А. Столыпин

"ЖЕРТВЫ ЯЛТЫ"

Вышла по-английски, а затем по-французски, книга Николая Толстого "Жертвы Ялты" (Nicolas Tolstoп. "Les victimes de Yalta". - Paris: Editions France-Empire, 1980. - Traduit de 1'anglais par Sergiu Manoliu et Jean Joba), в которой автор не только рассказывает о трагических насильственных выдачах бывших советских граждан, но и называет некоторых главных виновников этих преступлений - на основании документальных данных.
Автор сосредоточивает свое внимание на английских исполнителях Ялтинского соглашения. Действительно, первый приказ о выдачах был дан в Лондоне. Но позволительно думать, что ответственность США здесь столь же велика.
Нельзя сказать, что Н. Толстой вообще обошел молчанием роль американцев в насильственной репатриации, однако, он сказал мало. Так, выдаче первой власовской дивизии посвящено буквально 5 строк, а о том, кто лично за это ответствен, вообще не сказано. Описание роли американцев в этих делах еще ждет своего автора - если к тому времени останутся следы и свидетели. Зато о роли англичан в насильственных выдачах правительство свободной России сможет, если найдет нужным, составить на основании работы Н. Толстого полноценную "Белую книгу".

Состав обвинения
Его основные пункты легко сформулировать на основании документов, собранных Н. Толстым.
Начать следует еще с военного времени. В начале 1944 г. англичане и американцы сбрасывают во Франции с самолетов листовки на русском и армянском языках. Одна из листовок хранится в Лондоне, в архивах министерства иностранных дел. В ней сказано: "Каждому предъявителю этого документа будет обеспечена свободная и независимая жизнь". Н. Толстой сообщает, что 900 русских, считавших себя принадлежащими к РОА, на основании этих листовок сдались союзникам в бельгийском городе Намюре. Однако после окончания войны обязательства, данные союзниками в листовках, рассеялись как дым.
Ялтинский договор был подписан тоже до окончания войны (11.2.1945). Если сам факт его подписания стал известен всем, то его текст не публиковался в течение долгих лет. Это дало возможность не только по разному толковать договор, но и предполагать, что его не публикуют, чтобы не обнаружить позорных пунктов о насильственной выдаче. Признаться, так думали и мы. Оказалось, что это неверно - весьма возможно, что текст договора скрывали не из-за наличия позорных пунктов, а из-за их отсутствия, из-за того, что он мог стать оружием против выдачи!
Американский дипломат Чарльз Болен в своих воспоминаниях пишет: "В этом тексте не было и намека на то, что мы обязаны насильно высылать в СССР советских граждан, этого не желавших."
А в лондонских архивах Н. Толстой нашел высказывание Патрика Дина, одного из составителей текста Ялтинского договора. Дин пишет: "В текст Ялтинского договора, правда, не включено четкое обязательство репатриировать советских граждан вопреки их желанию. Но вся редакция текста ясно подразумевает, что эти граждане должны быть переданы советским властям, независимо от их мнения по этому вопросу".
Итак, насильственные выдачи происходили не на основании того, что было написано в тексте договора, а на основании того, что там "подразумевалось"!
По признанию того же Дина (и других), английские эксперты министерства иностранных дел при выдаче СМЕРШу людей руководствовались не столько нормами международного права, сколько "требованиями тогдашней политической обстановки". Обстановка же, по их мнению, требовала двух вещей.
Во-первых, нельзя было раздражать Сталина и присылаемых им на Запад агентов СМЕРШа. Н. Толстой справедливо указывает на несостоятельность этого аргумента. Свои требования применить при выдаче насилие чекисты всегда предъявляли лишь в устном виде. Каждый раз, когда более совестливые западные офицеры просили показать это требование в письменном виде, агенты СМЕРШа не "раздражались", а поспешно "сматывали удочки". Следовательно, Дин и его коллеги не боялись раздражить, а стремились угодить.
Во-вторых, они якобы опасались, что отказ применить насилие при репатриации, повлек бы за собой отказ выпустить английских и американских военнопленных, освобожденных Советской армией при ее вторжении в восточные районы Германии. Н. Толстой доказьюает, что подобный шантаж Сталину и его приближенным никогда и в голову не приходил. Кроме того, когда все английские (40.000) и американские (75.000) пленные благополучно вернулись из этих областей на родину, то западные поставщики ГУЛага не приостановили насильственную репатриацию, а наоборот, усилили ее. По расчетам Н. Толстого в СССР было отправлено 2.272.000 советских граждан, из коих 40% - явно насильно.
Следующий пункт обвинения касается отношения западных демократий к подписанным ими после войны международным соглашениям. В своей рецензии на книгу лорда Бетелла "Последняя тайна" С. Кирсанов ("Посев", 1976. № 8) справедливо отмечает, что западные державы (в такой же мере, как и СССР) пренебрегли во время репатриации Уставом ООН. Да, если бы Лондон и Вашингтон проявили уважение к своей подписи, то это бы прекратило беззакония (Устав был подписан 26.6.1945, когда ряд насилий уже был совершен). Но этим вопрос не исчерпывается. Н. Толстой подробно останавливается на Женевской конвенции о военнопленных (ее не подписал СССР, но для подписавших ее союзников она была обязательна). Пункт 84 Конвенции гласит, что ее текст "должен быть вывешен, на родном языке военнопленных, в доступных для них местах". В пункте 26 содержится запрет прибегать в отношении к военнопленным к какому-либо обману - чем американцы и англичане беспрерывно пользовались. Там же говорится, что "в случае перемещения в другие места, военнопленным должно быть заранее сообщено, куда их переводят". Имеется еще пункт 42, дающий военнопленным право направлять свои жалобы державе-покровительнице Конвенции, то есть Швейцарии.
Чтобы нарушить международные обязательства, нужны были аргументы. За их сочинение первым берется все тот же юрист английского министерства иностранных дел Дин. Он пишет, что советские военнопленные, не желающие репатриироваться, не подлежат защите Женевской конвенции, поскольку они не признают "свое собственное правительство и законодательство своей страны".
"Став на иную позицию, мы оказались бы в неблагоприятном положении по отношению к союзным правительствам (каким еще, кроме СССР? - А.С.), каковые могли бы обвинить нас, что мы потворствуем изменникам, стремящимся уклониться от карающей руки своего отечественного правосудия".
Приводя свои достопримечательные аргументы, показывающие его отношение к вопросу о праве на политическое убежище, Дин перевирает факты. Он, вплотную занимавшийся вопросом о военнопленных, не мог не знать: это Сталин предал советских военнопленных, отказавшись подписать Женевскую конвенцию, что не дало возможности Красному Кресту о них заботиться и дало возможность Гитлеру морить их голодом (никто из военнопленных других стран от голода не умирал). Что же касается правосудия, то преступников (а таковые, несомненно, были) мог судить и британский военно-полевой суд. Но суть дела была не в том, чтобы наказать подлинных преступников, а в том, чтобы убрать с Запада поголовно всех свидетелей коммунистических методов властвования. На основании документов и фактов, собранных Н. Толстым, мы видим, что насильственная репатриация - это не ошибки близоруких и наивных дипломатов, как казалось многим, а продуманные и упрямо проводившиеся действия определенных государственных деятелей, ведшие к укреплению коммунистической диктатуры.

На ком главная ответственность?
Первое место среди них по праву принадлежит главе английской дипломатии, министру иностранных дел Идену, ставшему впоследствии лордом Эйвоном. 16 октября 1944 года в Москве, за приятным ужином, Идеи дал Сталину и Молотову устное обязательство вернуть в СССР всех советских граждан, вне зависимости от их желания. Вскоре после этого (а не после Ялты) и началась насильственная репатриация.
Н. Толстой обратился к лорду Эйвону с рядом вопросов относительно его роли в судьбе наших соотечественников. В ответ он получил ряд рассуждений о политической обстановке того времени - и ни одного ответа ни на один конкретный вопрос. Однако о многом можно догадаться, прочтя то, что писал Идеи о своей первой встрече со Сталиным (в 1935 г.): "Сталин сразу же произвел на меня сильное впечатление и мое мнение относительно его (государственных) способностей с тех пор не менялось... Я знал, что он неумолим, но уважал качество его ума и даже чувствовал к нему симпатию, которую никогда не мог полностью себе разъяснить".
Дорого обошлась - и еще обойдется - эта симпатия...
А вот что писал Идеи Черчиллю 2 августа 1944 г. о русских, захваченных англичанами во Франции: "Эти люди... служили в немецких военных или вспомогательных частях. Их поведение во Франции было зачастую возмутительным. Нам незачем проявлять по отношению к ним гуманность".
Н. Толстой уточняет: "Список военнопленных, составленный 26 июля (1944)... включал также больных, вывезенных из французских госпиталей, гражданских лиц, до того томившихся в тюрьмах за отказ служить немцам, санитаров, одного врача, беглецов из немецких лагерей и нескольких детей".
Кроме самого Идена, главных английских зачинателей насилия - четверо. Все - крупные чиновники министерства иностранных дел, юридические эксперты: уже упоминавшийся Патрик Дин, затем Томас Бримелоу и руководители Северного отдела министерства Джон Голсуорси и Кристофер Уорнер. Они - несменяемые чиновники, и, следовательно, не просто исполнители. Когда консерваторы проиграли на выборах и к власти пришли лейбористы, то при новом премьер-министре Бевине все четверо продолжали руководить начатыми насилиями.
Н. Толстой попытался говорить!со всеми четырьмя. Однако:
"Из числа чиновников министерства, непосредственно связанных с этим делом, лишь один согласился со мной говорить. Но и он признался, что у него полностью отшибло память касательно событий именно того времени".
Интересно бы знать, у кого именно отшибло память? Может это все тот же Дин, написавший 24 июня 1944 г. в докладной записке министру: "Рано или поздно все эти люди должны быть высланы. Нам незачем знать, будут ли они расстреляны, или только наказаны более сурово, чем если бы их судили по нашим законам".
К списку английских чиновников уместно прибавить имена их американских коллег, о которых Н. Толстой пишет лишь вскользь. Государственный секретарь США Стеттиниус 8 ноября 1944 г. пишет послу СССР в Вашингтоне Громыко: "При отправке советских граждан США, в случае необходимости, применит силу". 1 декабря 1944 г. он посылает американскому политическому советнику в Италии Кирку инструкцию, где сказано: "Согласно политике США, все советские граждане, вне зависимости от их желания, должны быть переданы представителям СССР".
Один из главных советников Рузвельта в Ялте и начальник европейского отдела государственного департамента Фримен в официальном документе в конце 1945 г. выражает удовлетворение, что над бывшими советскими гражданами была учинена расправа в Кемптене (12.7.1945). От отмечает, что при выдаче наших соотечественников к ним применяли насилие и на самой территории США.
Заместитель государственного секретаря Грью добивается, чтобы 118 бывших советских граждан, находившихся в США ("Кэмп Шенк", штат Нью-Йорк) были вывезены в Германию. Там их 31 августа 1945 г. выдали смершевцам.
Это только некоторые из высоких американских чиновников, инициаторов насилий.
На территории Англии осенью 1944 г. было 32.295 бывших советских граждан. Сталин, отказавшийся в начале войны от всех военнослужащих, попавших к немцам, теперь вдруг оживился. Правда, не сразу. Когда 20 июля 1944 г. англичане предложили, чтобы советская военная миссия .совместно с представителями британского военного министерства занялась вопросом советских граждан, их запрос более месяца оставался без ответа. Сомнения Сталина рассеялись, когда он понял, что и в Англии есть охотники за русскими черепами - не менее ретивые, чем смершевцы. Документы, собранные Н. Толстым, подтверждают это. Уже известный нам Дж. Голсуорси рекомендовал дезинформировать находившихся в Англии бывших советских граждан, потому что "многие, подозревающие, что их вскоре отправят, будут пытаться скрыться или покончить жизнь самоубийством". А (тоже упоминавшийся) Уорнер заявил, что "если в деле репатриации окажется необходимым произвести известное давление, мы можем полностью положиться на НКВД". Другой чиновник, Бримелоу, советовал своему министру испросить у советской репатриационной миссии вооруженную охрану, чтобы в случае нужды применить во время отправок насильственные меры".
А отправки приближались. После упомянутого ужина, во время которого Идеи обещал Сталину и Молотову выдать всех советских подданных, уже примерно через неделю, 24 октября, была создана советская репатриационная комиссия и чекистский генерал Ратов прибыл в Лондон. И уже 31 октября первый транспорт (10.139 человек) "изменников" был отправлен из Ливерпуля в Мурманск. В их числе 30 женщин и 44 ребенка.
18 апреля 1945 г. английское судно "Альмансор" прибыло в Одессу с большой группой репатриантов. Часть из них смершевцы расстреляли на глазах у английских моряков. Английские моряки были еще несколько раз свидетелями таких немедленных расстрелов. Один из них, русский эмигрант князь Ливен, лейтенант английского военно-морского флота, с возмущением доложил об этом по начальству и пытался что-то предпринять для спасения людей. Но добился лишь того, что его "взяли на карандаш".
Н. Толстой пытается выяснить: каковы были психологические побуждения молодых, блестящих дипломатов, взявшихся за выдачу людей на смерть? Сделать это, наверное, нелегко. Можно лишь вспомнить, что примерно к этому же поколению и той же дипломатической школе принадлежали и Мак-Лин и Берджес, советские шпионы, бежавшие впоследствии из Лондона в Москву. Но и самим англичанам было бы важно знать, по какой причине их министр и некоторые чиновники их министерства иностранных дел оказались под влиянием красного дурмана. Англичане способны и анализировать, и открыто признавать ошибки, совершенные в прошлом. И предоставлять свои государственные архивы в распоряжение исследователей (в том числе и иностранных).
Есть еще один вопрос, которого Н. Толстой почти не касается, но который мы обязаны поставить. Это вопрос о том, что сделала первая русская эмиграция в Англии для спасения своих земляков? Ведь у некоторых, живших в Англии с 1920-х годов, были немалые связи во влиятельных кругах. Использовали ли они эти связи? Использовали ли они для защиты людей английскую печать, которая даже в военное время пользовалась большой свободой? Ведь шума в печати английские поставщики ГУЛага очень боялись. Когда в транзитных лагерях участились случаи самоубийств, Дин обратился от имени своего министерства в министерство информации с просьбой "в пределах возможного избегать малейшей огласки".
Обращались ли в парламент? Ведь даже в военное время можно было прибегнуть к помощи членов Нижней палаты или Палаты лордов, где было немало честных и смелых людей. Когда до них дошли сведения о подробностях выдач, они стали предпринимать соответствующие шаги. Но это было лишь в 1946 г., когда ряд злодеяний был уже совершен.
Мне всегда казалось, что на первую русскую эмиграцию, жившую в то время в Англии, ложится большая доля ответственности за непротивление выдачам. Книга Н. Толстого только усиливает это тягостное чувство. Он упоминает лишь князя Ливена и капитана английской службы Нарышкина, пытавшихся спасти людей. Но упоминает он и господина Саблина, тогдашнего официально признанного председателя комитета русских эмигрантов в Англии, передавшего в руки чекистов бывшего советского подданного Александра Романова. О Саблине в архивах министерства внутренних дел есть запись, что он "завязал дружеские отношения с советскими представителями".
Некоторые английские семьи оказывали посильную и часто неумелую помощь бывшим советским гражданам. Н. Толстой рассказывает о супругах Бакшел, с помощью которых 42 человека запросили у английских властей политическое убежище. Прошение попало прямо в руки Дину и вскоре было дано распоряжение: "42-м советским гражданам, отказывающимся вернуться в СССР не следует сообщать об их скорой отправке. Их надлежит немедленно, без сообщения причин, перевести в транзитный лагерь № 9".
Свидетелем дальнейшей судьбы этих людей стал князь Ливен: это их расстреляли в одесском порту.
В начале 1946 года в Англии оставалась лишь незначительная группа лиц, чье советское гражданство не было доказано, и "8 не пойманных беглецов".

"Посев". 1981, № 4.