ОБЩЕСТВО, ПОЛИТИКА, ВЛАСТЬ

 

ВАЛЕНТИН БАЖАНОВ

О ФЕНОМЕНЕ ЭТНОНАЦИОНАЛИЗМА

МОЖЕТ ЛИ ТАТАРИЯ БЫТЬ КАТАЛИЗАТОРОМ ОБЩЕРОССИЙСКИХ ТЕНДЕНЦИЙ?

 

I. ПОРОЖДЕНИЕ КОММУНИЗМА

Истоки

Деградация и распад социалистической системы заставили человечество - и, прежде всего, жителей бывших соцстран - познакомиться с содержимым ящика Пандоры.

Коммунистическая идея, служившая цементирующей основой фундамента социализма, фактически оказалась миной замедленного действия. В СССР важным компонентом ее стал извращенно понятый и реализованный интернационализм, раздробивший страну на множество национальных образований и поставивший во главу угла государственной политики соображения "5-й графы".

Складывавшееся столетиями административно-территориальное устройство прежней, исторической России было НАДнациональным. Тем самым оно оставляло фактор этничности на обочине государственного строительства. В начале ХХ века Россия находилась на стремительном подъеме - расцветала экономика, духовная культура. Кризис российского общества, вызванный первой мировой войной, подготовил почву для укрепления умонастроений, близких большевизму. В конце концов, он, – вопреки воле большинства населения, - узурпировал власть, и ввергнул страну в пучину гражданской войны, репрессий, голода, разрухи. Более того, он и ввел фактор этничности как важный элемент жизнедеятельности государства, взяв курс на создание федерации этносов, а не земель. Это была одна из причин, предопределивших тупиковый путь развития советской России на протяжении едва ли не всего ХХ века (см. также: [Ильин, Ахиезер, 1997, с. 224]* ).

В области административно-территориального деления большевики ликвидировали НАДнациональные по своей сущности губернии и ввели деление по этническому признаку, совершенно произвольно обозначив и неоднократно переобозначив границы новых территориальных образований. Ленинская национальная политика исходила из приоритета национальности над всеми иными (исключая лишь партийные) качествами личности, прежде всего профессиональными. Воспитание национальных кадров являлось важнейшим делом компартийной деятельности; выдвижение вперед лиц "коренной национальности", часто вне зависимости от их подготовки, являлось нормой партийной (а, стало быть, государственной) жизни. В то же время, тоталитарное стремление к всеобщему контролю и абсолютной ответственности за все происходящее, какие-то "неправильно" ведущие себя народы ставили как бы вне закона. Их, как и граждан, можно было преследовать, подвергать репрессиям, переселять.

Акцент на этнических моментах уродливо деформировал нормальную государственную жизнедеятельность. Впрочем, это был лишь один из деформирующих факторов. Тоталитаризм в силу своего репрессивного характера купировал любые тенденции к этнической исключительности и потому взаимоотношения между народами, в конце концов, действительно начинали складываться в духе, который приближается к интернационализму. Однако, властные структуры, строившиеся в условиях доминанты этнического признака, подспудно аккумулировали груз национального эгоизма. Нерешенные национальные проблемы откладывались в закоулках общественного бессознательного. Остов региональной власти в созданных автономных республиках включал пестование этнической составляющей во властных структурах, при доминировании, так сказать, компартийно-аппаратной материи. Этот остов будущего этнонационализма нес в себе замысел и смысл обладания определенным народом, территорией, привилегиями как собственностью, незначительной по числу членов и по характеру близкой к мафиозной, группой лиц госпартноменклатуры.

Абсолютная власть как способность бесконтрольно распоряжаться людьми, ресурсами, богатствами, возвышаться над "чернью",- власть, в которой на региональном уровне первую скрипку играл этнонациональный фактор, была, есть и будет самой вожделенной ценностью для любой власти, ведущей свое происхождение от большевиков.

Еще в середине ХIХ века существовало убеждение, что мультиэтнические государства не могут не быть демократическими в силу необходимости поддерживать баланс культур и представительства в политической жизни (лорд Актон). Однако последующая история недвусмысленно показала, что за редким исключением мультиэтнические государства вынуждены снижать степень своей демократии из-за неизбежной угрозы роста этнических движений со всеми вытекающими из целей этих движений последствиями.

Говоря о закономерностях общественного, в том числе коммунистического, развития нельзя не иметь в виду, что это развитие подчиняется всем СИСТЕМНЫМ закономерностям. Когда коммунистическая система рушится, так сказать, на макроуровне (Югославия, СССР, Россия, Грузия и т.д.), то качество "коммунистичности" объективно стремится сохраниться на микроуровне, но, понятно, в новых формах. При распаде этой системы суть коммунистической власти ("коммунистичности") стала легко переливаться в националистическую оболочку. Коммунистическая идея, подстраиваясь под новые социальные и экономические реалии, продолжает трансформироваться в национал-коммунистическую идею. Впрочем, тот факт, что последней стадией коммунизма является этнонационализм, давно отмечался некоторыми западными советологами.

Коммунистическая номенклатура ("внутренняя партия" по терминологии Оруэлла) на протяжении всех 70 лет существования советской власти в чистом виде тяготела к поведению "хамелеонного" типа. Соответствующий ее цвет, прежде всего, определялся соображениями личного блага и сохранения бесконтрольной власти. Перестройка, провозглашенная в 1985 г., представляла опасность потери власти, и, стало быть, привычного благосостояния.

Своеобразный инстинкт самосохранения заставил номенклатуру очередной раз изменить свой цвет: внешне это выглядело как радение за интересы "коренной" национальности под флагом суверенитета. Однако, в сущности, смысл существования номенклатуры не изменился - власть, а с переходом к рынку и обладание собственностью, оставались и остаются главными рычагами ее активности.

Проблема не только России

Было бы, разумеется, неверно полагать, что этнонационализм - явление, присущее исключительно коммунистическому миру. Будучи порождением ХIХ века, этнонационализм в тех или иных формах имел и имеет место и в остальном мире. Однако проявления национализма здесь смягчены экономическими интересами, реалиями и иными, нежели коммунистические, традициями, менталитетом и нравственностью. Во всяком случае, стремление к созданию однородных, мононациональных государств наиболее ярко проявляется именно в разрушающемся коммунистическом мире. Именно здесь господствует убеждение, что границы государств должны совпадать с границами национально-культурного ареала. Собственно, в этом убеждении сконцентрировано выражение высшей ценности этнонационалиста - создание мононационального государства ценой постепенного вытеснения или искоренения иных культур, иных народов, иных традиций. Такое государство призвано реализовать чувство этнического эгоизма, своего рода исключительности, путем тотального контроля над обществом, нетерпимости к инакомыслию, особенно если оно связано с сомнениями в разумности суверенитета.

Для приверженцев создания такого рода государств характерно мышление о прошлом как о будущем. Для них прошлое - не опора для будущего, а, так сказать, само светлое будущее. Интенсивный поиск "корней". Романтическая привязанность к отголоскам старины и самой старине. Культивирование на уровне обыденного сознания образа традиционного уклада жизни. Воссоздание того, "что было" и что утеряно в вихре исторических перемен. Сначала скрытые, а затем все более явные обвинения соседнего народа в порабощении, притеснении, упадке традиционной культуры. Вот достаточно типичные признаки и "подпорки" такого рода мышления.

Его носитель продолжает пребывать в сфере иллюзий и мифологии, только модифицированной. Его внимание выборочно, ибо отсевает все, что не ложится в наперед заданную схему мира. В ту этноцентрическую картину, которую у него пытаются создать идеологи национального движения и которая им самим лелеется как пронесенный из прошлого зародыш будущего в своей крови сменой многострадальных поколений. "Нация исчезает, она растворяется в другой нации, ее культура поникла, язык обеднел, но я являюсь тем ростком, который поправит положение и обеспечит ее расцвет" - вот предположительное кредо этнически озабоченной личности (которая часто не умеет объяснить, что значит "национальность", или чем, скажем, узбек отличается от татарина).

Часто ростки национального самосознания включают убеждение, что нации (этнические) и национальности, этносы являются конкурентами в борьбе за выживание, что сужение ареала одной нации является признаком ее поражения, а не результатом естественного хода событий, что этносы включены в глобальную (региональную) игру с нулевой суммой. Менталитет этнонационалиста включает установку на исторический реванш, даже если речь идет о реалиях, удаленных не на одну сотню лет. Он видит мир сквозь призму интересов общего - своего этноса, выталкивая из поля зрения едва ли не все, что связано с единичным - естественными правами личности.

Этноцентрическая картина мира националиста по своему характеру утопична и нарисована с использованием лишь двух цветов. Этнос в такой ситуации тяготеет к самоизоляции, он стремится "законсервировать" свой образ жизни и менталитет, сосредоточившись на репродуктивной функции. Будущее этноса в его прошлом, и тем самым тормозится превращение этноса в нацию, которая часто слагается из множества этносов, выводя представителя этноса из моноэтнического круга, освобождая его от пристальной опеки кровных уз, делая его гражданином и личностью, способной существовать в атмосфере гражданских отношений. Национальное самосознание, в отличие от этнического, ориентируется на будущее, втягивая этнические реалии в высокое движение к гражданскому обществу. Этнос - замкнутая, а нация - открытая система, подчиняющая репродуктивную функцию функции творческой.

"Настоящее этноса в контексте его будущности обретает характер не самодовлеющего, а условного бытия" (С.П. Заикин). По этим причинам этнонациональные тенденции свидетельствуют вовсе не о крепости и зрелости нации, а об ее отсутствии. О тяжелой младенческой болезни потенциальной нации, которая предвещает, по меньшей мере, трудное детство и взросление, сопровождающиеся всеми прелестями комплекса этнонациональной неполноценности вперемежку с синдромами слоновой болезни.

Право на самоопределение?

Представьте себе, что коренные жители Америки вознамерились бы превратить США в СВОЕ, да еще мононациональное государство. Или потомки ацтеков в нынешней Мексике потребовали бы восстановления некогда утраченной государственности. Почему бы жителям островов Гавайи или Аляски не провозгласить государственный суверенитет? А между тем в Татарии, о которой будет говориться ниже, самые высокопоставленные руководители (вслед за национал-радикалами) рассуждают о восстановлении государственности, восходящей к Казанскому ханству или Волжской Булгарии и, якобы, потерянной в 1552 г. Между тем, события в Америке и на Средней Волге относятся примерно к одному и тому же периоду человеческой истории, кстати, отмеченному впоследствии вполне гармоничным соседством на Волге поначалу разных, а затем все более близких по культуре этносов.

Стоит ли говорить о разумности принципа самоопределения этноса на территории, уже не одну сотню (сотню!) лет оказывающего гостеприимство нескольким другим? Причем, когда "самоопределяющийся" этнос составляет менее 50% всего населения. Почему бы, скажем, не самоопределиться тем же индейцам США или Канады? Америка-то - их историческая родина, и никто этого не оспорит. Но поставленный так вопрос представляется абсурдным относительно Нового света. Так почему же он имеет смысл относительно Старого света?

Во многих странах происходит процесс этнонациональной дифференциации, имеются предпосылки к сепаратизму или уже оформившиеся сепаратистские движения - и в благополучной Великобритании, и в неблагополучной ныне Югославии. Впрочем, в развитых странах сепаратисты в основном склонны вести борьбу за отделение парламентскими методами. И 10-15% голосов избирателей, набираемых ими на выборах, считается нормальным явлением, в силу доминирования экономических интересов не достигающим гиперстадии. Экономическое преуспевание не предотвращает тягу тех или иных социальных групп или этносов к национализму и сепаратизму, но позволяет, во-первых, ввести ее в более цивилизованные формы, а, во-вторых, держать эти тенденции "в узде" - на уровне, безопасном для целостности и единства государства. Кроме того, явления этнонационализма и сепаратизма не остаются вне государственного внимания и вне соответствующей государственной политики.

Главный аргумент сторонников сепаратизма связан с правом наций на самоопределение, которое в условиях стабильности мировой системы оказывается противоречащим праву государств на целостность своих границ. Здесь уместно напомнить, что право наций на самоопределение было провозглашено для совершенно конкретных условий окончания первой мировой войны и касалось регионов, находившихся под юрисдикцией побежденных государств. Ни Вудро Вильсон, ни другие сторонники применения этого права не считали, что оно может или должно носить универсальный характер. Между тем, как это часто наблюдается в истории, первоначальный смысл принципа права нации на самоопределение был предан забвению, а принципу было придано универсальное звучание.

Трагедия бывшего коммунистического мира готовилась тем, что питательной почвой и движущим механизмом националистическо-сепаратистских тенденций служили сами властные структуры различных уровней управления в условиях тоталитарного государства заставлявших общество функционировать в режиме "сверхпроводимости" (беспрекословное и внеальтернативное подчинение нижестоящих указаниям вышестоящих). Режим "сверхпроводимости" оказался чрезвычайно благоприятным для поразительно быстрого распространения по властным вертикалям метастаз этнонационализма, а затем и экспансии по горизонталям - среди части "простого" населения.

Осенью 1989 г. я, пожалуй, впервые услышал подробные рассказы югославов о сепаратизме в Словении и меня, признаться, эти рассказы удивили. Тогда речь о Хорватии почти не шла, а о Боснии и Герцеговине - тем более. Югославы, живо интересовавшиеся и следившие за событиями в СССР, утверждали, что их страна опережает нашу лишь на несколько лет, что у нас непременно появится своя Словения. Я возвращаюсь к этим рассказам и, увы, вынужден констатировать, что югославы во многом были правы. Полыхнул Карабах, образовалась Приднестровская республика, распался СССР, множество регионов подобны тлеющим в глубине торфяникам, со временем готовым полыхнуть, - как это случилось в Чечне.

Этнонационализм и коммунизм

Всюду на территории СССР, кроме России, доминировала национальная (читай: этнонационалистическая) идея, всюду она приводила к власти соответствующие силы, либо же заставляла существующие власти перехватывать инициативу у наиболее радикальных националистов. Лишь в России доминировала идея антикоммунизма. Это, отчасти, и понятно: Россия как государство по своей природе НАДнационально. Она никогда не была государством для русских, поэтому и объединяющей идеей здесь служила наднациональная идея антикоммунизма, так сказать, в чистом (в отличие, скажем, от Прибалтики) виде. Россия ищет адекватную своей государственности форму, часто стремясь аккумулировать опыт Запада, который всегда был притягателен для россиян, и хотя бы поэтому здесь не находилось широкой поддержки для русского этнонационализма. Б. Дизраэли как-то заметил, что Россия подобна двуликому Янусу: ее азиатское лицо обращено в сторону Европы, а европейское - в сторону Азии.

Такие поиски характерны и для других стран, особенно посткоммунистических. Весьма интересен здесь опыт Чехии, которая, ничуть не пренебрегая имиджем демократического государства, ввела новое территориально-административное деление, прежде всего стремясь купировать интенсивный рост моравского этнонационализма. В самозамыкающейся культуре явно доминируют иррациональные моменты, тогда как в открытой - рациональные, придающие ей качества гибкости, адсорбируемости и в то же время стойкости. Так, бывало, что культура завоеванных народов поглощала культуру завоевателей. На каменной стеле Йолыг-тегина, одного из видных полководцев Тюркского каганата (VIII век), совершившего много победоносных набегов на Китай, было выбито: "Прельщая сладкой речью и роскошными драгоценностями они (т.е. китайцы - В.Б.) весьма сильно привлекали к себе народы. Те же поселялись вплотную, затем усваивали себе дурное мудрование... Дав себя прельстить... ты, о тюркский народ, погиб". Сила культуры открытого типа завоеванного народа превосходила силу народа Йолыг-тегина. В сепаратистских тенденциях велик удельный вес иррациональных мотивов, ведущих к развитию культур, склонных к закрытому типу.

Если не регулировать поиск новых форм государственности России в условиях продолжительного экономического кризиса, во многом усугубленного неоптимальной стратегией реформ, то политические кризисы в России неизбежны. А кризисы эти сопровождаются едва ли не повсеместным регионализмом, а в бывших автономиях - сепаратизмом и слабо прикрытым этнонационализмом.

Россия же сама начинает испытывать искушение мыслью о своей исключительности, - тем, что у нее совершенно особый путь развития, что экономические законы, действующие в остальном мире, к ней неприменимы, что ее история неповторима и уникальна. Эта мысль подпитывает этнонационалистические настроения среди русских. А совмещенная с рудиментами коммунистической идеологии и, породив нечто вроде "православного" коммунизма, она может оказаться чрезвычайно опасным новым препятствием на пути движения России к гражданскому обществу и экономическому благополучию.

"Придя к власти, - замечают В.В. Ильин и А.С. Ахиезер [Ильин, Ахиезер, 1997, с. 343], - большевики почувствовали, что их понесла мощная волна архаизации общества. Она сокрушила старую государственность, вынудила большевиков опереться на эту волну, как основную энергетическую силу... Архаизация несла догосударственные (а не либеральные) ценности. Согласно соответствующим ценностным установкам большевики ввели устаревшее с точки зрения ХХ века деление страны по этническому признаку, декларируя схему государства-республики, которая в условиях слабого центра работает и поныне. Суверенизация этно-республиканских периферий означает большевизм наизнанку. Такая державная программа для России - самоубийство" [там же, с. 371].

В Прибалтике достаточно очевидны этнонационалистические тенденции, причем, даже если (Латвия) "коренное" население составляет менее 50%. (Интересно, могут ли люди, относящиеся, например, к пятому поколению казанцев, считать себя коренными жителями Татарии?). Принимаются и реализуются дискриминационные по отношению к нетитульному населению законы. И это - в весьма "культурной" Прибалтике.

Чего же ожидать от Средней Азии? Неслучайно оттуда идет значительный поток переселенцев в Россию, не подготовленную, да, может быть, при нынешней экономической ситуации и не способную принять большие объемы мигрантов. И эта миграция в условиях отсутствия вооруженных конфликтов между различными этническими группами!

В Карелии русские составляют 87% населения, но "титульные" этносы (карелы, финны) играют первую скрипку. В иных бывших автономиях, а ныне республиках России, в которых процент "титульного" населения выше, тенденция вытеснения "нетитульных" этносов из политической элиты вполне заметна; "нетитульное" население отодвигается к периферии социально-политической жизни. Около 80% политической элиты Татарии составляет титульный этнос [Зазнаев О. 1997, с.71].

О положении нетитульных национальностей в странах ближнего зарубежья, например, нелатышей в Латвии, говорят много и громко, а о тенденциях формирования своего рода "внутреннего зарубежья" предпочитают молчать. Чуть более десятилетия назад в Боснии и Герцеговине, в Сараево проходили зимние Олимпийские игры, и ничто не предвещало не то, что междоусобной войны, но даже межэтнического напряжения. "Как могли все так озвереть!?" - с отчаянием говорил совсем недавно одному из журналистов житель Сараево. Но аналогичное состояние характерно и для многих людей из противостоящих сторон на территории бывшего СССР.

Межэтнические отношения часто можно уподобить фазовым переходам: постепенный количественный рост приводит к резкому качественному скачку. Резкое изменение качества тех или иных параметров социальной системы приводит к неожиданным, на первый взгляд, часто кровавым конфликтам, при поворотах истории.

(Окончание следует)

 

 "ПОСЕВ" 10-98

 posev@glasnet.ru

 ссылка на "ПОСЕВ" обязательна