Учредительный съезд Всегражданского христианского союза (ВХС) должен был пройти в Кремле 5-6 июля. Намечалось пригласить в Москву 2000 делегатов (в том числе от Ненецкого автономного округа, Дагестана, Ингушетии, Чечни), а также 3155 гостей. В числе последних ожидались: 100 человек из администрации президента, 100 — из правительства; 250 представителей иностранных государств, еще 50 — от международных организаций. От Московской Патриархии планировалось 800 гостей (это почти что численность давно не созывавшегося Поместного Собора). Властью и спонсорами на проведение съезда выделялось 615 тыс. долл., из них 150 тыс. — на “рекламно-информационную кампанию в СМИ” (здесь и далее цит. по документам оргкомитета по подготовке и проведению съезда). Главная цель кампании — “содействие широкому публичному признанию идеологии и технологий Всегражданского христианского союза, а участников движения - как социальной базы центристских политических сил и опоры существующей государственности в России”. А вот еще цели и задачи: “Внедрение в общественное сознание максимально благоприятных, устойчивых представлений о высоком статусе, исключительной политико-социальной значимости съезда, а также по итогам мероприятия о его реальном успехе”.

“Реальный успех” был обеспечен, так казалось всем. План проведения мероприятия был фундаментальный, документы предусматривали даже рассадку клакеров в зале. Но главным залогом успеха представлялось другое: как могло... не сорваться, конечно, об этом и говорить-то было смешно, но хотя бы пройти как-нибудь “не так” — создание государственной христианской партии?!

Именно к этому и шло дело. Вот что сообщал, например, корреспонденту газеты “Время новостей” Игорь Подзигун, председатель оргкомитета ВХС, член Общественного совета по благотворительной деятельности и социальному служению Московской Патриархии:

“Идея создания ВХС была озвучена в 1997 году решением Архиерейского Собора, тогда же она получила благословение Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Период создания ВХС совпал с заявлением президента о построении политической системы, о четкой партийной палитре. Сейчас у нас появилась уникальная возможность о себе заявить. У партии власти нет идеологии, и мы готовы оказать “Единству” в этом активное содействие” (“ВН”, 29 июня 2000 г.).

“Не была бы эта инициатива консервативно-государственно-державного толка”, “Кремль конструирует христианское политическое движение при поддержке Патриархии”, — тревожилась пресса.

Цели, короче говоря, были ясны, а задачи определены.

Неожиданности начались в ночь на 5 июля. Широкая приглашенная общественность узнала о них поутру: в Кремлевский дворец ее не пропустили.

Между тем, создание этой партии стало бы деянием вовсе не смешным. И “несоздание” ее, наряду с некоторыми другими событиями июля, — симптом весьма существенный... Но не будем предварять оценками изложение утреннего водевиля; мы лишь просим читателя вглядеться в него внимательно.

Итак, делегаты и гости стояли у закрытых Кремлевских ворот. Время тянулось. Наконец стало ясно: что-то произошло. Циркулировали слухи о каких-то ночных телефонных переговорах. Напряжение нарастало.

Прошло два с половиной часа, и наконец появился один из руководителей оргкомитета. Им оказался бывший глава Федерального фонда поддержки малого предпринимательства, а еще ранее — штатный сотрудник КГБ Юрий Пимошенко. Через мегафон патрульной машины он оповестил народ: съезд не состоится. По техническим причинам. После этого Пимошенко включил сирену.

Почти немедленно в распоряжении СМИ оказались объяснения происшедшего. Да какие!

“Интерфакс сообщил со ссылкой на анонимный источник в Патриархии, что 4 июля Патриарх попросил перенести дату съезда. Он якобы мотивировал это тем, что к подготовке мероприятия не были привлечены авторитетные представители РПЦ. [Иначе] “в Кремле мог бы пройти смотр, который продемонстрировал бы мощь и влияние Русской Православной Церкви”, — говорится в сообщении” (цит. здесь и далее по “Известиям” от 6 июля с.г.).

Убедительную анонимную версию можно было бы не комментировать. Тем более, что это уже сделано: “Секретарь по взаимоотношениям общества и Церкви отдела внешних церковных сношений о.Всеволод Чаплин заявил, что ему ничего не известно ни о подобном обращении Патриарха, ни о других возможных источниках подобной информации”. Но хотим обратить внимание читателей на одну деталь.

“Мощь и влияние Русской Православной Церкви”... Речь идет, по контексту, о политической мощи и о партийном влиянии. И, похоже, никто — от автора версии и до критичных ее комментаторов — не сомневается: обладать этаким влиянием для Церкви хорошо весьма.

Так стоит ли удивляться, читая в “Журнале Московской Патриахии” рассуждения о благах для РПЦ послепетровского синодального периода, незаслуженно оклеветанного мыслителями и богословами последних веков? И вправду: Церковь имела и влияние, и мощь, она была важным колесом государственной машины. И в борьбе со зловредными сектами (но, к слову, не с “иноземными конфессиями”!) всегда могла рассчитывать на полицейскую поддержку...

Не будем увлекаться отступлениями, продолжим разговор о версиях событий.

“Источником второй версии является управделами президента: организаторы якобы не оформили соответствующее разрешение на проведение мероприятия в Кремле. Но в оргкомитет съезда был введен помощник управделами Президента Константин Голощапов. Он, видимо, должен был знать, какие требуются бумаги (...) Организаторы съезда до последней минуты медлили с процедурой заключения договора на аренду зала”...

Больше версий, пожалуй, и не надо. Это “неоформленное разрешение”, этот “незаключенный договор” — они объясняют все.

Кто занимался организацией ВХС с президентской стороны? Не Касьянов, не Греф; в окружении Путина немало профессиональных “открывателей” и “закрывателей” общественных движений и групп. И в версии управделами четко просматривается их почерк.

Дело должно быть оформлено не до конца, только в этом случае оно в твоих руках. На все и на всех — на мероприятия, на людей — надо иметь, грубо говоря, “компромат”. Его можно и не пускать в ход, если не будет нужды. А если будет — прикроем, на полном законном основании: у вас недооформлено, вы вовремя не уплатили... Десятилетиями КГБ “работал” не со съездами, а с отдельными людьми. И есть, конечно, разница в конкретных реалиях той и другой работы. Но как не опознать знакомый почерк?

Ответ на этот вопрос состоит из двух частей. Надо понять, во-первых, чего хотела от нового политического образования власть. А во-вторых, — что она, с неизбежностью, получила.

На роль столь остро необходимой “европейской почвенной” и предложили себя околоцерковные политики. Ясно, что президентским конструкторам предложение пришлось по вкусу. Ясно, что лоббисты Патриархии в государственных кругах не теряли времени даром. Потекли деньги, завертелся хоровод, в котором правительственные чиновники были уже неотличимы от церковных. А значит: “Патриарха хотят сделать частью государственной машины”. Этому курьезному мнению пресса, включая и серьезную аналитическую, отдала дань сполна.

Только вот — долго ли такая идиллия могла продолжаться?

Создавалось объединение, проводящее идеологию Патриархии и лоббирующее ее интересы — это естественно, так и должно было быть. Вопрос лишь в одном: могла ли созидаемая церковными политиками структура иметь что-нибудь общее с христианской демократией?

Посмотрим вначале на мировой опыт. Наиболее влиятельные христианско-демократические партии Европы — в Германии и Италии. В обеих странах это классические правые консерваторы, они базируются на основополагающих христианских ценностях и декларируют это. Но остаются сугубо светскими.

Католическая партия Центра существовала в Веймарской республике, но после войны она уже не возродилась. Были созданы две крупные христианские политические партии: всегерманский Христианско-демократический союз (ХДС) и Христианско-социальный союз в Баварии. Обе партии стараются завоевать голоса и католиков, и протестантов — обеих основных христианских конфессий в стране. При этом ни католическая, ни евангелическая (лютеранская) церкви в политической жизни Германии не участвуют.

В Италии роль католической церкви — традиционно значительная. Но непосредственно на Ватикан ориентировано лишь одно из девяти течений внутри ХДП. При этом папская курия взаимностью своим горячим сторонникам не отвечает. Что нетрудно объяснить: церковные политики оказываются подчас “святее Папы”, Иоанна Павла II они ухитряются критиковать “справа”.

(Такая ситуация психологически естественна. Некоторые данные указывают на то, что и ВХС пошел “куда-то не туда” и вызвал этим недовольство Патриарха. Окончательной проверке эти данные не поддаются, но тест на правдоподобие они выдерживают.)

А теперь взглянем на

“Вы швыряете камни; лучше ли вы тех, кто швыряет бомбы?” — писал митрополит Антоний Храповицкий председателю “СРН” доктору Дубровину. И дошвырялись: роль “союзников” в раскачке традиционной России трудно переоценить.

Удачных примеров церковной политики в ХХ веке нет — ни на Западе, ни в России. Этот факт непреложен, как его ни объясняй; сделаем, впрочем, и попытку объяснения.

“Мы будем активно взаимодействовать с иерархами и особенно с Патриархом Алексием II, чтобы не допустить вольнодумства или канонических нарушений”. — Так говорили на одном из предварительных своих заседаний активисты ВХС. Подобные слова уместны в устах благочестивого верующего — в церковной ограде, в церковном контексте. А как смотреть на политика, обязующегося равняться на епископов, дабы не впасть в вольнодумство? Покажите-ка в устоявшемся европейском спектре этакого “христианского демократа”...

Аналитики насчитывают в Московской Патриархии три центра политической идеологии. Один связывают с митрополитом Смоленским и Калининградским Кириллом. Второй — с обществом “Радонеж”, одноименной радиостанцией и газетой, находящимися под патронажем архиепископа Тихона (Бронницкого). Третий — с кругом архимандрита Сретенского монастыря Тихона (Шевкунова).

Митрополит Кирилл — председатель Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата. Свою точку зрения он излагает в читаемых повсеместно (от Греции и до МГУ) лекциях с выразительными названиями типа “Объединяющаяся Европа как цивилизационный вызов”, а также в печати (см., например, программную статью “Норма веры как норма жизни”. — “Независимая газета”, 16.02.2000-17.02.2000). Вот некоторые тезисы статей и выступлений Патриарха и митрополита Кирилла.

Акцентированная критика либерализма и рынка, бездуховности общества и падения нравов; национальные идеалы как панацея от всех этих бед... Такие взгляды — действительно одна из линий европейского спектра. Но это крайняя, “предельная” линия: на таких позициях на Западе стоят, кроме экстремистов, лишь крайне консервативные ультра-католические группы. В Патриархии же изложенная точка зрения на мир — центристская, едва ли не либеральная. По сравнению с воззрениями других двух центров идеологического влияния.

Отношения Патриарха с этими центрами непростые: так, он то благословляет деятельность “Радонежа”, то лишает эту газету своего благословения. Взгляды “Радонежа” можно вежливо охарактеризовать как фундаменталистские: жесткое неприятие инославных христианских конфессий и ставка на сближение с исламом, ксенофобия и культивирование “цивилизационного разрыва” с Европой — в более решительных, чем у митрополита Кирилла, тонах... Этот джентльменский набор с христианской демократией ничего общего уже не имеет.

Наконец, третий центр — Сретенский монастырь. Круг его архимандрита Тихона (Шевкунова) числят в союзнических отношениях с кругом архиепископа Тихона и в конфронтационных — с митрополитом Кириллом. Позиции архимандрита в верхних эшелонах церковной власти заметно окрепли после славного его деяния: “разгрома кочетковской общины”. Не наше дело судить о церковных конфликтах. Заметим одно: полицейская, по сути, акция по изгнанию настоятеля из его храма — ступень карьеры на церковных верхах. Аналитики констатируют этот факт; обстановка в Церкви такова, что он никого не шокирует и не удивляет.

Вот портрет Патриархии как политической структуры — что же, интересно, за “христианская демократия” могла зародиться в ее недрах? Выношенное детище все больше смущало президентское окружение. А если верить упорным слухам, то и самого Патриарха. Похоже, новорожденные “демократы” стали “забирать вправо” уж чересчур круто...

История ВХС завершилась, не успев начаться, у закрытых Кремлевских ворот. Но был еще эпизод в июле, он тоже имеет непосредственное отношение к церковной политике в России.

Патриарх сидел неподалеку от премьера и председателя Конституционного суда. Разные ветви власти... Алексия II считают одним из умнейших российских политиков. Но вряд ли он оценил услугу, которую Путин в этот день оказал Патриархии.

Услуга же эта такая: не нужно больше Церкви искать тесного контакта со светской властью, гнаться за иллюзорной “симфонией”. Симфоническое государство — Византия — пало полтысячелетия назад. Оно существовало, конечно. Но это было очень давно.

А сегодня у Церкви — свои, всецело духовные задачи. И они много важнее для страны, чем еще одна линия в политическом спектре.