ВИКТОР ТРОИЦКИЙ

“Этот разговор проходил 1-го мая 1933 г. на Беломорстрое. Уже высилась красавица Маткожненская плотина, издали привлекая взор своим кокетливым, матово-зеленым ажуром. Уже приходил к концу восьмикилометровый 165-й канал, на котором круглые сутки стоял гул от подрывных работ, похожий на войну 1914 - 1915 г. на западном фронте, и из которого из одного было извлечено больше миллиона кубометров самых разнообразных пород. Велось последнее наступление для открытия Беломорско-Балтийского Канала летом этого года и для сдачи его тут же в эксплуатацию.

Мы отменили свои выходные дни с тем, чтобы компенсировать их впоследствии. И 1-е мая было нашим первым праздничным днем после двух месяцев работы”.

Так буднично и с точным знанием дела, изобличающим в авторе заправского строителя гидротехнических сооружений, а вернее сказать, каналоармейца со стажем, начинается одна из повестей А.Ф. Лосева под названием “Из разговоров на Беломорстрое”. Герои повести, в недавним прошлом всяческие анархисты или вредители, а теперь, после сталинской перековки, просто ударники Беломорстроя решили с умом использовать редкостный случай относительно длительной передышки и горячо откликнулись на призыв своего коллеги, от лица которого ведется повествование, - “собираемся у меня в Арнольдовском поселке”. И собрались, чтобы вести философскую дискуссию о непростой связи технических усовершенствований и прогресса цивилизации (тема, что и говорить, вполне естественная в кругу образованных ИТРов), но также о проблемах выбора и ответственности, о судьбе и случае, о теории и практике, о художественном и целесообразном, о мере (эстетической) и порке (разумеется, кнутом)... Можно было бы еще перечислять много важных категорий, а можно выразиться и в двух словах - рассуждали они о смысле жизни. Признаться, жутковато следить за прихотливыми извивами этой ученой и временами весьма горячей дискуссии, случившейся вдали от университетских кафедр на фоне не слишком изысканных лагерных декораций. В этих хорошо им изученных декорациях реально пребывал и сам автор повести.

А что если проверить, не уцелел ли этот дом в Арнольдовском поселке?

И вот в конце июля 1999 г. мы оказались в Медвежьегорске. Теперь это районный центр, входящий в состав республики Карелии, небольшой городок на северном берегу Онежского озера. В тридцатые годы по степени, так сказать, столичности сей град соперничал с самим Петрозаводском. Еще бы - столько народа, вольного и подневольного, было сконцентрировано здесь по воле партии на великой стройке, порученной ОГПУ-НКВД. Первые шлюзы Беломорканала расположены в двух десятках километров отсюда, в Повенце (“Повенец - свету конец”, - любят здесь приговаривать), а на полпути между ними и Медвежьегорском среди глухого сосняка расположилось урочище Сандормох. Здесь осенью 1937 года по решению особой тройки тайно расстреляли более тысячи наших соотечественников, привезенных с Соловков. Года два назад открыт мемориал. Такие тут места.

Вот и городской музей, где нас уже ждут. Директор музея С.И. Колтырин и большой знаток медвежьегорских реалий, он же сотрудник музея Е.О. Тумаш гостеприимно показали, чем богато его собрание. Право, есть что посмотреть, но о том надобна отдельная повесть. В лагерном разделе музея нашлось место и для упоминания о нашем герое: небольшой стенд с фотопортретом (правда, знаменитая черная шапочка после усилий ретушера обратилась в нечто фантастическое) и с броским, даже не без гордости, заголовком: “И великий Лосев был у нас”. Скромный эвфемизм был читается, конечно, как общепонятное сидел. Договорились о дальнейшем сотрудничестве, в том числе о расширении лосевской экспозиции по нашим материалам - книги, фотографии, копии документов скоро, надеемся, придут сюда из запасников Культурно-просветительского общества “Лосевские беседы”.

Что касается Медвежьей горы, то здесь приходится констатировать некоторое неудобство. Дело в том, что о самом-то названии есть соответствующая, вполне развернутая этимологическая легенда, да еще и в трех вариантах, а вот таковую гору старожилы указать затрудняются. Та красивая сопка, что высится над Мурманской железной дорогой и которую так хорошо обозревать с привокзальной площади, носит название Лысой. А если смотреть через “железку” из центральной части города, в сторону поселка сплошь из деревянных домов (он, кстати, и назывался когда-то Арнолъдовским поселком, по фамилии инженера Арнольдова, его строителя; теперь это название мало кто из жителей помнит), то перед нами предстанет изящный силуэт Дивной горы. В каком из этих возвышений больше медвежъегорности, предлагается рассудить самостоятельно... Наш путь лежал туда, в сторону горы Дивной, в бывший Арнольдовский или Арнольдов, - еще и так называли - поселок.

Он расположился в большой котловине, по форме напоминающей заметно вытянутый треугольник. Одну сторону его прочерчивает железная дорога, что отделяет поселок от основной части города. Вторая сторона образована цепью сопок, которая не только разнообразит роскошную плоскость Онежского озера пусть и скромными, но все же вертикалями, но и защищает Медвежьегорск от северных ветров. Основание треугольника являет речка Кумса, неспешно несущая свои чистые воды в Онегу. А ведь могло и не быть этой симпатяги: существовало же два проекта Беломорканала, с использованием естественных водных путей через Водораздел, Сегозеро и реки Сегежу и Кумсу (так называемый западный вариант) и от Повенца через озеро Выг и реку Выг (восточный вариант). Победил второй, как более дешевый и скорый в завершении.

Автор на крыльце того самого дома Лосевых

Сразу видно, что многие дома поселка недавней постройки, так что на их фоне явственно выделяются вкрапления старых изб, приземистых и зеленью плотно укрытых. Поселковая ономастика тоже по-своему доносит весть из недавнего прошлого, трагического и одновременно героического - вдоль реки тянется улица Октябрьская, на нее выходят, одна параллельно другой, улицы Красногвардейская, искомая Фрунзе и, наконец, Пролетарская. Не без волнения идем вдоль улицы Фрунзе, отсчитываем строения, - и вот он, дом под номером 10, целехонький! Как и все здешние старые дома, этот стоит прямо на земле без всякого фундамента, бревна стен черны от времени или, точнее сказать, красно-коричневы с изрядной чернью. А время-то наступает неумолимо: прямо к тыльной части дома примыкает новодел, как мы вскоре узнали, возведенный на месте послевоенной пристройки. Любезный хозяин - здесь живет семья Наумовых, - охотно сообщил, что дом их построен еще в 1926 году (как раз тогда, подходяще отметить, закладывали поселок) и среди немногих уцелел после пожаров в войну. Жили тут переселенцы, которых не следует путать со спецпереселенцами, например, бывшими кулаками, т.е. людьми репрессированными, высланными принудительно. Они, вольные, имели некоторые льготы, получали подъемные и специальную бумагу на жительство. Видели мы такую в музее, водворительный билет называется: хоть и вольные вы люди, товарищи, а соизвольте-ка водвориться, куда велено ...

О пребывании А.Ф. Лосева здесь никто, ясное дело, не помнит, да и в доме за столько лет сменилось множество обитателей. Удивительно, что жилище это в хорошей сохранности и являет, кажется, вполне первозданный вид. Только крыша явно подновлялась да вот балкончик на уровне чердака недавно разобрали, по ветхости пришлось убрать красоту. Кстати, о красотах. Домик располагается весьма нестандартно, если сравнивать его с другими строениями по улице Фрунзе. Он как бы отступает вглубь сцены, в сторону от линии общего ранжира, теснимый по направлению к дивногорскому горизонту извилистым ручьем. Этот безымянный приток Кумсы образовал под окнами избы локальный, можно сказать, для домашнего употребления пейзаж со своею лужайкой у плавной водной излучины (слегка подпорчена заболотиной) и склоненными деревами по берегу. Если Алексей Федорович имел возможность выбирать свое медвежьегорское пристанище, то он выбрал лучше некуда. Сейчас трудно судить, точно ли это тот самый особняк, та самая хибарка или даже банька, о которой столь часто упоминалось в письмах Лосевых. Не исключено, к примеру, что рядом с ныне сохранившимся домом действительно было когда-то еще некое строение, его и сдавали внаем. Но в любом случае адрес, пейзаж, само место на фоне Дивной горы, бесспорно, те самые. Именно здесь родилась значительная часть философской прозы Лосева, полной страстных, а когда и горьких размышлений о судьбе родины. Здесь написаны многие главы его фундаментального труда “Диалектические основы математики”. Рукопись удалось опубликовать лишь недавно, спустя 60 лет, она составила шестой том собрания сочинений мыслителя. И создавалось все это урывками (надо ж еще драться за Канал), под угрозой неуклонно надвигающейся слепоты и с постоянно-тяжким грузом ожиданий, не отпускающих сердце (то-то еще будет?!). Именно здесь после лагерных мытарств соединились два любящих человека, “после стольких мук и слез, после стольких надежд и ожиданий” - так писал Лосев жене, уже перебравшейся в Москву для хлопот, сам все еще оставаясь здесь, на Медвежке. “И куда не пойду, везде ощущаю какую-то тайную надежду на что-то большое и чудное, и везде вижу тебя, твой тонкий и высокий стан, твою измученную, чуткую душу. И этот мост с дырками и вечным корявым, нелепым железом, которое все еще лежит там ни к селу, ни к городу, и это толстое неуклюжее бревно, которое мы с тобою так-таки и не перепилили, и это озеро, и эти погашенные зеленые тона лесных ландшафтов, и эти баночки, и эти две бутылки керосину, и эти гудки “тю-тю-тю-тю-тю” - все, все, вся Медвежка наполнена тобою, звучит тобою, и куда ни пойду, везде вижу твой ласковый, улыбчивый лик и чую твою ласку, твою нежную, и вечную, и веселую, и трепетную ласку”...