II мировая война – одно из самых темных для нашего сознания, самых запутанных и непонятных нам событий века. Наше восприятие этого события все еще сформировано шорами советской пропаганды. А она не только впрямую лжет, не только подтасовывает и искажает факты. Это было бы еще полбеды: с прямым искажением истории в сегодняшних условиях не так уж трудно бороться. Но для того чтобы отличить правду ото лжи, надо поначалу четко сформулировать подлежащие выяснению вопросы. А пропаганда вытесняет, подменяет собой логику, она табуирует ясные вопросы и налагает на них психологический запрет.

Кто начал эту войну? У правительственной пропаганды есть ответ, им был и остается металлический голос из репродуктора: "22 июня немецкие войска, вероломно нарушив..." Странное это занятие: возмущаться гитлеровским вероломством; кажется, что только сталинская моральность с молотовским интеллектом в придачу могли продиктовать этакое объяснение начала войны. Но, увы: и сегодня это "объяснение" устраивает большинство наших сограждан. И сегодня иная трактовка (скажем, того же Виктора Суворова) кажется многим кощунственной, оскорбляющей память героев войны.

Интересно, почему так? Допустим, что В. Суворов прав и Сталин действительно готовился сокрушить нацизм. Какое похвальное намерение! Похоже, что наш президент прав, и не все в советской истории было дурно. Для вящей национальной гордости нынешним совпатриотам надо бы скорбеть не по поводу гитлеровской безнравственности. А по случаю вероломного нападения на нас Финляндии, Бессарабии, Литвы и Польши. Героические победы 39-40-го годов воистину делают Советской стране немного чести.

Есть более мрачная причина того, почему мы так самозабвенно лжем себе об этой войне – лжем уже полвека. И причина эта станет ясней, если мы вглядимся в помянутые уже годы, в 39-40-й. Годы эти забыты нами, мы словно вычеркиваем их из своей истории. А зря. ''И вот опять к границам сизым /Составы тайные ползут/ И коммунизм опять так близок/ Как в восемнадцатом году/ Но мы еще дойдем до Ганга/ Но мы еще умрем в боях/ Чтоб от Японии до Англии/ Сияла Родина моя". Так писали комсомольские поэты 30 гг, это было общим настроением – речей, статей, собраний.

Для людей той поры "незабываемый 1918-й" был еще не историей, не прошлым - он полыхал заревом, зовущей вперед датой революционного календаря.

Именно в восемнадцатом ленинская мечта о "Всемирной Советской социалистической республике" предстала явью. Обстановка благоприятствовала: Красная Бавария – над трупом Германии, охваченная забастовками Европа... Но главная надежда была на внутренний резерв: в 1918-м боеспособная Красная армия уже была создана. "Пускай горит! Пускай пожар кругом!.. Даешь Варшаву! Бьем Берлин!" – ревели завтрашние освободители человечества. Казалось, вот-вот... Но пока не вышло: роковой ошибкой стал поход на Польшу, крушением надежд на мировую революцию представал нэп.

Впрочем, представал напрасно: ни Основатель, ни Верный Ученик от своих планов не отказывались ни на секунду. Выполнялись, ценой десятков миллионов жизней, чудовищные пятилетки. Ютящиеся в бараках "души населения" производили чугун и сталь – для нужд светлого будущего. И к лету 1941-го у СССР будет почти 24000 танков (для захвата Европы с избытком хватило бы трети).

Борцы с “англо-американской плутократией” и враги “мирового капитализма” прекрасно нашли общий язык, общей была у них и цель: завоевание мира. На политическом уровне Сталин свои планы тщательно скрывал. А на идеологическом – не мог: надо же было воспитывать народ для грядущих битв. И воспитание удавалось. "Задохнувшись Интернационалом/ Упасть лицом на высохшие травы'' вновь мечтали кровавые романтики-энтузиасты. Где, интересно, они опять собрались “Интернационалом” захлебываться? На полях “Великой Отечественной”? Защищая “Родину-мать”?

Впрочем, строго говоря, искать общий язык коммунизму и нацизму и нужды не было. Возьмите первое, еще не вычищенное собрание сочинений Ульянова-Ленина. Среди отборной ругани в адрес чужих, не из собственной партии, социалистов вы неожиданно встретите дифирамб: вождя привело в восторг сочинение немецкого теоретика по национальному вопросу. Фамилия теоретика-социалиста – Штрассер. Да-да, тот самый, прирезанный Гитлером в "ночь длинных ножей". Не сделай Штрассер ставку на Эрнста Рема, конкурента фюрера, – именно он, а не бездарный Розенберг, был бы кандидатом на нюрнбергскую виселицу как выдающийся нацспециалист.

Не хотите читать Ленина, неинтересно? Тогда обратитесь к литературе 20-х: писателям в эти годы еще разрешали воспевать революцию не как прикажут, а от души. Пропуском в печать служила не столько ложь, сколько классовая правильность нравственных оценок: советские герои 20-х швыряют офицеров в топки и гордятся этим. (При Сталине литература нормализовалась, она была рассчитана уже на среднеобывательское восприятие, а не на фанатиков – и теперь офицеры стали бросать в топки простых советских людей.) Многое можно узнать из романов той поры, в том числе на интересующую нас в этой статье тему: в талантливой книге Федина “Города и годы” самым правильным коммунистом оказывается вчерашний отпетый нацист.

Современников такие вещи, по-видимому, не удивляли: менталитет был общий, а нюансы грядущего социализма в лихорадке завтрашней победы различать не было нужды.

Завтрашняя мировая победа – вот это и было смыслом развязанной в 39-м войны. Революционный социализм уже победил в двух великих странах. И почувствовал себя безнаказанным - отсюда и кажущиеся сегодня странными откровенности тех лет. И пошел хрупать мир.

К братскому дележу добычи крокодилы обычно не склонны. Но дело не в отсутствии у рептилий нежных чувств друг к другу – все дело в том, что они кидаются на людей.

Когда об этом забывают, история искажается. Так искажалась еще недавно история первых послекатастрофных десятилетий: она исчезала, подмененная борьбой внутриболыпевицких "уклонов". "Левых" и "правых", "либералов" и "догматиков"...

Это было убедительно. Это было эффектно. Но за кадром оставалось самое главное: за кадром оставалась террористическая война, развязанная троцкими-лениными-бухариными вместе.

Но и сегодня, разобравшись уже немного в той истории, мы продолжаем по советской "методике" рассуждать о войне. О событиях, по времени не так уж от нас и удаленных.

Когда вождь планировал закусить фюрером? Почему фюрер укусил первым? Оставим эти вопросы крокодиловедам: для самосознания нашей страны важны не они. Важно другое. Хотели вместе пообедать Европой, да пирушки не вышло: великий Сталин патологически бездарно подставился соратнику и другу. А потом выпутался, с обычной своей мудростью: уложив в землю еще три или четыре десятка миллионов людей.

Теоретически – можно все: но вот желающих почему-то не находится.

Как хочется нынешней власти от всех, от всех вести свое преемство. И от такого государства, от такого строя. И от сумевшего выстоять, выжить под этим строем народа.

Как хочется ей гармонии...