МОСТЫ В ПРОШЛОЕ

Русские судьбы

Н.В. Минаева*
Между жерновами гестапо и КГБ

Прошло более полувека со дня окончания II мировой войны, но переоценка ее исторических результатов и последствий продолжается неукротимо. Осталось еще немало белых пятен, затемнены и не оценены многие явления этого глобального события, которое имеет отголоски в настоящем, и будет влиять на будущее. Так, осталось малоизученным антинацистское движение в тылу Германии, связанное с неоценимым вкладом русских эмигрантов и военнопленных, боровшихся бок о бок против общего врага1.
В советской историографии это движение или не изучалось, или искажалось, приобретало лишь негативную оценку. Типичным примером такого подхода может быть оценка НТС, имеющего за плечами добрых 70 лет работы на русское дело.
Характерной для оценки роли НТС во II мировой войне стала публикация анонимного автора в крайне одиозном, даже по брежневским временам, журнале «Москва», в трех номерах за 1971 год2 под названием «Записки следователя гестапо». Вероятно, с ведома, и по заказу КГБ, печатался по существу донос на НТС – организацию, якобы повязанную с гитлеровским режимом. Статья была приурочена к тридцатилетию начала войны и не вязалась с другими материалами молодых авторов, пишущих о войне. Между тем, в новой публикации «НТС: Мысль и дело 1930-2000» приводятся убедительные свидетельства рискованной работы членов НТС Г.С. Околовича, Р.Н. Редлиха и других в тылу немцев и большого вклада НТС в борьбу с национал-социализмом3.
Подлинная история НТС разбивает предвзятые представления официальной советской историографии об этой старейшей организации, основанной за рубежом. Анонимный автор статьи-доноса «Записки следователя гестапо», выступающий под именем С. Владимирова, якобы украинский адвокат, родом из Киева, начавший сотрудничество с гестапо с момента оккупации города. В течение всей войны, до 1945 г., он вел допросы в качестве следователя гестапо. Через его руки прошли многие русские военнопленные и участники различных политических объединений, сформировавшихся на оккупированных территориях и в самой Германии. Ему приходилось допрашивать и руководящих членов НТС: В.Д. Поремского, Д.В. Брунста, Г.С. Околовича4.
Расследуя дела в Киеве, он сам неоднократно становился палачом. По его признанию, он был участником и исполнителем казней в Бабьем Яре. Ему приходилось допрашивать Г.С. Околовича в Смоленске, куда последний был направлен НТС для работы.
Он упоминает о проекте НТС — создать «Русское национальное правительство». На самом деле, такие проекты поступали из оккупированной части России, начиная с осени 1941 года, и НТС их поддерживал. За услуги, оказанные НТС гитлеровскому режиму, 27 членов этой организации были якобы награждены немецкими орденами и медалями, утверждает автор «Записок следователя гестапо»5.
Внешне члены НТС привлекались немецкими властями для сотрудничества. Это не мешало гестапо арестовать многих наиболее влиятельных работников НТС. В их числе были Байдалаков, Поремский, Заприев, был арестован и Околович. Аресты начались еще в России летом 1943 г. и продолжались в Германии до сентября 1944 г6. Следствие над членами НТС продолжалось, пока не вмешался генерал Власов, обратившись к Гиммлеру, обещавшему в свое время не препятствовать «консолидации русских». В апреле 1945 г. члены НТС, находившиеся в тюрьме на Александерплац в Берлине, были освобождены и отданы в распоряжение КОНР, находившегося к этому времени в Чехословакии, в Карлсбаде. Остальные сидели и умирали в концлагерях до мая 1945 г. После войны большинству членов НТС удалось переправиться на Запад и сохранить организацию7.
Не так сложилась судьба другой организации, оформившейся в среде русских военнопленных в тылу немцев в 1942 г. – «Всероссийской национальной партии». Основателем ее стал математик, доцент московского вуза Василий Васильевич Минаев.
Программа «Всероссийской национальной партии» проникнута чувством глубокого патриотизма и ностальгией по старой России, ушедшей в небытие со всем устоявшимся бытом, культурой Серебряного века, русской вольницей и христианскими ценностями. Во главе Российской державы, как сказано в программе, должен стоять Земский Собор России, т.е. представители разных земель, губерний и национальных окраин. Уходящий в седую старину Земский Собор перекликался с подобной идеей славянофилов. Пожизненным главой государства с титулом «Правитель России» предполагалось провозгласить Великого князя Владимира Кирилловича Романова, ему по существу передавались функции президента. Такой политический строй напоминал Новгородскую республику или республиканское устройство Войска Донского. В программе много места отводилось судьбе простого народа России, ему предоставлялись демократические свободы, собственность, широкие права на образование и развитие национальной культуры.
Это отвечало чаяниям тех интеллигентных демократических кругов, выходцем из которых был сам В.В. Минаев. Он родился в 1894 г. на Дону, на небольшом хуторе, Первом Нижнем Митякине, в многодетной семье станичного учителя. Был двенадцатым ребенком в семье. Отец его внезапно умер за два месяца до его рождения. Семья осталась на попечении матери, женщины редких душевных качеств, дочери воронежского священника Сергея Лаврова. Главным кормильцем в семье был дед, казак Алексей Васильевич Минаев, повредивший ногу на турецкой войне 1876-1877 гг. За военные заслуги он получил большой надел земли от Войска Донского. Развел яблоневый и вишневый сад, построил мельницу на речке Митякинке и помогал растить внуков.
Был не по годам шустр маленький Василий и ловок. Пришла пора учиться. Подготовили его старшие, и поступил он в реальную гимназию в Новочеркасске на средства Войска Донского, предоставленные еще знаменитым генералом Матвеем Ивановичем Платовым для потомков знаменитых донских фамилий. А род Минаевых шел от Фрола Минаева, сподвижника Петра Великого.
Гимназия была окончена с отличием. Встал вопрос о продолжении образования способного последнего сына в семействе Минаевых. Решено было отправить его в Петербург в Михайловское артиллерийское училище. Способности его и там были замечены. На стенах и поныне существующего училища высечены фамилии лучших его выпускников, среди которых значится и Василий Васильевич Минаев.
Началась I мировая война. Василий Минаев был призван в армию. Его с братом Михаилом разбросало по разным фронтам. Михаил был уже в высоком звании, а Василий – офицер артиллерии стрелял по наступающим немцам, защищая в ожесточенных боях горячо любимую родину и родной Дон. Путь его, естественно, в дальнейшем привел в Добровольческую армию Деникина, а после размолвки последнего с П.Н. Красновым, в Донскую армию теперь уже атамана Краснова, избранного летом 1918-го на Круге Спасения Дона. В январе 1919-го армия эта влилась в состав Вооруженных сил юга России. Во время Новороссийской эвакуации казаки 4-го Донского корпуса были захвачены красными в марте 1920 г. Последовали плен, суд над офицером-казаком и ссылка.
С этого момента начинается новая полоса жизни Василия Васильевича Минаева. Он был сослан в Архангельск, который к 1920 г. пережил уже не одну интервенцию, видал англичан, американцев, обыски и репрессии красных комиссаров, разгром всего образования и просвещения в городе.
Сосланного белого офицера – математика и геодезиста, энергичного молодого человека пригласили преподавать в I советскую гимназию. Она была преобразована из Ломоносовской гимназии, старейшего учебного заведения Архангельска. Лозунги «В гроб, в могилу старых учителей!», «Пушкин и Толстой – контрреволюционные писатели!» были рядовыми. «Шкрабы» тщетно стремились хоть как-то сохранить остатки рушащейся культуры. Молодой математик сразу же обратил на себя внимание учителей, среди которых оставались еще старые интеллигенты: С.П. Покотило, А.Н. Молчанов, Кизель, Мазюкевич, молодые бестужевки Антонина и Августа Таратины. Дисциплины в гимназии не было. Требовалась твердая рука, чтобы привить молодым недорослям хотя бы минимум знаний и культуры. Учителя в 1921 г. выбрали В.В. Минаева директором. Он оказался способным администратором. В короткое время ему удалось наладить дисциплину. Скоро и ученики полюбили строгого, но справедливого учителя математики. Первый выпуск пришелся на 1927 г. А через 50 лет выпускники этого года, собравшись, вспоминали с благодарностью своего директора:
Шел 1925 г. В Архангельске еще ощущалась послевоенная разруха... а директор гимназии 2-ой ступени Василий Васильевич Минаев уже думал о будущем своих питомцев, хотел им дать не только среднее образование, но и специальность. В программу 8 и 9 классов были включены специальные предметы: геодезия, землеустройство, почвоведение, гидрология, гидрометрия и топографическое черчение. Практикой руководил сам директор. В 1927 г. школьникам были вручены удостоверения об окончании средней школы и свидетельства помощников землемера. С легкой руки Минаева большинство учеников школы начали свою трудовую деятельность в изыскательских партиях в Архангельской области, на Кольском полуострове, в Карелии, на Урале и в Сибири. Потом многие окончили институты и остались гидрологами, изыскателями, навсегда влюбленными в свою профессию». Ученики В.В. Минаева: Б.В. Каничев, В.Н. Михайлова, В.М. Калинин, З.И. и А.А. Лаврентьевы, Г.Н. Ермолов8.
Минаев страстно влюбился в молодую учительницу истории, образованную, музыкальную и спокойную своей северной красотой и гармонией Антонину Петровну Таратину. Василий Васильевич стал бывать в ее доме. Оказалось, что дом принадлежал отцу девушки – Петру Андреевичу Таратину, секретарю Общества изучения Крайнего Севера, филиалу Русского географического общества, руководимого до 1911 г. П.П. Семеновым-Тянь-Шаньским. Петр Андреевич был заметным человеком в городе. Он устраивал выставки, организовывал экспедиции, долго изучал тундру и Русский Север. За бескорыстный труд и самоотверженность был награжден серебряной медалью географического общества.
Домик в Кузнечихе, на берегу Северной Двины, стал для Василия Васильевича родным. Он не мог уже представить своего существования без Кузнечихи, без невесты-снегурочки Тонечки. В 1921 г. Василий Васильевич и Антонина Петровна повенчались в не взорванном еще Троицком соборе. Родились дети, все погодки: Алексей, Елена, Нина, Александр и последняя – Верочка, уже в Москве, куда семья стремительно переехала в 1930 году, бежав от репрессий, которые грозили всех уничтожить из-за отца, причастного к Белому движению. В 1929 г. он был арестован архангельским ЧК и погиб бы в Соловках, если бы не корысть комиссара Гордона, который согласился взять ведро серебряных монет, вырученных за проданную корову матерью Антонины Петровны, Ольгой Александровной, знавшей цену «коммунистической принципиальности» красных комиссаров.
Ровно 20 лет прожили супруги в любви и согласии. А 22 июня 1941 г. прервалась эта последняя счастливая полоса в жизни В.В. Минаева. 9 июля 1941 он добровольно ушел на фронт в составе Московского ополчения, куда вошли преподаватели и студенты института, где он проработал 11 лет, пользуясь неизменным уважением и любовью своих коллег. Вместе с профессором Поляковым он заведовал кафедрой высшей математики в Московском институте ЦветМетЗолото на Калужской площади.
Интендант II ранга, призванный военкоматом Киевского района Москвы, Минаев, испытал все тяготы плохо обученных и плохо вооруженных частей Московского ополчения. Расквартированные в августе 1941 г. под Москвой, во Внуково, бойцы могли еще общаться с семьями. В один из августовских дней мы, дети, в последний раз видели отца, энергичного, полного надежд на победу, но физически далеко уже не молодого, сорокавосьмилетнего, крайне близорукого человека, который вступил на путь бесконечного нравственного и физического страдания.
Последнее письмо с фронта пришло 28 сентября 1941 г. (Действующая армия, п/п № 527). В ночь на 3 октября под Ельней, близ города Спас-Демьянска Смоленской области части Московского ополчения попали в окружение и были пленены. Началась полоса немецких концлагерей, страшнее которых, по словам людей, переживших их, ничего нельзя себе представить. Пленных москвичей гнали через Рославль, Смоленск, Борисов, Минск. Постоянный лагерь в двенадцати километрах от Минска стал их прибежищем на долгое время.
Все последующие события перепроверяются по двум источникам. Первый – пресловутая статья-донос С. Владимирова в журнале «Москва» в 1971 г. Второй – собственные письма Василия Васильевича Минаева, посланные семье уже из советского концлагеря, из Инты (Коми АССР) в 1946-48 гг9.
Из писем В.В. Минаева следует, что он пробыл в Минском лагере с 7 ноября 1941 по 8 марта 1942 г. Тем временем в тылу немцев – в Минске, Смоленске, Борисове – создавались отделения НТС, выпускались печатные материалы. Возможно, под влиянием их или по собственному замыслу Минаев направляет немецкому командованию памятную записку о создании среди военнопленных «Всероссийской национальной партии», основной целью которой становится отрицание советского режима.
В марте 1942 г. открылись учебные лагеря под Берлином в Циттенхорсте и Вустрау, куда отбирались квалифицированные люди из военнопленных. Согласно письмам В.В. Минаева, он был переведен в один из немецких лагерей в 70 километрах от Берлина с 5 апреля 1942 г. С. Владимиров утверждает, что этим лагерем был Вустрау, и что «перевоспитанием» Минаева в этом лагере занимались члены НТС Поремский, Брунст и Р.Н. Редлих. Последний помнит Василия Васильевича. Вскоре тот был назначен заведующим лагерной библиотекой и получил право выхода за пределы лагеря и выезда в Берлин10.
В Вустрау издавалась политическая литература, главным образом, энтеэсовская. Члены НТС распространяли не идеи III рейха, а так называемой «третьей силы»11. Военная цензура пропускала даже такие призывы: «Мы, русские, не хотим ни большевиков, ни иноземного владычества!»12. В типографии Вустрау печатались листовки, призывающие вступать и во «Всероссийскую национальную партию» Минаева13.
К лету 1944 г. партия Минаева значительно пополнилась за счет восточных рабочих с предприятий Берлина. С. Владимиров признает, что листовки «Всероссийской национальной партии» распространялись среди «антифашистски настроенных русских, оказавшихся в наиболее тяжелых условиях»14.
Над историей берлинского подполья работал замечательный писатель Д.А. Гранин. В его романе «Зубр» о судьбе выдающегося биолога Н.В. Тимофеева-Ресовского, жившего в Берлине с 1925 по 1945 гг., собраны выверенные данные о существовании развитой сети антинацистского подполья в столице Германии. К этому движению принадлежал и старший сын ученого – Тимофеев Дмитрий Николаевич (Фома). Он входил в одну из подпольных организаций вместе с детьми русских эмигрантов и известных немецких врачей. Они широко общались с военнопленными, передавали им лекарства15. Фома Тимофеев и Андрей Редлих распространяли листовки и инструкции. Об этом свидетельствует не только Д.А. Гранин, получивший эти сведения от отца юноши, но и один из участников берлинского подполья, Е.В. Индутный, лично знавший Фому Тимофеева и Андрея Николаевича Редлиха, младшего брата Р.Н. Редлиха16.
К началу 1944 г. антигитлеровские настроения в среде русских эмигрантов, военнопленных и восточных рабочих окрепли. Зрели они и в некоторых армейских структурах Германии. Была надежда заставить Гитлера, которому уже явно грозило военное поражение, пойти на уступки и согласиться на создание русского национального правительства.
Развернулся заговор фон Штауффенберга, готовившего покушение на Гитлера. После покушения 20 июля 1944 г. усилились репрессии гестапо. Фому Тимофеева арестовали еще за год до этого17.
Все это время гестапо наблюдало за Минаевым. С. Владимиров пишет: «Гестапо решило арестовать Минаева секретно в день его отъезда в Словакию, куда он намеревался отбыть по делам «Всероссийской национальной партии». На квартиру к нему явился агент группы «Комет» под именем лейтенанта Красной Армии Петрова. Петров «упрашивал Минаева взять его с собой в Словакию вести работу по линии ВНП. Поверив Петрову, Минаев назвал день своего отъезда, номер поезда и вагона. На Ангальтском вокзале Минаев был арестован работниками гестапо»18.
А вот что писал сам Василий Васильевич позже, из Инты, своей семье: «5 августа 1944 года за пять минут до отправления скорого поезда Берлин-Братислава я был арестован органами гестапо за антифашистскую нелегальную работу. Поезд отправлялся в Словакию, в партизанский край, где в восточной части Словакии формировались антифашистские силы для восстания. Я должен был возглавить 150 человек, ранее переброшенных военнопленных»19.
Как известно, август – самый пик подготовки восстания в Словакии, масштабного антинацистского движения в пределах III рейха. Оно началось 29 августа, продолжалось до конца октября и, не поддержанное Красной армией, было подавлено. Но Словацкое восстание имело громадное значение с точки зрения исторической перспективы – оно заложило основы будущего демократического режима в Чехословакии.
Следователь гестапо С. Владимиров, который повел дело Минаева, обстоятельств участия в восстании своего подследственного не выявил. Тот умело скрыл связи со Словакией. В Свитнике, в Восточной части Словакии, ставшей центром восстания, жил уже много лет брат Василия Васильевича – Михаил Васильевич Минаев. Он был учителем в русской школе при Свято-Почаевском православном монастыре. В 1943-44 гг. Василий Васильевич к нему приезжал якобы по делам своей партии. Вот что пишет он в письме к родным от 18 мая 1946 г. из концлагеря в Инте:
«Будучи у Михаила, в начале 1943 года по предложению группы ученых я был избран ординарным профессором Братиславского университета по кафедре математического отделения. Несколько позже Совет Братиславского Политехнического института избрал меня профессором по кафедре математики»20.
Владимиров самоуверенно утверждает, что первый допрос Минаева он провел сам, но признает, что в комнате, где это происходило, кроме него находился Эбеленг – глава 4-го отделения гестапо. Допрос длился всю ночь. К утру у подследственного «выбили» признание, что он собирался встретиться в Словакии с Вел. кн. Владимиром Кирилловичем.
Сюжет о Вел. кн. Владимире Кирилловиче и связи его с «Всероссийской национальной партией» больше всего интересовал гестапо. Интерес этот объяснялся родственной близостью Вел. князя к английской королевской семье. Великая княгиня Мария Александровна (1853 – 1920) – сестра Александра III и тетка Николая II – была замужем за английским королем Эдуардом VII, который занимал британский трон с 1901 по 1910 гг. После его смерти королем стал его брат Георг V (1910 – 1936), и Мария Александровна уже не имела большого влияния на судьбу подрастающего внучатого племянника Владимира Кирилловича. Но, тем не менее, он учился в Англии и начал там работать на одном из небольших заводов, производящих двигатели21.
В гестапо считали, что Великий князь находится «под опекой» английских спецслужб. С началом II мировой войны Владимир Кириллович вернулся в унаследованное от отца имение в Сен-Бриаке, на севере Франции. Там он возобновил связи с русской эмиграцией. Две его сестры, Мария Кирилловна и Кира Кирилловна, были замужем за германскими принцами. Мария – за принцем Лейнингенским, Кира – за кронпринцем Луи Фердинандом.
В начале 1944 г. Владимир Кириллович, как он пишет в своих воспоминаниях, был предупрежден о грозящей ему опасности: «В начале весны 1944 года вдруг явился ко мне один из высокопоставленных офицеров, командовавший крепостью порта Сен-Мало, некто полковник фон Аулок. Оказалось, что он был знаком с моей бабушкой Марией Александровной, любившей молодежь, ...она приглашала к себе молодых офицеров, устраивала для них вечера, и они ее очень любили и даже ласково называли «тетей Мари»22. Фон Аулок сказал: «Хотя я права не имею, но как джентльмен я должен Вас предупредить, что Вас попросят покинуть побережье, и довольно скоро»23. Владимир Кириллович не замедлил выехать в Париж на собственной машине и остановился на квартире своего друга Людвига Нобеля, племянника знаменитого ученого. Нет сомнений, что за ним следило гестапо.
К началу 1944 г. состав «Всероссийской национальной партии» значительно расширился. В нее стали вступать и русские эмигранты. В их числе оказался полковник Белой Армии Гордеев, работавший переводчиком на заводе «Маузер» в Берлине. Во время своей поездки в Париж он, по поручению В.В. Минаева, должен был встретиться с Вел. князем. Эта встреча, по сведениям С. Владимирова, произошла. Гордеев познакомил его с программой «Всероссийской национальной партии» и получил ее одобрение. Вел. князь обещал помощь Минаеву. Он рекомендовал связаться с редактором журнала «Часовой» В.В. Ореховым. Т. о., намечался широкий фронт антинацистских сил на территории от Парижа до Берлина и рассеянных групп в Восточной Европе. Как оформлялось это стихийное движение русских людей, сказано в первом послевоенном номере «Часового» (№ 263, май, 1947) в редакционной статье «За Родину, честь и свободу»: «...большевики совершили чудо. Они объединили в одну идеологическую группу людей разнообразных политических взглядов. Произошло то, о чем наш журнал мечтал долгие годы перед войной, проповедуя «общий фронт от монархистов до Керенского»24.
Спецслужбы III рейха не оставили в покое Великого князя. «Вскоре мне было передано, – вспоминает он, – через немецкого дипломата Абеца, правда, в вежливой форме, что меня просят покинуть Париж. Просьба эта, конечно, была требованием... мне сказали, что меня просят выехать в Германию. Можно себе представить, что я чувствовал себя довольно неуютно. Правда, меня спросили, где я предпочел бы остановиться. Я ответил... у моей старшей сестры Марии, которая была замужем за принцем Лейнингенским... Я так никогда и не узнал, почему меня тогда, в июле 1944 года, перед высадкой союзного десанта, решили удалить с побережья»25.
Сопоставляя даты ареста В.В. Минаева в начале августа 1944 г. и перехвата Владимира Кирилловича в июле того же года, допустимо сделать заключение о запланированной встрече Минаева и Вел. князя, для его возможного задействования в ходе Словацкого восстания. Высшее православное руководство Почаевского монастыря было осведомлено о такой консолидации славянских сил.
Намеченную встречу Владимира Кирилловича с Минаевым в Словакии подтверждают события, связанные с дальнейшей судьбой Вел. князя. В своих воспоминаниях он пишет: «Весной 1945 года... я решил ехать на юг, выбраться из Германии в Швейцарию. Я проехал через Австрию до швейцарской границы...»26. Напомним, что в Австрии к этому времени, в земле Каринтии, находились лагеря словацких беженцев – участников Словацкого восстания. Не эти ли связи привели Вел. князя в Австрию?
Все это время в тюрьме гестапо томился Василий Васильевич Минаев. Эбеленг, по словам следователя Владимирова, был не удовлетворен допросами и продолжал искать новые связи Владимира Кирилловича с антинацистским движением.
С. Владимиров в своих «Записках» пишет: «Мне не приходилось больше видеть Минаева. По тогдашним слухам, Владимир Романов, сыгравший неблаговидную роль подстрекателя, узнав об аресте Минаева, притаился в горах Тироля, а затем бежал в Швейцарию»27. Автор пресловутых «Записок» показал себя плохим следователем и никудышным аналитиком. Владимир Кириллович переехал в Испанию, так и не пересекая границы Швейцарии, а Минаев оказался в руках гауптштурмфюрера Эбеленга.
Из писем В.В. Минаева следует, что он пробыл в одиночной камере берлинской тюрьмы с 5 августа 1944 до 1 мая 1945 г., когда его освободили советские войска. Свидетельство тому – его эпистолярный рассказ об ужасных бомбардировках Берлина при взятии его к первому мая 1945 г.
Дальнейшая судьба Минаева сложилась так, как и у других военнопленных. Освобожденный советскими войсками из нацистской тюрьмы, он бы направлен в составе эшелона «На Родину!» в советский концлагерь 4 сентября того же 1945 г. К 21 октября 1945 г. доставлен в лагерь в Инту (Коми АССР).
С июня 1946 г. по октябрь стали приходить письма родным. Потом возникла пауза, и довольно длительная. Лишь 5 июля 1948 г. пришло новое долгожданное письмо с сообщением, что с сентября 1947 г. Василий Васильевич лежит в больнице, поглощен своей любимой работой – математикой, что им сделано математическое открытие, выведена формула, точнее, математический расчет цепной реакции при атомном взрыве. Письмо сопровождала толстая тетрадь с математическими формулами и вычислениями, которую он просил передать своему коллеге профессору Полякову.
Письма и тетрадь были переданы и «канули в Лету». Но надо полагать, что такая же тетрадь попала в руки лагерного начальства и была отправлена по инстанциям.
В письмах от сентября-ноября 1948 г. постоянно повторялся рефрен: «Завтра или послезавтра буду ближе к вам...», «Я писал, что скоро изменится адрес, но адрес мой остается прежним...», «Вернули посылку с черным костюмом, отправленную в 1946 году...»
Последнее письмо пришло 27 ноября 1948 г. все из того же лагеря, из Инты. Далее наступило молчание... и неизбежный конец.
Лишь в 1964 г. семье удалось узнать, что Василий Васильевич Минаев был переведен в Москву, в Бутырскую тюрьму, и умер. Разрешили взять свидетельство о смерти в Киевском районном загсе, где было записано: «Минаев В.В., 1894 г. рождения, умер от паралича сердца, остановки венечных сосудов сердца».
В 1994 г. эти сведения были дополнены некоторыми подробностями: «В.В. Минаев был расстрелян 8 ноября 1949 г., и не подлежит реабилитации».
Можно лишь предполагать, что математическое открытие заронило надежду быть использованным в какой-нибудь «шарашке». Но бурный темперамент Василия Васильевича, прошедшего уже застенки гестапо, не позволил молчать перед бериевскими следователями. Выполнение кровавой разверстки перед праздником «Великого Октября» привело к неминуемой развязке – расстрелу 8 ноября 1949 г.
Так истинный сын России, как и его многочисленные братья по идее, пожертвовал своей жизнью. В.В. Минаев погиб между жерновами КГБ и гестапо.
Однако неслыханными жертвами русских людей в России и за рубежом национальное демократическое возрождение все же было подготовлено.

* Минаева Нина Васильевна, доктор исторических наук, Москва.
1 Варшавский В.С. Незамеченное поколение. Нью-Йорк. 1956. 388 с. Репринт. М. 1992.
2 «Москва». 1971. №№ 6, 7, 8.
3 «НТС. Мысль и дело. 1930-2000». Москва. «Посев». 2000. Стр. 22-23.
4 «Москва». 1971. № 6. Стр. 216.
5 Указ. источник. Стр. 218.
6 НТС. Мысль и дело... Стр. 24-27.
7 НТС. Мысль и дело... Стр. 125.
8 «Архангельская Правда». 1977. 20 июля.
9 Письма В.В. Минаева хранятся в архиве Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле (США).
10 Журнал «Москва». 1971. № 8. Стр. 183.
11 «Посев». 2001. № 1 (1480). Стр.1.
12 НТС. Мысль и дело. Стр. 23.
13 Журнал «Москва. 1971. № 8. Стр. 184.
14 Указ. источник. Стр. 184.
15 Д. Гранин. Бегство в Россию. Зубр. Курган. 1996. Стр. 512-513.
16 Выступление главного конструктора Харьковского СПКБ по Харьковскому телевидению 7 апреля 1965 года. Фома Тимофеев первоначально был в НТС (свидетельство Владимира Буткевича из США). Позже Ф. Тимофеев вошел в группу полковника Бушманова, в связи с этим и был арестован.
17 Д. Гранин. Указ. соч. Стр. 512.
18 С. Владимиров. Указ. статья. Журнал «Москва». 1971. № 8. Стр. 184.
19 Письмо В.В. Минаева – семье от 18 апреля 1946 г. Хранится в архиве Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле (США).
20 Письмо В.В. Минаева – семье от 18 мая 1946 г. Хранится там же.
21 Глава из книги «Воспоминания вел. кн. Владимира Кирилловича», опубликованная в «Московских новостях» (воскресный выпуск). 1994. № 47 (6). Стр. 6.
22 Указ. источник.
23 Указ. источник.
24 «Посев». Москва. 1999. № 1. Стр. 40.
25 Глава из книги «Воспоминания вел. кн. Владимира Кирилловича...» Стр. 6.
26 Указ. источник. Стр. 6.
27 С. Владимиров. Записки следователя гестапо. Журнал «Москва». 1971. № 8. Стр. 184.

"ПОСЕВ" № 4 2001
posevru@online.ru
ссылка на "ПОСЕВ" обязательна