В опубликованной в “Посеве” N 8 за 1997 г. работе Б. Пушкарева “Революция 1917 года в России” практически со всем можно согласиться. Но все же за ее пределами остался один момент, в значительной степени меняющий акценты в анализе развития событий того года. Если ограничиться изложенным в статье, то окажется: все дело в том, что тогдашние российские демократы просто не сумели увидеть тоталитарной опасности в ленинцах и потому не сплотились против большевиков. Ну, пожалуй, еще беда страны в том, что в критический момент во главе Временного правительства не оказалось человека, соответствовавшего значимости момента, а тогдашний премьер и Главковерх Керенский был, очевидно, мелковат. Словом, какое-то фатальное стечение обстоятельств и остается только понять, чем Россия так прогневала Бога!

Но множество фактов российской экономической истории тех лет заставляет несколько по-другому смотреть на происходившее в 1917. И если учесть их, то окажется - тогдашним российским демократическим политикам было крайне трудно победить ленинцев!

Когда в августе 1914 началась первая мировая война, во всех воюющих державах пошел один и тот же процесс военной инфляции. И везде боролись с ней (с военной дороговизной, как тогда говорили) примерно одними и теми же средствами: государство под давлением общественного недовольства вводило контроль над ценами и, так или иначе, централизовывало народное хозяйство. Почему же только у нас это привело к столь трагическим последствиям?

К концу 1916 года центральная власть под давлением этой общественной самодеятельности даже ввела продразверстку, хотя на практике из этого мало что получилось. (Ничего не вышло и у Временного правительства, продолжившего ту же линию, а большевики штыками добились лишь некоторых временных успехов по этой части. Но 1920-1921 гг. показали - этот способ имеет границы возможного.) Тогда же сложился и околодумский Военно-промышленный комитет, занимавшийся централизованной координацией работы крупных предприятий и система Особых совещаний при правительстве, пытавшаяся увязывать деятельность всех этих структур.

И узаконить это российского монарха и его министров заставило лишь давление военных обстоятельств, пример других воюющих стран, а главное - требования самых широких кругов общественности. Ведь до войны ни на какие подобные совместные действия с обществом власть не соглашалась, если не считать событий 1905 года!

Неудивительно и то, что когда в условиях февральской свободы появилась политическая партия, проповедовавшая идеи радикальнейшей централизации, к ее мнению многие и многие стали прислушиваться. Общество уже попробовало себя в деле централизации и, ликвидировав монархию, ощутило вкус к новшествам. Тем более, что благодаря небезызвестным немецким деньгам, большевистская партия могла кричать о своем радикализме куда громче других и привлекать к себе больше внимания. И хотя немало общественных деятелей тогда пытались аргументировано доказывать губительность подобных ультрацентрализаторских подходов, к их словам почти никто не прислушивался. Массовая увлеченность социалистическими идеалами мешала тогдашнему рядовому россиянину (даже интеллигентному!) увидеть катастрофические перспективы, неизбежные при попытке реализации этих идеалов.

Тем более не хотелось никому особо задумываться о том, что будет, если реализовывать идеалы начнут Ленин сотоварищи - хотя беспринципность, нетерпимость, организованность и упорство этой политической группировки были и тогда хорошо известны.

В этих обстоятельствах небольшевистским политикам того времени было крайне трудно противостоять ленинцам: те ведь просто доводили до логического конца то, что проповедовали и делали их оппоненты в течении всех военных лет! Но самое печальное заключалось не в политико-пропагандистских трудностях ленинских оппонентов. Ужасным было то, что подавляющее большинство самых светлых умов тех лет, анализируя сделанное в экономике в 1914 - 1917 г.г., приходили к выводу о недостаточности осуществленной централизации! Так, тот же Кондратьев в вышеупомянутой (и действительно классической, доныне всеми цитируемой) работе делает удивительнейший логический “выверт”: весь изложенный им материал свидетельствует, что тогдашний дефицит хлеба был порожден именно политикой контроля за ценами и перевозками товаров, а он с упорством, достойным лучшего применения, твердит о нерасторопности местных и центральных властей и недостаточности осуществленных централизаторских мер! (Особенно забавно было читать Кондратьева совсем недавно, на рубеже 80-х - 90-х годов. Тогда всевозможные “визитки” и областные “таможни”, вводимые местными властями в условиях тотально твердых цен и всеобщего планового хозяйства, вели к росту тотального дефицита точно так же, как подобные же меры делали это с капиталистическим рынком в годы I мировой войны.)

Поэтому победа Ленина в 1917 была если и не неизбежна, то весьма и весьма вероятна. Ведь если даже такие специалисты, как Кондратьев, склонялись к централизации в экономике, то чего ждать от прочих? Тем более, что в тогдашней России экономические представления широкой общественности, несмотря на ее увлечение марксизмом (насквозь, вроде бы, пронизанным экономическими понятиями), были весьма смутными. Не случайно в массовых общественно-политических изданиях того времени экономические комментарии были весьма редки, а постоянно пишущих на эти темы обозревателей были единицы! (Репортеров-то, рассказывающих о новостях и скандалах в этой сфере, было, как и сегодня, с избытком. Но они, как и нынче, были крайне невежественны в существе описываемых ими дел и потому не могли помочь читающей публике понять суть проблем народного хозяйства.)

К тому же немалую долю политизированной общественности составляли в те годы высококвалифицированные рабочие и низшие служащие. Ведь при тогдашнем уровне производства с его практическим отсутствием конвейерного труда и унификации, столь привычных нам сегодня, наемные работники делились на две резко отличные категории: черно- и разнорабочих и высококлассных специалистов-“полуинженеров” с большим практическим опытом, но без систематического образования (станочников, машинистов, десятников, “старших” артели, конторщиков и прочих). Последние обычно были достаточно грамотны и сведущи для глубокой политизированности, но в большинстве своем оставались самоучками-доктринерами. (И достигнут этот “уровень” культуры был с помощью тогдашней российской интеллигенции с ее “хождениями в народ” и пропагандистской деятельностью в социал-демократических и прочих кружках. Все это наплодило немало самодовольных “полуобразованцев”, падких на броские лозунги: ведь в начале века посещение подпольного кружка входило в своего рода “джентльменский набор” уважающего себя горожанина!)

В этих условиях массовое распространение увлечений ультрацентрализаторской доктриной было неизбежно. Политически тогдашнее общество может быть и смогло бы противостоять Ленину и его товарищам, если бы нашелся подходящий для этого лидер. Но идейно оно было безоружно и поэтому события 1917 года следует оценивать как закономерность, которой помогли случайности.

Случайным было то, что во главе социалистических радикалов тогда встал Ленин - политик незаурядной гибкости (вплоть до беспринципности) и звериной интуиции.

Случайным было и то, что именно Ленину германский генштаб дал деньги - могли ведь и на другого политика поставить, могли денег пожалеть, а могли бы и вовсе не решиться на тактику такого рода.

Но вот вовсе не случайным было то, что ленинским лозунгам в тогдашней России не было противопоставлено никаких столь же броских и популярных лозунгов - некому было противопоставлять и некому откликаться! Интеллигенция - мозг нации - едва ли не единодушно увлекалась тогда этатистскими идеями и готова была ради них на все. (Даже если идеи эти на практике демонстрировали свое убожество и с треском проваливались, то вопреки очевидности снова и снова утверждалось, что идеи-то хороши, исполнение подкачало, надо попробовать еще раз. Впрочем, нередко так говорится и сегодня!) А следом за интеллигенцией и все остальное население (по крайней мере его политически активная часть) придерживалось таких же взглядов: все мечтали о том, чтобы устроить себе райскую жизнь на земле.

В оправдание российской интеллигенции стоит, правда, отметить, что в этом смысле она была не лучше и не хуже интеллигенции Европы - там тоже шли те же процессы. Вот только такого Ленина им Господь не послал, да такого количества “полуобразованцев” там не было - все-таки школьное и профессиональное образование в России было тогда уж очень захудалым по сравнению с общеевропейскими мерками.

 ссылка на "ПОСЕВ" обязательна