Есть много оснований полагать, что в отношении Татарии нет и не было какой-либо федеральной политики. Как, впрочем, не было национальной политики вообще. Политический вакуум очень удобен для сооружения парусов суверенитета и расцвета примитивного регионализма. Движения в сторону Татарии, которые предпринимались в канун референдума 21 марта 1992 г., смахивали на неудачные импровизации и прекратились уже в апреле того же года. Они были бессистемны и содержали вопиющие промахи.

Российская власть спасовала перед необходимостью выполнять решения Конституционного суда о законности референдума и несоответствии конституции Татарии конституции России. До сих пор степень несоответствия здесь очень высока (см.: [Михайлов В., 1998]). Политический и юридический суверенитет по отношению к Москве был достаточно быстро достигнут в Казани. На движения и группы российской ориентации в Татарии Москва почти никакого внимания не обращала. Можно было бы опустить и "почти", если бы не отдельные партии, скажем, ДПР. Но это внимание общественной, а не государственной структуры, и оно было мизерным. Из более или менее высокопоставленных политиков начала 1990-х годов лишь Олег Румянцев счел нужным встретиться с ними.

До сих пор главный идеолог руководства Татарии - бывший коммунист, выступавший с обличением "имперского" центра, "научно" обосновавший неизбежность распада российской "империи" и считавший даже нынешнее отношение Москвы к республикам державным.

А как относятся к проблеме Татарстана так называемые патриотические силы в России? Создается впечатление, что их больше волнует мифический сионистский заговор или происки западных спецслужб.

Между тем, методологическое кредо, которым надо руководствоваться при анализе внутрироссийских процессов, следующее: причины всех процессов находятся в пределах самой России и любые внешние силы и обстоятельства способны вносить лишь возмущения вторых или даже третьих порядков малости.

Тем временем РТ открыла представительства уже в полутора десятках стран и разными способами приучает международное сообщество видеть в республике независимую от РФ силу.

Симпатии тех, кто вносит напряжение в геополитический статус Татарии, достаточно очевидны, их подоплека - желание откреститься от всего российского. Это определяет важнейшие шаги и "центристского" руководства РТ и национал-радикалов. Российский флаг почти полностью исчез с территории Татарии (до 96 года его можно было увидеть лишь на волжских судах; с 96 года он, бывает, вывешивается на улицах в дни праздников). Даже учреждения, находящиеся под юрисдикцией России (а это заводы, принадлежащие военно-промышленному комплексу, вузы, МВД, КГБ и т.д.), не всегда решались и решаются украсить себя российской символикой.

Всего 1/4 татар России проживает в Татарии. Они составляют 48% ее населения. Однако удельный вес татар все время увеличивается.

Поток татар, возвращающихся из Средней Азии, других регионов СНГ, достаточно стабилен. Руководство республики сознательно и планомерно привлекает их на "историческую родину", стремится превратить республику во всемирный центр татарской диаспоры. В августе 1997 г. во время второго Конгресса татар было заявлено, что татары составляют уже 52% жителей республики и, таким образом, впервые "титульное" население превзошло по численности "нетитульное". Полагаю, что это преувеличение. 50% рубеж за несколько лет при всем старании преодолеть невозможно. Однако стремление очевидно.

По мере достижения своей цели - суверенности существования, этнические мотивы (в частности, объединения татар) будут звучать, должно быть, все громче. В Казани в начале ХХ века было не более 10-15% татар. В 1967 г. - уже 33%, в 1991 - более 40%. Татарское руководство приветствует переселение татар в Казань из районов республики.

Отчетливо это проявилось в кампании против введения новых российских паспортов, где отсутствует "5 графа". "Отказ от национальности - не победа демократии", "Против "орла", но за "пятую графу" и другие подобные заголовки характерны для казанских, даже умеренных, газет, ведущих кампанию за указание национальности в паспорте. Зачем она нужна, если паспорт - документ, удостоверяющий личность и гражданство, т.е. правовые отношения личности и государства?

В новых структурах, зачастую инспирированных чисто политическими мотивами, к примеру, Академии наук Татарстана, непропорционально доминируют представители титульного этноса. В мононациональном государстве для "нетитульных" национальностей удобных мест не находится. Они вынуждены занимать галерку. По своему характеру и направленности власть там стремится к этноцентричности.

Тем не менее, нынешнее руководство РТ склонно сохранить российское финансирование многих организаций - вузов, ВПК и т.д. Позиция его проста и прагматична: пусть деньги платит Россия, а мы же будем ими (например, вузами) фактически управлять.

Отношение руководства Татарстана к руководству России напоминает анекдот. Подъезжает машина с восточным политическим деятелем к развилке дорог. Шофер спрашивает деятеля: "По какой дороге поедем?". Деятель отвечает: "Ты "мигни" налево, а поедем направо". Именно так поступает высшее руководство Татарстана. В Москве убеждает всех, что вовсе не нарушает "целостности" Российской федерации, не "обособляется" от нее. Хотя избегает говорить где-либо, что входит в РФ, в лучшем случае, что ассоциировано (?) с Россией, призывает совершенствовать асимметричную федерацию для придания ей еще большей асимметричности. В Казани ведет себя так, что фактически РТ уже вполне суверенное государство. "Госсекретарь" Татарии исходит, судя по всему, из того, что свои отношения с Россией республика уже строит на конфедеративной основе. Не случайно он в своей программной книжке "Сумерки империи" писал, что "Россия... - последний колосс колониального прошлого Европы... Империи спокойно умирают. Распадаясь, они смердят" [Хакимов, 1993, с.5, 8]. В принятой - а точнее, "продавленной" через верховный совет - конституции РТ прямо зафиксировано, что республика находится в ассоциированной связи с РФ, что было подтверждено и закреплено соответствующим, столь возносимым в плане создания федерации "нового типа", договором.

Вовсе не секрет, что договорные федерации достаточно неустойчивы и договорной путь создания федерации является наименее оптимальным.

Своеобразный конкурент официальной власти в РТ - созданный зимой 1992 г. "милли меджлис", куда вошли наиболее радикальные татарские сепаратисты и партии соответствующей направленности. Их претензии на власть, безусловно, встревожили президента Татарстана и его команду. Но они без особого труда перехватили инициативу, проведя всемирные съезды татар. Меджлис можно сравнить с неким силовым центром, мощно, хотя и неявно притягивающим устремления официальной власти. Сегодняшние задумки меджлиса часто становились завтрашними решениями властей. На мой взгляд, различие между меджлисом и официальной властью лишь в том, что первые "хотят сейчас", а вторые делают все то же самое, только постепенно, тихой сапой, соблюдая внешние признаки приличия и "конституционности". Именно революционное нетерпение и заставляет меджлис противопоставлять себя официальной власти, критиковать ее и предлагать себя в качестве спасителя отечества.

Сепаратистские тенденции менее всего популярны в регионах, примыкающих к Волге и в крупных городах (кроме, пожалуй, Набережных Челнов и Альметьевска). Главным образом они культивируются либо гуманитарной татарской интеллигенцией, либо малообразованными слоями титульного населения.

Пока не более 1/4 - 1/5 населения республики склонны придерживаться достаточно радикальных позиций по вопросу о статусе РТ. Однако известно, что в Татарии и других республиках число жителей, считающих себя гражданами этих республик, но не России и тех, кто считает себя гражданами обоих образований среди титульного и нетитульных этносов отличается примерно в 3 раза (см.: [Малькова, 1996, с.4]). При этом уровень психологической некомфортности русских в республиках выше среднего. Если согласно опросу социологического подразделения, действующего в правительстве РТ, 42,8% татар и 27,9% русских оценили межэтнические отношения в Татарстане, как стабильные, то 36,2% татар, 50,1% русских и 55% представителей других национальностей высказали мнение, что напряжение ощущается. [Исаев, 1997].

В любом случае путь вытеснения русского языка будет сложным и малоуспешным. Но власть на него уже ступила, причем ступила под знаком "сохранения" государственных языков. Скорее всего, со временем создадутся своеобразные страты функционирования татарского и русского языков. Татарский язык станет (уже почти стал) языком элиты, обеспечивающим пропуск во властные структуры, в различные престижные организации и на руководящие посты, равно как и соответствующие надбавки к зарплате. Русский же язык займет, как теперь принято выражаться, место языка межнационального общения, т.е. языка непосредственного жизнеобеспечения.

Между тем далеко не все так просто в Татарии, как часто кажется многим западным специалистам, рисующим не только упрощенную, но и в значительной степени искаженную картину процессов.

Любой прогноз, претендующий на объективность в будущем, должен базироваться на экстраполяции определенных тенденций. Настоящий прогноз как бы опрокидывает вперед, в обозримое будущее, отмеченные тенденции развития политических, экономических, межэтнических процессов в РФ и РТ. Он будет иметь силу только при сохранении этих, пока достаточно устойчивых, тенденций. Прогноз должен корректироваться при изменении направленности существующих тенденций и появлении новых.

Наиболее вероятным представляется следующий ход событий. Отношения РФ и РТ сохранят значительную неопределенность и в условиях подписанного и (возможно) пролонгированного договора между Россией и Татарией. Процесс снятия этой неопределенности будет вялотекущим. Отдельные подвижки в нем будут зависеть от изменения политической ситуации в РФ, экономического состояния в РФ и РТ, неизбежной стохастичности в социальных и персональных параметрах.

Татария будет последовательно отстаивать целесообразность асимметричной федерации, сама идея которой предполагает напряжение между "несимметричными" членами федерации, ибо последним меньше "дано". Тем самым, стремление к неопределенности в отношениях с федеральным центром, несмотря на любые договоры о разграничении полномочий, будет характерно для многих, особенно недотационных, субъектов федерации. Это придаст шаткость всей конструкции федерального устройства.

Все это заставляет думать, что Татария еще очень долгое время будет фактором политической нестабильности в России, то более, то менее заметным, но неизменно достаточно серьезным, чтобы стать - наконец-то стать! - предметом самого пристального внимания российских властей. Хотя бы потому, что играет роль катализатора в политических процессах в масштабах всей страны. России для обеспечения условий устойчивого роста придется задуматься над феноменом этнонационализма, научиться жить с ним и сглаживать его последствия. Конечно, если власть отважится сломать традицию бездумности и нежелания учиться. В противном случае велика вероятность вступить на путь "славной советской державы", хотя, понятно, он будет отличаться от пройденного.

Зазнаев О. Республика Татарстан // Конституционное право: восточноевропейское обозрение. 1997, № 2, c. 69-78.