· ОБЩЕСТВО, ПОЛИТИКА, ВЛАСТЬ

Либеральная демократия вчера

Р. РЕДЛИХ

Либерализм

Понятие “либерализм” сплошь и рядом употребляется для обозначения характера как отдельного человека, так и сообщества. Оно содержит в себе, прежде всего, черты благодушия, уважения к свободе и миролюбия, но также и черты лености, равнодушия и вытекающей из него уступчивости и желания договориться по-хорошему. Латинское слово “liber” значит “свободный”. В политической жизни, казалось бы, свобода и есть первоценность либерализма. Однако это не так. Его первоценность - мир. Говорю это, забегая вперед. О демократии скажу позже.

Либеральные настроения существовали, конечно, всегда и везде, но четкой политической идеологией либерализм сделался только в Англии, начиная с XVII века, где и положил начало капитализму. И тут проявились в нем две связанные между собой задачи. Это с одной стороны, расширение свободы личности, с другой - ограничение полномочий государственной власти. Обе входят в любую либералистическую программу, но отличаются в оценках значения властвующих сил и прав человека в окружающем его мире.

Расскажу, однако, сначала о двух широко распространенных в XVII и XVIII веках и развенчанных в XIX веке мифах. Это была доработка существовавших уже в греко-римское время, но не до конца продуманных представлений. Я имею в виду а) идею так называемого “общественного договора”, и б) естественного права и обязанностей человека.

Общественный договор

Понятие естественного права, - ius naturalis - существовало уже в древнем мире, но разъяснением его вплотную занялся Томас Гоббс в трактате о государстве, выпущенном в 1651 году под названием “Левиафан”. Думая о жизни догосударственного общества, Гоббс полагает, что жизнь еще дикого человека была “одинока, бедна, жестока и коротка”, ибо в ней шла “война всех против всех”. И вот, научившись разумно мыслить, люди согласились объединиться и нашли выход из хаоса, подчинившись монарху и передав ему власть над обществом. Они видели в этом разумный выход из дикой жизни, “лишенной порядка, мира и права”. Созданное монархом государство стоит у Гоббса над личностью и обществом и служит охране мира и благоденствия его подданных. Если же государству не удается сохранить внутренний мир, подданные могут отвергнуть общественный договор и выступить против него.

У нас на Руси такой “общественный договор” описан в Несторовой летописи, в приглашении варягов на Русь словами: “Земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет. Приходите владеть и править нами”.

Разумеется, дело историков дояснить, какие факты и домыслы лежат в основе этой записи. Это очень важно, но для нас в данном контексте согласие славян объединиться в едином государстве отмечено как договорное соглашение, которое Гоббс, а затем и Локк, и Руссо назовут “общественным договором”. А идея “общественного договора” станет мифологической основой представлений о государстве европейских мыслителей XVII и XVIII веков. И только к середине XIX века наука установит, что семья, а за ней род и племя образовались безо всякого договора, и что только наивный читатель, читая заглавие прославленной книги Руссо “Общественный договор”, готов был представить себе, будто люди в один прекрасный день перестали быть дикарями и путем разумных переговоров договорились об условиях совместной жизни, чуть ли не скрепив этот договор торжественной клятвой.

Как Гоббс, так и Локк, и Руссо, понимали, конечно, что общественный договор сделался как-то иначе. Люди просто со временем стали разумней и научились договариваться между собой и жить дружно, соблюдая естественные правила общения, из которых и выросла государственная власть.

Думается, что и сам Руссо, выписывая заглавие своей книги “Общественный договор”, не понимал эти слова буквально. С зарождением и развитием общих целей и интересов само собой сложилось общественное согласие, потеснившее так выразительно описанный Гоббсом стихийный хаос догосударственной жизни как “войны всех против всех”. Можно ли назвать это согласие “общественным договором”, указывая на наличие в нем естественной внутриродовой солидарности, судите сами. Но так или иначе отвергнутое теперь наукой понятие “общественного договора” содержало в себе существенный момент правды, силой которого согласие на определенные правила совместной жизни стало основой любой государственной власти, в том числе и современной демократии.

Развитие либеральной демократии, однако, нужно начинать не с Гоббса. Гоббс не был демократом; он был монархистом. И основы современной либеральной идеологии удалось изложить только Джону Локку, который в 1690 году в своих “Двух трактатах о государственном правлении” утверждал, что человек от рождения обладает неотчуждаемыми естественными правами на жизнь, свободу и собственность, и что естественное право предшествует любым отношениям общества со своим правителем и ограничивает власть последнего.

Государство, по мнению Локка, всего лишь инструмент для реализации воли общества. Согласно Локку, государству поручена, прежде всего, защита прав личности. Задача государства обеспечить гражданам возможность пользоваться своими правами и только для этого исполнять налагаемые на них запреты и обязанности.

Нет сомнений, что позиция Локка выражает идеологию начинающего в XVII веке набирать силу позитивистского либерализма.

Вслед за Локком идею общественного договора существенно изменил гораздо шире известный у нас французский политический мыслитель Жан Жак Руссо. Руссо не случайно дал в 1762 году своей книге заглавие “Общественный договор”. У него, соглашаясь на договор, люди делегируют свои права суверенному народу, образуя его “общую волю”, которой он предлагает признать волю большинства. Для Руссо возникающее посредством общественного договора общество становиться “морально совокупным телом”, своего рода “общественным человеком” и приобретает жизнь и волю, которую не следует отождествлять с эмпирической волей отдельных индивидов. В обществе “каждый член превращается в нераздельную часть целого”; из “естественного индивида” становится “моральным гражданином”, мораль которого и сама становится продуктом общей воли. Тех же, кто не соглашается принять ее, общество может и должно заставить подчиниться.

Можно ли считать Руссо либералом? Конечно, нет! Вдохновленная его мыслями Великая французская революция провозглашала свободу, но была лишь освобождением от произвола королей, на смену которому звала произвол “совокупного тела государства” “моральных граждан”. Не буду описывать, что из этого получилось. Мы, русские, сами это еще раз попробовали.

Либералом был Локк, который считал важнейшей задачей упорядочение и ограничение государственной власти, понимаемой, как власть закона, противостоящего произволу. Классическим стало в этом плане вышедшее в 1748 году сочинение Шарля Луи Монтескье “О духе законов”, с его разделением властей, при котором “власть ограничивает власть”, считая потому единственной задачей государства исполнение и охрану законов. Государство стали тогда, не без юмора, называть “ночным сторожем”.

Этот “ночной сторож” должен был, в частности, сторожить и неограниченное право собственности, как фундамент экономической свободы, иначе говоря, “классического капитализма”, а либеральное понимание политической свободы заставило его ограничиться идеалом юридического равенства. Классический либерализм с его первоценностью свободы распахнул, таким образом, дверь идее либеральной демократии.

Демократия

Равенство в свободе объединило либералов с демократами, выработавшими технические правила уловления воли народа, хоть с самого начала было ясно, что из равенства прав всех граждан на выборах не вытекает ни социальное, ни экономическое равенство. Юридическое равенство в свободе, за которое ратовали либералы, легло в основу так называемого “Манчестерского капитализма” с его “laisser faire”, “делать, как знаешь”, т.е. с позволения производить любой товар и продавать его по цене, диктуемой спросом и предложением, как это изложено в 1776 году Адамом Смитом в его “Исследовании природы и причин богатства народов”.

Выход либерализма во главу прогрессивной политической мысли привел к появлению целого ряда либеральных партий и поставил перед ними задачу снятия сословных перегородок. Либералы оказались союзниками не только капитализма, но и демократии с ее требованием равноправных всеобщих выборов.

Всеобщие выборы, в которых поголовно все граждане получают право голоса - важнейшее требование демократии. В идеале голосования должны были бы производиться при этом общим собранием всех голосующих, как это с незапамятных времен происходило и происходит для принятия конкретных общеобязательных решений в не слишком больших и отнюдь не обязательно политических сообществах.

Само собой понятно, однако, что такая “прямая демократия” даже в маленьких государствах практически не осуществима и ее приходится заменять выбором представителей, уполномоченных принимать как разовые конкретные, так и долгосрочные принципиальные решения.

Реально существующие политические демократии характеризуются поэтому признанием народа сувереном, т.е. высшей инстанцией государственной власти, построенной на равенстве прав всех граждан и выборности управляющих органов государства. Принятие же общеобязательных решений осуществляется в процессе обсуждения и голосования в собрании представителей народа, которое называется парламентом или как-нибудь иначе. Реально существующие демократии суть таким образом виды конкурентной, репрезентативной демократии.

В разное время, в разных местах эти правила исполняются заведомо несовершенно. Их везде приходится видоизменять по требованиям обстановки и считаться с изменениями настроений как среди голосующих граждан, так и в самом парламенте. Регулирование политической жизни по действующим правилам - единственная цель демократии. Никаких других целей у нее нет. Сама по себе она лишь организационный принцип и при всех ее формах решение вопроса сводится к голосованию, в итоге которого “общей волей” объявляется воля большинства. Это принятое раз и навсегда фундаментальное правило.

Голосование - душа игры в народоправство. Борьба за голоса - это главное поле игры, призванной, как и другие игры, подменить собой увлекательнейшую борьбу за отнюдь нешуточный приз - государственную власть, утвержденную таким образом суверенным решением проголосовавшего за нее народа.

Выигравшие - это большинство, проигравшие - меньшинство, обязанное платить по проигрышу, т.е. подчиняться решениям большинства.

Таков принцип голосования. И факт, что на практике в нем участвуют вовсе не только две, а сколько угодно партий, приводит к распределению разыгрываемого драгоценнейшего приза власти соответственно полученным голосам права на управление государством. Роль властвующего большинства достается тогда одной определенной партии, только, когда она получила больше половины всех отданных выборщиками именно ей голосов. Если так не случилось, самая сильная партия вынуждена поделиться властью и войти в коалицию с кем-либо из проигравших партий, принять ее в состав большинства и допустить к соучастию в управлении страной.

Входить в подробности реальной работы демократии мы здесь не можем. Описать все варианты и роль в них политических партий не хватило бы и целой книги. Ее фундаментом, несмотря на все ее изменения, всегда была и останется власть большинства со всем связанным с нею риском.

Предел власти большинства

Сам основатель демократии в древних Афинах Перикл из предыдущего опыта знал ее основное противоречие. Как записал в своей “Истории” Фукидид, он сказал о созданном им политическом строе:

“Называется этот строй демократическим потому, что он зиждется не на меньшинстве, а на большинстве граждан; по отношению же к частным интересам законы наши представляют равноправие для всех”. Будучи реалистом, Перикл понимал, что на выборах народ проявляет себя всего лишь как источник власти, а получаемая большинством власть таит в себе опасность возрождения тирании. Защиту же от нее он видел в “наших законах”, под которыми понимал естественное право, силой своей неотменяемости ограничивающее всякую власть.

Периклова демократия как факт просуществовала недолго, но понятие естественного права сохранилось в римском обозначении “jus naturalis” и оказалось очень долговечным. В разных контекстах это понятие снова употребляется и сегодня как средство ограничения власти большинства. Меньшинство же сохраняет право думать по-своему, не покоряясь мнению большинства. Меньшинство не участвует в правлении и, разумеется, жестко критикует его. Оно составляет оппозицию и, распространяя свои взгляды, старается приобрести себе на следующих выборах желанное большинство голосов и перенять власть из рук соперников как законный плод решения народа.

Теоретически это очень привлекательно. Но не забудем, что меньшинство само по себе безвластно и большинство терпит его, только подчиняясь естественному праву на свободу выражения своих мнений.

Властвующие лица, потерявшие свою опору на большинство, как правило, не склонны так вот просто с любезным поклоном расстаться с властью. Последствия нетрудно себе представить.

Естественное право

Уважение к меньшинству, на мой взгляд, важнейший вклад сросшегося с демократией современного либерализма, работающего, однако, лишь там, где демократия безоговорочно подчинена естественному праву на свободу.

Отметим для ясности, что понятие естественных прав толкуется разными авторами по-разному и в разных формулировках вводится в позитивное право. Бесспорны они только у Локка, который называет из них только три - на “жизнь”, “свободу” и “собственность”. В “Кратком словаре основ политологии”, изданном в Москве в 1993 году, они рассматриваются в разделе “Права человека” (стр. 108), где правильно указано, что “они присущи каждому человеку от рождения и действуют независимо от их конституционно-правового закрепления и государственных границ”.

Под названием “прав человека” они толкуются, однако, недопустимо расширительно, отражая не только jus naturalis, но и многие позитивные права, как, например “достойные условия существования”, “право на труд” и т.п. Введенное в XX веке понятие “прав человека” не следует поэтому смешивать с естественным правом.

Требования естественного права не голосуются по той простой причине, что они решены Господом Богом или - если вы в Него не верите, - природой, или давно забытыми нашими предками. Правда их очевидна, потому что они суть аксиомы этики, утверждаемые не законом, а совестью, над которой ни народ, ни государство, а подавно ни большинство, ни меньшинство не властны. А без естественных прав нет ни правоспособного человека, ни общества, ни власти, достойной управлять им.

В Новое время, в XVIII и XIX веке демократические начала все больше теснили монархию с ее верой в Промысел Божий. Вместо него все шире распространялась вера в науку. Разумеется, не сама наука, а слепая вера в нее подстрекнула человеческий ум не верить ничему недоказанному и без труда вела к религиозному неверию и убеждению, что естественные права - такое же создание человека, как и законы позитивного законодательства.

С волей большинства было, таким образом, снято ограничение ее законодательной власти. Исчезло различие между естественными правами человека и позитивными законами.

Потеряв связь со своим духовным источником, понятие естественного права перестало быть само собой разумеющимся, и известное утверждение Маркса, будто право есть “возведенная в закон воля господствующего класса” позволила коммунистам отвергнуть любые якобы буржуазные правоположения и руководствоваться своим якобы безошибочным “классовым чутьем”, подсказывающим, как поступить с врагами пролетариата. О каких-то “естественных правах” врагов на жизнь, свободу и собственность могло говорить только заведомо буржуазное право, которое нужно было искоренить вместе с его носителями. Большевики принялись за это сразу же, как захватили власть.

Нужно ли еще говорить, что классовое чутье пролетариата формируется в его авангарде, а, в конечном счете, в решающих фигурах его дежурного вождя и тирана, сначала Ленина, а за ним Сталина.

Позволю себе напомнить, что вопрос жить или не жить человеку и позволить или не позволить ему пользоваться свободой и иметь собственность был точно также поставлен уже во время французской революции 1789 года и решался с помощью гильотины. Добродетель тогдашнего “морального гражданина считалась продуктом общества, а противостоящее ей укорененное в естественном праве начало свободы и терпимости защищали противники гильотины консерваторы.

Власть демократического большинства велика, но она ограничена естественным правом, отречение от которого неизменно ведет к бесправию. Пока люди верили в Бога, естественные права принимались за богоданные и на языке веры выражались в форме заповедей, а на языке права были названы “jus naturalis”. Их считали неотменимыми правилами общественной жизни, не зависящими от их юридического оформления. Источник их видели в самой структуре мира. Иначе говоря, они возникли вместе с человеком. И самому Периклу, создателю демократии, было ясно, что победившее большинство не смеет нарушать этих прав и обязано принимать их как “наши законы”. Великий острослов и скептик Франсуа Вольтер в своем XVIII веке недаром сказал полушутя: “Если бы Бога не было, пришлось бы Его придумать”. Он, по-видимому, не очень крепко верил, но понимал, что без Высшей Силы не обойдешься, и только наши доморощенные вольтерьянцы “потеряв своего Бога” - как пишет Ключевский, “не просто уходили из Его храма, но норовили перед уходом набуянить, все перебить, все перепачкать”. И отменить веру в Бога, разумеется.

В течение XIX века идея либеральной демократии окончательно овладела умами. Ее сторонники повсюду строили свои парламенты. Монархическая форма правления рухнула, однако, только в результате мировой войны 1914 -1918 гг. XX век стал веком победы идейной либеральной демократии. Либерально-демократическое правление считается сегодня наилучшей возможной формой государственности.

Но об этом постараюсь написать в одном из следующих номеров “Посева”.

   "ПОСЕВ" 1-2-98

 posevru@online.ru

 ссылка на "ПОСЕВ" обязательна