и отладили свои государственные механизмы, вырастили и накачали властными амбициями местную национальную элиту». С другой стороны, гибель державы предопределила «совокупность в основе своих субъективных факторов. Никаких объективных предпосылок к этому не существовало».

С последним высказыванием солидарен Лукьянов: «…Никаких объективных предпосылок для развала Союза не было…» При этом он ссылается на итоги референдума, проводившегося в марте 1991 г.: «…76 процентов населения страны проголосовали за сохранение СССР. Но националистическими кругами союзных республик и западными спецслужбами на территории СССР активно велась подрывная работа… Напомню, что развал Союза соответствовал доктрине Даллеса и позиции Бжезинского».

Фактор «республиканских князьков» отмечают и те авторы, которые считают исчезновение СССР с политической карты мира событием исторически закономерным. Драгунский пишет: «Было одно только торопливое желание лидеров перевести свою исчезающую на глазах советскую легитимность в легитимность демократическую…» Он объясняет это так: «Номенклатура разрасталась, и ей уже не светило завершение карьеры в столице… Им уже не хотелось на Старую площадь или в Совмин Союза. Они мечтали узаконить свой статус региональных хозяев».

Тезис об изначальной обречённости системы

Драгунский: «А я, кажется понял, что меня так бесило в наших противниках империи. Раздражала их уверенность в собственном всемогуществе. Как будто бы без демократов СССР по сию пору стоял бы оплотом вселенского зла. Развалился бы, как миленький».

Шахрай считает процесс распада СССР необратимым и указывает при этом на три причины: «Первая, как мина замедленного действия, десятки лет дремала в статье советской Конституции, которая давала союзным республикам право на свободный выход из состава СССР…»

Леонов: Под реализацию сепаратистских проектов «уже была давно подведена организационная база в виде национально-федеративного устройства СССР. Все государственные образования, которые кладут в основу своего устройства принцип национальных автономий, обречены на распад и гибель».

Драгунский: «Сторонники “сталинского блока за СССР” обвиняют в развале великой державы перестроечных демократов. Люди, чуть более глубокие, склонны винить большевиков, которые разделили единую Россию на республики и автономии и тем самым подготовили процесс дезинтеграции. Это и так, и не так…» Драгунский указывает на этнополитическую причину гибели Советского Союза и проводит прямую аналогию с гибелью Российской империи: «Согласно переписи 1897 года в России (если считать без Польши и Финляндии) было 72% русских. Если с Польшей – 67%. Страна балансировала на грани этнополитической стабильности. Известно, что если основной этнос составляет 70–95% населения, то меньшинства, как правило, интегрируются в единую нацию. При уменьшении доли основного этноса возникают иные центры этнокультурной консолидации. Дополнительная проблема была в том, что в число русских включали украинцев и белорусов. В составе “общерусского”, так сказать, населения украинцев было 27%, белорусов – 7%. Опять та же проблема – даже в “триедином восточнославянском народе” русских было примерно 67%, то есть их численность чуть-чуть не дотягивала до интегрирующей. Если бы Россия не завоевала Центральную Азию и Кавказ, то “объединённые русские” составляли бы свыше 80% населения и ситуация была в принципе иной. Не исключено, что русские (то есть собственно “великороссы”) стали бы центром консолидации восточнославянских народов. Но появление центральноазиатских и кавказских центров стало дополнительным стимулом для распада “восточнославянского триединства”». К концу 1980-х гг., по оценке Драгунского, русские едва-едва составляли половину населения СССР. Автор делает вывод, что в России начала ХХ века социальный и военно-политический кризис совпал с кризисом государственного пространства. Территориальная экспансия («первая имперская ловушка») превратила Россию в организм, трещащий под собственной тяжестью. Драгунский считает, что чересполосицу народов, религий и жизненных укладов объединяло одно – общая принадлежность к доиндустриальной цивилизаци. Индустриализация, осуществленная в СССР стала «второй имперской ловушкой»: «Для модернизации отсталой многонациональной страны нужны “национальные кадры на национальных окраинах”. Но эти кадры – питательный бульон для национализма».

Вторая причина в концепции Шахрая – «“Информационный вирус” зависти, в полную силу проявивший себя в конце 80-х – начале 90-х. Не выдержав испытания кризисом, некогда “братские народы” стали жалеть куска хлеба друг другу. Третья причина – процессы так называемой “автономизации”. Когда выдохлась перестройка и ослабел союзный Центр, власть начала “протекать” на нижние этажи – в союзные и автономные республики». Шахрай указывает и на то, что президент СССР, избранный лишь Съездом народных депутатов, а не прямым голосованием населения, выглядел менее легитимным и авторитетным, чем любой из президентов союзных республик. Третью из перечисленных причин вызвал к жизни, по оценке Шахрая, сам Горбачёв. “План автономизации” предполагал поднять статус автономии в составе РСФСР до статуса союзных республик, и имел целью ослабить Ельцина. В случае реализации плана РСФСР потеряла бы 51% территории со всеми стратегическими ресурсами и почти 20 миллионами населения. Именно в противовес этому плану российский Съезд народных депутатов подавляющим большинством голосов принял Декларацию о государственном суверенитете СССР.

Драгунский считает, что СССР ждала ещё и «третья имперская ловушка» – «классическая “демографическая ловушка Третьего мира”. Высокий прирост населения заставляет расходовать на здравоохранение и образование – и вообще на потребление – всё больше и больше средств, что сводит на нет любые экономические успехи… Перенаселённый юг СССР стал получателем экономической помощи из Центра… Помощь из Центра на деле редко доходит до тех, кому она была предназначена. Обогащаются местные этнические элиты… А на другом социальном полюсе накапливается нищета… В результате обозлились все. Русские – “главный народ” советской империи – считали, что за их счёт обогащаются национальные меньшинства. Что касается местных царьков и князьков, то это, увы, была правда. Национальные меньшинства полагали, что под властью русских они влачат нищенское существование. Поскольку это касалось простых людей, это тоже было правдой». Автор приходит к заключению, что к концу 1980-х гг. все союзные и почти все автономные республики стали ощущать себя национальными государствами, лишёнными самостоятельности. «Вслед за “расцветом наций и народностей в братской семье СССР” закономерно наступил этап национально-освободительной борьбы». В связи с этим автор неизбежно соглашается с тезисом о том, что в Беловежье была предотвращена угроза «югославского» варианта развития событий: «…Операция по роспуску СССР прошла быстро и тихо. Беловежские и Алма-Атинские соглашения были скоропомощной мерой, которая предупредила крупномасштабную национально-освободительную (или имперско-восстановительную) резню».

Давиташвили приводит «4 причины по которым развалился СССР». Все они носят социально-психологический характер. Первая из них – «олимпиада и интердевочки». Летом 1980 года в Москве произошло «нечто таинственное и фатальное: несмотря на урезанный состав стран-участников, в жизнь советских людей необратимым образом просочился завораживающий аромат – аромат жизни иной, нездешней, проник и обозначился наяву магический дух зазеркалья… Иностранные гости разъехались и увезли с собой незабываемый образ – образ людей из другого, красивого, непринужденного мира… Крушение советской империи, некогда скромно названное его авторами “перестройкой”, началось вовсе не в уме генсека Горбачёва, даже не в умах диссидентов, и даже не в умах стратегов противостояния с СССР (иначе бы они прислали тогда на Олимпиаду все свои делегации и привезли бы ещё больше всяких безумных соблазнов). Оно вовсе началось не в умах. Оно случилось в тот момент, когда после Олимпиады отряженные на неё отечественные “жрицы любви”, они же сексотки, они же специалистки по “сексуальному шпионажу”, оставшись не у дел, продолжили гордо звать себя иностранным и быстро ставшим культовым словечком “путаны”… Именно они, путаны, ещё задолго до всякой гласности заявили твёрдое и категоричное “нет” всему совковому – от родных рублей, одежды, напитков до собственно соплеменников-мужчин. Этот-то бесповоротный отказ однозначно привлекательных в физическом плане представительниц женского пола от всего “своего” в пользу “фирмы”, включая “мужиков”, и стал первым гвоздём, вбитым в гробовую доску советского строя, а уже отсюда – и самой Советской державы. Мужская половина СССР была оскорблена в своих самых глубоких инстинктивных чувствах. И самая оборотистая, хваткая, амбициозная часть мужского населения страны, напрочь отринув всякие патриотические чувства, сделала свой выбор в пользу нового стиля – “несоветского”. Так появились пионеры той касты, которую впоследствии стали именовать “новыми русскими”».

Вторая причина распада СССР в концепции Давиташвили – «сухой закон и цена на водку»: «Наиболее одиозным из первых же нововведений перестроечных властей становится “сухой закон”. Введение “сухого закона” в пору разворачиваемых на фоне нарастающего товарного дефицита реформ выглядит почти диверсией. Лишить народ, живущий в режиме обеспеченной (самодостаточной) бедности, одной из его традиционных радостей – винопития – означало вогнать его в состояние абстиненции, внушить ему неистребимую обиду на реформистскую власть и отождествляемое с ней государство».

Причина третья – упразднение валютных чеков. Давиташвили считает сеть магазинов «Берёзка» одним из очень тонких, «изощрённых» инструментов манипулирования интересами «среднего класса» в советском обществе, которым являлись дипкорпус, партхозноменклатура и приравненная к ней прослойка функционеров. Возможность отовариваться в «Берёзке» была совершенно определённо привилегией. Кроме того, у любого гражданина страны всегда оставалась лазейка – приобрести «чеки» с рук за рубли. Срабатывала защитная функция денежных суррогатов в отношении внутренней рублёвой валюты: чтобы купить инвалютный товар, в принципе достаточно иметь только рубли. Упразднение чековой системы стало активнейшим стимулом для включения страны в валютно-спекулятивные сделки, к культу фирменных товаров прибавился культ СКВ, в результате чего «была полностью подорвана вера в стабильность и надёжность собственной рублёвой валюты, которая тут же стала именоваться “деревянной”, что в целом не могло не подорвать общенародного уважения к государству, не обладающему способностью обеспечить себя твёрдой денежной единицей…»

Четвёртая, по схеме Давиташвили, причина исчезновения СССР – «смерть спецраспределителей»: «“Средний класс” – номенклатура, являвшаяся главной функциональной опорой государственной машины, её становым хребтом, – был в одночасье лишён ключевых побудительных стимулов для своего надёжного и бесперебойного функционирования».

Развивая свою мысль, Давиташвили несколько иначе, по сравнению с уже процитированными авторами, трактует роль «республиканских князьков» в распаде СССР. Сепаратизм номенклатуры союзных республик был обусловлен не только и не столько ростом их собственных амбиций, а роковым решением центрального руководства о ликвидации спецраспределителей и, как следствие того, новой жизненной позицией именно центральной номенклатуры: «Партхозноменклатура, находившаяся в центре метрополии, то есть в Москве или в административной близости к ней, легко пожертвовала прежним социально-экономическим строем… в надежде посредством близости к Центру успеть встроиться в любую новую систему управления и распределения. Бывшие связи с республиканскими элитами, работавшие на союзном уровне, без труда отбрасывались как необязательные, лишние или обременительные в угоду сохранения своего социального статуса, хотя бы и путём распада географии прежней державы. Здесь работал принцип: находясь в Центре, прокормить себя мы сумеем всегда и без сателлитов. Что же касается самих сателлитов – союзных республик, то там местная номенклатурная прослойка, лишившись прежних административных рычагов, льгот, привилегий, ранее дарованных Центром за лояльность к себе, всю вину за это, естественно, естественно, возлагала на этот же Центр. И теперь выход из-под протектората Москвы уже вовсе не выглядел на ближайшую перспективу потерей, а в чём-то казался вполне выигрышным».

Иными словами, не национальная «элита», отвоевала себе долгожданную независимость, а центральная «элита» отбросили национальные окраины как ненужный балласт, руководители которых имели психологические основания смириться с этим фактом.

Действия контррефрматоров

Решающий вклад в развал КПСС и тем самым в распад Союза, по оценке Шахрая, внесли Иван Полозков и Геннадий Зюганов, создав республиканскую партийную организацию – КП РСФСР. Кроме того, на сентябрь 1991 г. готовилось проведение съезда КПСС и Съезда народных депутатов СССР, чтобы сместить Горбачёва с постов Генерального секретаря КПСС и Президента СССР. В качестве контрмеры Горбачёв был вынужден обратиться к главам союзных республик с обещанием радикально расширить их полномочия. Реакцией на это стал ГКЧП – «последняя капля, перевесившая чашу весов в пользу распада СССР».

Сложение с себя Горбачёвым полномочий Генерального секретаря, его призыв к ЦК КПСС принять решение о самороспуске, роспуск компартий союзных республик, заявления о государственной независимости республик (фактически – о выходе из состава Союза) – вот череда событий, приведших к тому, что к декабрю 1991 г. в составе СССР оставались только Россия и Казахстан.

Важным фактором крушения СССР Шахрай считает украинский референдум 1 декабря 1991 г., на котором абсолютное большинство граждан республики проголосовало за независимость. Это, по оценке автора, помешало СНГ стать просто новым наименованием «более федерального» СССР. Примеру Украины последовали и другие республики. Таким образом, соглашение, подписанное 8 декабря 1991 г. главами России, Белоруссии и Украины, «официально оформило давно состоявшуюся кончину СССР».

Леонов: «В Беловежской Пуще прикончили уже агонизировавший Союз, который шансов на выживание практически не имел».

Горбачёв и «пятая колонна»

Леонов: «Зачинателем мучительно долгого процесса убиения СССР следует, разумеется, признать безвольного словоблуда М. Горбачёва, который с самого начала своего верховного мандата стал невольно расшатывать доверие к центральной власти, ослаблять скрепы, державшие единство государства… Неспособность погасить первые вспыхнувшие конфликты на этнической почве стала детонатором для цепной реакции разрушения… В центре развала с 1987 года стояло противостояние между Горбачёвым и Ельциным, за которым ничего не было, кроме личностных амбиций…»

Лукьянов: Настроения Ельцина «усиленно подогревали такие люди, как Бурбулис и Шахрай. Часто в то время говорили так: “Надо покончить с Горбачёвым. Но это можно сделать только путём ликвидации союзной власти”».

У системы были серьёзные проблемы, но её можно было спасти

Горбачёв: «Я считаю, что Союз можно было сохранить. Да, судьба всех империй – они всегда распадались, пройдя пик достижений. Но я не согласен с суждениями тех, кто считает, что это была типичная империя». Горбачёв указывает на материальную поддержку Советским Союзом различных режимов: на Кубу и Афганистан расходовалось по 5 миллиардов долларов в год, на Вьетнам – 2 миллиарда и т.д. «Истощали страну, которая нуждалась сама в преобразованиях. Только пример решения социальных проблем, человеческих проблем мог укреплять наш авторитет. А ставка была сделана на то, что он укрепляется 64 000 танков. Потом их начали пилить. Вложив туда сначала лучшие трудовые ресурсы и лучшее сырьё…»

Главной проблемой Советского Союза Горбачёв считает сверхцентрализацию: «Это было жёсткое бюрократическое государство, где подавлялась инициатива, где диктаторски велись дела». Децентрализация в понимании Горбачёва: «…Нужны были новые права, полномочия, а в самих республиках, кстати, нужно было дальше идти через новую экономику и новый поход, через рыночную экономику, через аренду, а потом и частной собственности к инициативам людей. К самостоятельности их».

«Я вас уверяю: то, что мной руководило, – это мои глубокие демократические убеждения, к которым я пришёл. И мои выводы, к которым я пришёл, в пользу свободы, и открытости, и политических реформ».

Горбачёв не соглашается с выдвигаемыми против него обвинениями в том, что он и его команда задали слишком быстрый темп преобразований, который «не смогла переварить даже наиболее продвинутая и подготовленная часть общества». Горбачёв говорит о том, что медленнее по пути реформ двигаться было нельзя. Однако сам тезис, с которым не соглашается Горбачёв, представляется нам сомнительным. Скорее напротив, общество (его «продвинутая часть») всегда оказывалось левее власти. Власть предлагала гласность, общество требовало свободы слова. Общество требовало многопартийности, а Горбачёв говорил о том, что само по себе наличие нескольких партий ещё не является залогом демократии в обществе. Хорошо известна полемика вокруг 6-й статьи конституции и движения за независимость в Прибалтике.

Перспективы СНГ

8 декабря 1991 г. Борис Ельцин, Леонид Кравчук и Станислав Шушкевич заявили об образовании Содружества Независимых Государств, мотивируя своё решение тем, что «объективный процесс выхода республик из состава Союза ССР и образования независимых государств стал реальным фактом». К вступлению в СНГ были приглашены все желающие. 12 декабря на этот призыв откликнулись главы пяти среднеазиатских республик, собравшиеся в Ашхабаде. Они заявили о готовности стать равноправными соучредителями СНГ. Окончательное формирование содружества состоялось 21 декабря в Алма-Ате. В его состав вошли бывшие республики СССР кроме трёх прибалтийских и Грузии, в которой в это время шла гражданская война. Грузия стала членом СНГ при президенте Э. Шеварнадзе.

Десятилетие провозглашение СНГ было отмечено появлением ряда публикаций в российских СМИ. Публикации показывают, что не было единого мнения о сущности СНГ, целесообразности его существования, перспективах развития.

«За все эти годы, – пишет политический обозреватель “Российской бизнес-газеты” профессор В.Д. Кузнечевский, – Содружество не один раз стояло перед необходимостью своего коренного реформирования, поскольку существующие формы организации не устраивали (да и сейчас не устраивают) практически никого. Из сотен принятых совместных документов работают единичные. Не удалось создать (а практически – восстановить) единое экономическое пространство. Вопрос вопросов – создание свободной экономической зоны в рамках СНГ до сих пор пребывает в состоянии дискуссий». По оценке Кузнечевского, СНГ всё больше превращается в своеобразный «клуб президентов», где они получают редкую возможность обменяться откровенными мнениями о месте и роли своей страны в международном сообществе. Обозреватель считает показательным, что в рамках этой организации постоянно возникают своего рода субсодружества: Российско-белорусский союз, Центрально-азиатский союз, ГУУАМ (Грузия, Украина, Узбекистан, Азербайджан, Молдавия), ЕврАзЭс – Евразийское экономическое сообщество (Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Россия, Таджикистан). Последнее образование явилось качественно новым, перечисленные пять стран – «подлинное ядро СНГ». Вместе с тем, самой действенной формой сотрудничества в Рамках Содружества Кузнечевский считает двусторонние взаимоотношения.

Драгунский: «Не надо путать интеграционные процессы с “восстановлением Союза”. Наоборот! Государственное присоединение к России резко нарушит едва сложившийся деликатный баланс республик, краёв и областей Российской Федерации. Дезинтеграция, которую Россия почти чудом проскочила в 1992–1994 годах, может начаться как реакция на создание “союзного государства”».

Собственная идея

Ни в одной из отслеженных публикаций, посвящённых историческому финалу СССР, нет указаний на очень важный фактор крушения советского государства. Мы имеем ввиду наступление «компьютерной эры». К концу ХХ века уже ни одна страна мира не могла бы претендовать на статус «сверхдержавы», не проведя тотальную компьютеризацию всей хозяйственной, научной, военной и других сфер. Вместе с тем, сама идея компьютера, а тем более Internet – глобальная международная информационная «паутина», абсолютно не совместимы с идеей цензуры – основы основ любого тоталитарного государства. Сегодня, да и вчера как абсолютнейший анахронизм выглядит диссидентская схема распространения самиздата («“Эрика” берёт четыре копии – вот и всё, а этого достаточно»), провоз в страну нелегальной литературы энтээсовскими «орлами», «шаровые акции» НТС, позволившие разбросать над просторами СССР 100 миллионов листовок. Даже работа Радио Свобода, Голоса Америки, Би-Би-Си, Немецкой волны. Дискета, потом лазерный диск, потом флэшка позволяют компактно хранить, тиражировать и молниеносно передавать гигантские объемы информации. Широкомасштабный доступ интеллектуальной части советского общества к нелицеприятной для КПСС информации неизбежно приведёт к существенному сужению социальной базы режима.

Фактически, перед руководством КПСС в середине 1980-х гг. стояла дилемма: либо не компьютеризировать страну, оставить советское общество закрытым, и, тем самым, похоронить всякую надежду на сохранение научно-технического паритета с США; либо начать компьютеризацию, предварив её превентивной акцией – отказом от политической цензуры, разрешением публиковать в СССР ранее запрещённые тексты от художественной литературы Серебряного века до монографий советологов. «Добровольный» шаг КПСС навстречу обществу мог смягчить психологический эффект от чтения населением крамольных произведений.

Следует отметить, что данная дилемма существовала вне зависимости от того, была она осознана руководством КПСС, или нет. Ярчайшим представителем сторонников второго пути является Горбачёв. Своё решение о проведении политики Гласности он объясняет соображениями морально-этического порядка. Но, возможно, на подсознательном уровне он понимал практическую и даже утилитарную необходимость данного решения: «…Когда мы столкнулись с такими процессами, как вызовы научно-технической революции, когда потребовалось гибкое реагирование на перемены, когда потребовались быстрые перемены со сменой технологий… то оказалось: всё, машина не работает».

Однако, психологический эффект от публикации в советских «толстых журналах» антисоветских произведений был всё равно очень велик. На смену латентному неприятию партийных трактовок истории страны, большевистской идеологии, да и всей системы ценностей советского общества пришла активная гражданская позиция, основой которой был ярко выраженный и бескомпромиссный антикоммунизм. Это относится преимущественно к молодым горожанам, занятым в интеллектуальной сфере. От политической воли этой части общества во многом зависело развитие событий в кульминационные моменты истории, прежде всего в 1991 году.

Ю.Ц.

Оставить отзыв
Заказать звонок