Роман Николаевич Редлих "Предатель"

Масштаб сокрушительного разгрома РККА за первые 4 месяца войны вплоть до сегодняшнего дня не осознан и в большинстве публикаций и учебных материалов о войне стыдливо именуется "периодом временных неудач". В действительности Вермахт практически разгромил 26 советских армий, из которых 16 имеет смысл считать кадровыми армиями мирного времени. Имея на западном театре военных действий почти шестикратное количественное и качественное преимущество по бронетехнике, почти шестикратное количественное по авиации и полуторное по артиллерии, РККА уступала отмобилизованному противнику лишь по численности личного состава, однако располагала большими возможностями внутренних округов.

Конечно, успех первого месяца войны от 22 июня 1941 г. до Смоленского сражения 1941 г. можно объяснить стратегическим превосходством врага – внезапным и массированным вторжением на огромном фронте, заставшим 16 советских армий I стратегического эшелона врасплох.

Однако чем объяснить развал Юго-Западного фронта в августе–сентябре 1941 г., блокирование Ленинграда, октябрьский Вяземский "котёл" – только лишь превосходством уровня оперативного мышления немецких командующих группами армий и "роковыми просчётами" Сталина? Русское воинство и представить не могло такого количества военнопленных, положивших оружие в многочисленных "котлах" первых четырёх месяцев войны, объявленной Отечественной.

Можно, конечно, утверждать, как это делают О.В. Вишлёв, М.А. Гареев, М.И. Мельтюхов, Л.Е. Решин и др., что в плен попадали больные, раненые и находившиеся в бессознательном состоянии. По отношению к какой-то, но не определяющей части военнопленных подобные утверждения справедливы. Но трудно представить сотни тысяч бессознательно лежащих красноармейцев, подобранных человеколюбивыми германскими санитарами под Киевом и заботливо перенесённых ими в постоянный лагерь №339 под Дарницей, чтобы предоставить им возможность медленно умереть от вшей, голода и болезней в одном из самых жутких лагерей.

Пора перестать заученно повторять избитые мифологемы о "раненых" и "потерявших сознание". В подавляющем большинстве летом–осенью 1941 г. в гибельный плен к противнику добровольно попадали здоровые, молодые люди, независимо от своей принадлежности к категории запасников, приписников или кадровиков, бросавшие вверенное оружие и будучи совершенно равнодушными к судьбам собственных воинских частей, присяге и т.п. Вероятно, лишь очень небольшой процент из них были готовы принять участие в боевых действиях на стороне Вермахта, однако и эта категория могла составить несколько сот тысяч. В основной массе доминировали безразличие и нежелание воевать ни на чьей стороне – ни за Сталина, ни против него. Хотя антисталинский протест выражался в пассивной форме, тем не менее, он изрядно подорвал боеспособность РККА и позволил Вермахту добиться столь ошеломляющих успехов.

Одним из самых мрачных последствий существования номенклатурного большевицкого государства стала полная ликвидация системы личных и общественных ценностей. Среди миллионов военнообязанных были не только пережившие расказачивание, раскулачивание, депортации, ссылки, аресты, обыски, допросы с избиениями, репрессии против родных и близких, но и те, кто повседневно ощущал бытовую ложь, параметры и содержание которой менялись в зависимости от извивов "генеральной линии".

Всепроникающая, тотальная ложь о "врагах народа", "шпионах", "вредителях", "кулаках", "непобедимости Красной Армии", "изобилии социалистической экономики", "исправлении и перековке лагерным трудом", "улучшающейся и веселеющей с каждым днём жизни" не способствовала воспитанию подлинного, духовного патриотического чувства. Отдельные известные примеры ожесточённого сопротивления частей РККА летом–осенью 1941 г., не могли компенсировать массового пассивного нежелания воевать, рисковать собственной жизнью во имя колхозов, партийно-административного аппарата и скрытого страха перед НКВД.

Советский человек, боровшийся на протяжении с 1929 по 1941 гг. за элементарное физическое выживание в колхозе, лагере, на предприятии, в институте, в армии и на флоте летом–осенью 1941 г. избрал для себя привычную модель поведения, следуя которой, как ему казалось, выжить можно было только в плену.

В отечественной историографии практически не нашли отражения статистические сведения, характеризующих один из способов решения проблемы военнопленных. С 25 июля по 13 ноября 1941 г. в зоне ответственности ОКХ было освобождено и распущено по домам на оккупированные территории 292702 военнопленных, в зоне ответственности верховного командования вооружёнными силами (ОКВ) – 26068 человек, в полосе 3-й танковой группы – около 200 тыс. человек. Таким образом, за первые 3,5 месяца войны немцы освободили, преимущественно как "украинцев", такое количество пленных, которыми бы в РККА можно было укомплектовать 35 стрелковых дивизий по довоенному штату! Трудно поверить, что отпущенные по домам попали в плен "ранеными" или "в бессознательном состоянии".

Советская сторона поддерживала боеспособность регулярной армии репрессиями в масштабах, неведомых Русской императорской армии. С 22 июня по 10 октября 1941 г. особыми отделами и заградотрядами НКВД было задержано 657364 военнослужащих, из которых арестовано 25878 человек, в том числе расстрелян – 10201(!) человек. Противник ни в ОКВ, ни в ОКХ не мог помыслить, чтобы раз за неполные четыре месяца расстрелять дивизию в собственной действующей армии. В каждые из первых 111 суток войны на фронте расстреливали около 100 бойцов и командиров, вероятно – исключительно в воспитательных целях для укрепления боеспособности.

За весь период войны 1941–45 гг. органами госбезопасности и контрразведки подверглось аресту более 180 представителей комначсостава в должностях от командира дивизии. Могла ли полноценно сражаться такая армия летом–осенью 41 г?

"ДОЛОЙ ВЛАСТЬ СОВЕТОВ"

Красноармеец 96-го артиллерийского полка Квасюк, беспартийный (сентябрь 1939): "…Если бы я имел патроны я бы застрелил того, кто нас ведёт против Польши".

Красноармеец 89-го артиллерийского полка Гома (июнь 1940): "…Отдали Западной Украине хлеб, а сами сидим голодные. Обождите, откроется фронт, будем стрелять в командиров. Пусть дадут 10 лет или расстреляют, всё равно служить не буду".

Красноармеец 300-го полка 7-й стрелковой дивизии Д.Я. Войченко (6 июля 1940): "…Я подчиняться командованию полка не буду, а если буду на фронте, майору Ляху первому пущу пулю…Моя семья с голода пропадает, и никто на это не обращает внимания. На (…) мне сдалась такая Родина".

Красноармеец 305-го пушечно-артиллерийского полка Г.С. Довличёв (6 июля 1940): "…Я еду на четвёртый фронт. И на Финляндском фронте мы политруков расстреливали и здесь будем расстреливать".

Найдена анонимка в штабе 300-го стрелкового полка (22 июня 1940): "Товарищи бойцы! Вы хорошо понимаете, что Вас командиры, комиссары обманывают, над вами издеваются. Ходите оборванные, голодные и холодные и вы не знаете за что идёте в бой на Румынию. Возьмите оружие против Советов и долой власть Советов. Довольно обманывать бойцов-мужиков, дайте им свободу и волю, дайте крестьянам хлеб…"

Для того чтобы убедиться в какой степени РККА представляла собой к лету 1941 г. гигантскую массу по образцу армий восточных деспотий, основой которой по словам московского историка Б.В. Соколова были "бесправные, насильственно загнанные в колхозы крестьяне и столь же бесправные, крепостнически прикреплённые к фабрикам и заводам рабочие", достаточно сопоставить итоги кампаний 1914 и 1941 гг.