СОБЫТИЯ И КОММЕНТАРИИ

 

Михаил Краснов
* Доктор юридических наук, помощник президента РФ Б.Н. Ельцина в 1995-98 гг по правовым вопросам

ИСТОРИЯ НЕИЗДАННОГО УКАЗА

 

В том, что о Великой революции в России1, происшедшей в начале 90-х годов, заговорили в полный голос2 лишь недавно, уже в послереволюционную эпоху, заключается драма нашей государственности. Официальный отказ от понятия "революция", замена его эвфемизмом "реформы" негативно сказались на всем процессе модернизации страны.

Во-первых, основная масса людей, плохо разбираясь в природе происходивших процессов, к тому же сконцентрированных, в основном, в Москве; искренне считая, что там власть просто переходит от одной группы чиновников к другой, продолжали рефлекторно строить свои ожидания на патерналистской основе. Продолжать-то продолжали, но, нажимая на привычную "педаль", подавая привычный сигнал, уже не получали столь же привычный для них ответ в виде крайне скудных, но более или менее гарантированных социальных благ. И все это на фоне совершенно аморального по форме и содержанию нуворишества. Стоит ли удивляться, что слово "реформы" быстро стало проклятым словом.

Во-вторых, отношение к происходящему только как к реформам, а не как к революции, сказалось на образе мыслей и действий правящей элиты. Она, понимая, конечно, что принципиально меняется сам образ социальной жизни, характер общественных отношений, тем не менее, выстраивала стратегию сугубо эволюционного процесса. Эволюция, конечно, предпочтительнее революции, но только при условии, если такая эволюция происходит в рамках тех же основ мировоззрения, того же глубинного уклада жизни (например, именно так в ХIX в. развивалась Россия). Но раз уж история дала шанс радикально отказаться от советской системы, значит мыслить и действовать было необходимо в рамках революционного поворота.

Такой образ действий предполагал не только введение экономической и политической свободы, но и, в первую очередь, коренную перестройку всего государственного механизма, на который в отсутствие широкого среднего класса, развитых структур гражданского общества, демократических традиций и укорененности в народе ценностей свободы, частной жизни, гражданской ответственности и проч. должна была лечь главная тяжесть забот по выведению общества из тоталитарного состояния.

Рискну высказать суждения, хотя и довольно поверхностные, о причинах такого умолчания.

1. Еще с конца 80 гг стал популярным тезис о том, что "Россия исчерпала лимит на революции"3. Страх перед любой революцией в России питался и питается тем, что большевицкий переворот 1917 г. принес стране не просто кровавую гражданскую войну, уничтожение тысячелетней российской государственности (большевики официально объявили, что вместо России создается "Советское государство рабочих и крестьян"), но и стал объявлением войны против собственного народа. Войны тем более страшной, что в "военные действия" – истребление миллионов людей, изгнание народов со своих территорий, содержание многочисленных концлагерей, выкорчевывание базовых человеческих инстинктов и потребностей (это называлось воспитанием нового человека) – были вовлечены сами граждане4.

2. То, что происходило на рубеже 80-90 гг в России, по сути, никак не было подготовлено. Не было ни научного обоснования, ни политической революционной организации, ни поначалу даже явного лидера.

3. Трудно даже в привычных терминах дать название происшедшей революции. Например, нельзя сказать, что она была буржуазно-демократической, поскольку в России не было, как раньше писали учебники, нарождавшегося класса буржуазии. Те разрозненные энергичные люди, которым нужна была экономическая свобода, не могли еще считаться самостоятельной политической силой.

4. У нашей революции нет единой даты. Ее можно датировать и маем 1989 г. – открытие съезда нардепов СССР, и 21 августа 1991 г., и 21 сентября 1993 г., и 12 декабря 1993 г. Эта протяженность также микшировала революционную суть происходящего.

Пребывание в атмосфере постепенности и естественности отмирания многочисленных советских рудиментов в государственной машине привело к тому, что задача коренного изменения характера государственности ушла на периферию политического сознания власти. Не то чтобы кто-то активно отрицал необходимость системной реорганизации государственной власти, которая, конечно же, не исчерпывалась принятием новой российской конституции, но практически никто в верхних властных эшелонах не придавал этому приоритетного значения. Отдельные попытки инициировать масштабное и системное преобразование принципов, структуры и методов государственного аппарата не встречали сопротивления, но в то же время никак не поддерживались. А это означало полную бесперспективность таких попыток.

В службе помощников президента РФ полагали, что, получив на выборах 1996 г. "свежую" легитимность, Б. Ельцин сможет теперь более решительно двинуться вперед по пути демократического преобразования России. Задача облегчалась тем, что к середине 90 гг стали более отчетливо видны узловые точки приложения воли и сил. Одна из таких точек состояла в вытеснении из жизни остатков тоталитарного наследия. Стране требовалась последовательная декоммунизация.

Известно, что этот процесс, начавшийся с бурных событий августа 1991 г., был вскоре заморожен, чему причиной было все то же отсутствие понимания происходящего как подлинной антибольшевицкой революции. Причем "мертвые хватали живых", используя их же, "живых", средства. Печально знаменитое решение Конституционного суда РФ "по делу КПСС" (1992-93 гг), которым фактически оправдывалась легитимность коммунистического строя, – яркий показатель данного парадокса. Казалось, осенью 1993 г. история вновь дала шанс избавиться от организованного большевизма. Но и тогда этот шанс был бездарно утерян. И это не во всем, но во многом предопределило все последующее развитие России, вполне описываемое определением кн. Е. Трубецкого как "атмосфера ноющей бессмыслицы".

После выборов 1996 г. Б. Ельцин мог бы попытаться исправить ошибки предыдущих лет. Конечно, многое было упущено и требовались несколько иные средства. В частности, здесь могла бы помочь сама наша конституция. На основе одной из ее наиболее антисоветских статей я и построил проект указа, который собирался представить президенту.

Дело в том, что существующее положение вещей впрямую противоречит статье 13 Конституции РФ, в которой закрепляется принцип политического и идеологического плюрализма. Ведь вся "эстетика" страны осталась советской, отражая дух идеологии лишь одной партии – коммунистической. Речь идет о тысячах и тысячах памятников, мемориальных досок, наименований, которые весьма сильно воздействуют на сознание и подсознание людей. Мало того, что беззаконный и преступный режим не получил никакой правовой оценки, так еще он назойливо и нагло напоминает о себе.

Постсоветская правящая элита, быстро понявшая, что ей нечего опасаться, стала активно осваивать новые экономические отношения. А поскольку она в основном состоит из второго и третьего эшелонов прежней номенклатуры, это освоение, как и при советской власти, по-прежнему означает "подгребание под себя". Разница лишь в том, что этот характер старой номенклатуры в новых условиях обнажился до неприличия. Немудрено, что в России были дискредитированы понятия "свобода и демократия", с которыми связывались надежды на изменение самой моральной сути нашей государственности. Как им было не дискредитироваться, коль "российская демократия" обрела лицо все того же "начальника", презирающего собственный народ.

Естественно, что бывшие партийные и комсомольские функционеры инстинктивно защищали все былые символы и, напротив, под любыми предлогами препятствовали немногочисленным попыткам общественности увековечить память героев антибольшевистского сопротивления. В связи с этим вспоминается история с проектом другого указа президента (1998 г.), посвященного увековечению памяти генерала П.Г. Григоренко (90 лет со дня рождения и 10 лет со дня смерти). Понадобились большие аппаратные усилия, чтобы этот указ все-таки был издан, поскольку чиновники федерального и московского правительств торпедировали проект под разными предлогами (начиная от того, что в указе не должно быть даже рекомендации рассмотреть вопрос о переименовании одной из улиц, поскольку еще не принят московский закон о наименовании территориальных единиц, улиц и станций метрополитена города Москвы, и кончая ссылкой на мнение "ветеранской общественности", считающей деятельность Григоренко "столь же разрушительной для государства, как и деятельность генерала Л. Рохлина").

А теперь я просто приведу текст проекта указа Президента РФ "О мерах по обеспечению идеологического и политического многообразия в Российской Федерации", который был составлен летом 1996 г. При этом сегодня мне уже самому видны многие его компромиссные формулировки. Но что было, то было, из песни слов не выкинешь. Итак:

"В целях обеспечения статьи 13 Конституции Российской Федерации, устанавливающей идеологическое и политическое многообразие, равенство всех общественных объединений перед законом, и констатируя, что в Российской Федерации в массовом масштабе сохраняются атрибуты однопартийной политической системы, не допускавшей такого многообразия, постановляю:

1. Федеральным органам государственной власти, органам государственной власти субъектов Российской Федерации, органам местного самоуправления в 2-месячный срок:

провести инвентаризацию противоречащих конституционному принципу идеологического и политического многообразия скульптурных, живописных и других изображений политических деятелей, посвященных им мемориальных досок, установленных на зданиях, внутри зданий и помещений государственных органов, государственных предприятий и организаций, их подразделений (включая те, в которых контрольный пакет акций находится в федеральной собственности или собственности субъекта Российской Федерации), органов местного самоуправления, муниципальных предприятий и организаций, их подразделений (включая те, в которых контрольный пакет акций находится в муниципальной собственности), в помещениях (кабинетах) должностных лиц, а также установленных вблизи зданий, в которых размещаются указанные органы, предприятия, организации и их подразделения, а также у вокзалов, аэропортов, морских и речных портов, пристаней и станций всех видов транспорта, у парков (на территории парков) и в иных местах массового отдыха;

провести в населенных пунктах инвентаризацию средств массовой агитации (если они непосредственно не связаны с проводимой в период такой инвентаризации избирательной кампанией), отображающих в изобразительной или лексической форме понятия, противоречащие конституционному принципу идеологического и политического многообразия;

провести топонимическую инвентаризацию названий субъектов Российской Федерации, административно-территориальных единиц (районов и др.), населенных пунктов, железнодорожных станций и платформ, станций метрополитена, улиц и переулков в населенных пунктах, государственных и муниципальных предприятий и организаций (включая те, в которых контрольный пакет акций находится соответственно в государственной или муниципальной собственности), других названий, отображающих имена, фамилии и псевдонимы политических деятелей, а также понятия, противоречащие конституционному принципу идеологического и политического многообразия;

на основе проведенной инвентаризации принять меры либо внести соответствующие предложения по демонтажу и изъятию указанных в абзацах втором и третьем настоящего пункта изображений и средств массовой агитации, а также по изменению названий, противоречащих конституционному принципу идеологического и политического многообразия.

2. Установить, что требования, перечисленные в пункте 1 настоящего Указа, не распространяются на изображения и средства массовой агитации, находящиеся в музеях, домах-музеях, мемориалах, иных учреждениях, специально предназначенных для хранения исторических свидетельств (памятников).

3. Считать необходимым перенос в иные публичные места (за исключением перечисленных в пункте втором настоящего Указа) скульптурных, живописных и других изображений политических деятелей, имеющих высокую художественную ценность.

Установить, что художественная ценность скульптурных, живописных и других изображений политических деятелей определяется Экспертной комиссией, создаваемой в этих целях Министерством культуры Российской Федерации.

4. Правительству Российской Федерации в 20-дневный срок образовать Комиссию по вопросу о мемориальном кладбище на Красной площади в г. Москве, в том числе Мавзолее и содержащихся в нем останков (далее – Комиссия), имея в виду, что:

Комиссия должна включать в себя авторитетных деятелей культуры и искусства, историков, архитекторов, представителей религиозных объединений в Российской Федерации;

работа Комиссии должна протекать гласно, с широким оповещением о ходе своей деятельности граждан Российской Федерации;

Комиссия в месячный срок со дня образования должна представить на общественное обсуждение Рекомендации федеральным органам государственной власти в отношении мемориального кладбища на Красной площади в г. Москве, в том числе Мавзолея и содержащихся в нем останков.

5. Рекомендовать органам государственной власти и органам местного самоуправления обеспечить финансирование мер, перечисленных в пунктах 1 – 3 настоящего Указа, за счет привлечения внебюджетных средств, добровольных пожертвований, а также средств, полученных от продажи на аукционах и в других формах предметов, подлежащих демонтажу и изъятию.

6. Правительству Российской Федерации:

в 2-недельный срок разработать и принять постановление, конкретизирующее порядок реализации настоящего Указа;

в 2-месячный срок разработать и представить Президенту Российской Федерации проект федерального закона об ответственности за нарушение положений, установленных частями первой, второй и третьей статьи 13 Конституции Российской Федерации.

7. Настоящий Указ вступает в силу со дня его опубликования".

Однако надеждам на новое дыхание антибольшевистской революции не суждено было сбыться. В августе 96-го стало ясно, что Б.Н. Ельцин не скоро приступит к активной деятельности. Я решил подержать проект до тех пор, пока президент не вернет себе прежнюю форму. Но вскоре события стали развиваться так, что проект пришлось "вынуть из стола".

Новая президентская команда, которую возглавил А.Б. Чубайс, пришла на волне успешной избирательной кампании. Но этот успех, как оказалось, не только не открыл "второе дыхание" у революции, но и стал фактором ее сворачивания. Не хочу гадать, какие цели преследовало радикально обновившееся окружение президента, но все выглядело так, что приоритетом были не реальные преобразования, а поддержка популярности Б. Ельцина. Другими словами, работа кремлевской администрации все больше напоминала работу избирательного штаба со всеми его "политтехнологиями". Усугубляла ситуацию, разумеется, и болезнь президента, от которой, к сожалению, он так и не смог полностью оправиться.

Не приходится удивляться тому, что новая команда "сгенерировала идею": погасить общественное напряжение, вызванное предстоявшей в начале ноября 1996 г. Борису Николаевичу операцией на сердце, а также не допустить спекуляций коммунистов по этому поводу во время "празднования" 7 ноября. Не нашлось, однако, ничего лучшего, как сочинить проект указа "О Дне согласия и примирения". Напомню, что так должен теперь именоваться день большевицкого переворота, а весь последующий год – 80-летия этого переворота – объявлялся "Годом согласия и примирения".

Кто же против согласия и мира в обществе? Но согласие-то должно быть естественным, иметь какую-то основу. Прагматизм хорош только тогда, когда есть некие принципиальные позиции, которые нельзя сдавать даже ради компромисса. Абсурдно примирять демократов и не раскаявшихся ни в чем коммунистов. Не случайно этот указ после его обнародования вызвал едкие комментарии в прессе, причем на разных полюсах…

Ноябрьским вечером я был вызван к Чубайсу, где узнал об этом, готовящемся в пожарном порядке указе. Все уже было предрешено и мне было поручено лишь исправить какие-то юридические огрехи. Тогда я понял, что мой проект уже не будет реализован. Единственное, что удалось, так это убедить в том, что нельзя же вот так откровенно отдаваться коммунистам ради сиюминутных целей. Пришлось рассказать о своем проекте. А.Чубайс в принципе одобрил его как идею, но заметил, что у нас не будет рычагов реализации такого указа, когда губернаторы воспротивятся ликвидации коммунистической атрибутики. К сожалению, он был прав. Для того, чтобы начал действовать подобного рода указ, требовался общий настрой на последовательную политику декоммунизации. Но власть, озабоченная гораздо больше залоговыми аукционами, распределением и перераспределением госсобственности, валютным курсом, выплатами по ГКО и т.д. и т.п., потребности в таком настрое не ощущала.

Единственное, с чем согласился Чубайс, – чтобы, пусть в сокращенном виде, в документе появился пункт о коммунистических памятниках. В тексте указа говорилось о создании "Государственной комиссии по проведению Года согласия и примирения". Так вот в ее задачи и был внесен новый пункт: "подготовить предложения по устранению противоречия конституционному принципу идеологического и политического многообразия, прежде всего в части использования скульптурных, живописных и других изображений политических деятелей на зданиях, внутри зданий и помещений государственных органов, организаций, учреждений и предприятий".

Насколько выполнено даже это куцее предложение, читателям не нужно рассказывать. "Атмосфера ноющей бессмыслицы" сохраняется.

* Доктор юридических наук, помощник президента РФ Б.Н. Ельцина в 1995-98 гг по правовым вопросам

В определенном смысле можно было бы говорить даже о Великой контрреволюции, если бы это слово не носило отрицательный оттенок.

Правда, заговорили о революции лишь аналитики. Официальные документы умалчивают о таком характере событий. Отсутствует ощущение революционности и в массовом сознании. Единственное, что позволяла и позволяет себе власть – это говорить о "революционном характере событий", имея в виду динамику перемен, их радикальность, но не революцию как таковую. Например, в послании президента РФ Федеральному собранию 2001 г. говорится: "Прошедшее десятилетие для России было бурным, можно сказать без всякого преувеличения – революционным".

Впрочем, он популярен и сегодня. Президент РФ в послании 2001 года как бы успокоил народ: "Не будет ни революций, ни контрреволюций!". В принципе против такого тезиса не возразишь. Тем более что В. Путин развил эту мысль: "Прочная и экономически обоснованная государственная стабильность является благом для России и для ее людей. И давно пора учиться жить в этой нормальной человеческой логике. Пора осознать, что предстоит длительная и трудная работа. Наши главные проблемы слишком глубоки и они требуют не политики наскока, а квалифицированного, ежедневного труда". Однако, во-первых, может ли кто-то утверждать, что революции (или контрреволюции) не будет. Единственное, что может делать власть – стараться блюсти действительно общий интерес, обеспечивать баланс между свободой и социальным равенством и тем самым предотвращать взрывы народного недовольства. А, во-вторых, такого рода слова уместны, когда есть полная определенность в том, какой духовный, политический и экономический строй жизни установлен.

Не стоит удивляться поэтому, что миллионы наших сограждан испытывают нечто подобное "стокгольмскому" (иногда его называют "хельсинкским") синдромом, когда заложники, освобожденные из рук террористов, начинают расхваливать последних – нас-де и кормили, и не очень обижали, и вообще это были "приличные" люди.

 



1В определенном смысле можно было бы говорить даже о Великой контрреволюции, если бы это слово не носило отрицательный оттенок.

2Правда, заговорили о революции лишь аналитики. Официальные документы умалчивают о таком характере событий. Отсутствует ощущение революционности и в массовом сознании. Единственное, что позволяла и позволяет себе власть – это говорить о "революционном характере событий", имея в виду динамику перемен, их радикальность, но не революцию как таковую. Например, в послании президента РФ Федеральному собранию 2001 г. говорится: "Прошедшее десятилетие для России было бурным, можно сказать без всякого преувеличения – революционным".

3Впрочем, он популярен и сегодня. Президент РФ в послании 2001 года как бы успокоил народ: "Не будет ни революций, ни контрреволюций!". В принципе против такого тезиса не возразишь. Тем более что В. Путин развил эту мысль: "Прочная и экономически обоснованная государственная стабильность является благом для России и для ее людей. И давно пора учиться жить в этой нормальной человеческой логике. Пора осознать, что предстоит длительная и трудная работа. Наши главные проблемы слишком глубоки и они требуют не политики наскока, а квалифицированного, ежедневного труда". Однако, во-первых, может ли кто-то утверждать, что революции (или контрреволюции) не будет. Единственное, что может делать власть – стараться блюсти действительно общий интерес, обеспечивать баланс между свободой и социальным равенством и тем самым предотвращать взрывы народного недовольства. А, во-вторых, такого рода слова уместны, когда есть полная определенность в том, какой духовный, политический и экономический строй жизни установлен.

4Не стоит удивляться поэтому, что миллионы наших сограждан испытывают нечто подобное "стокгольмскому" (иногда его называют "хельсинкским") синдромом, когда заложники, освобожденные из рук террористов, начинают расхваливать последних – нас-де и кормили, и не очень обижали, и вообще это были "приличные" люди.

 

 

 

"ПОСЕВ" № 6 2001
posevru@online.ru
ссылка на "ПОСЕВ" обязательна