Книга написана не для развлечения. От читателя требуется не только интерес к политике, но и умение следовать за изменением отношений действующих исторических сил к смыслу и ценностям собственной жизнедеятельности.

Книга Салмина содержит более 400 страниц, разделенных на три части:

Часть I. “Современная демократия в контексте самопознания политики нового времени”.

Часть II. “Истоки современной демократии: цивилизационное измерение”.

Часть III. “Национальное государство и демократическая система”.

Прежде чем прочесть эту книгу, читателю нужно будет усвоить часто употребляющийся у Салмина термин “полития”. Это понятие взято из книги Аристотеля “Политика”, но только в последнем десятилетии введено в русский язык в его оригинальной греческой форме, причем Салмин не напрасно посчитал уместным дать разъяснение (см. стр. 11-12): “У Аристотеля, как известно, можно обнаружить шесть видов государственного устройства, в трех симметричных триадах. Правильные: царская власть (басилейя); аристократия; полития. Неправильные, извращенные или выродившиеся: тирания; олигархия; демократия.

В глазах Аристотеля полития, как и демократия, есть правление большинства, избранного, однако, на основании некоторого ценза и пекущегося об общем благе, в то время как демократия есть правление неимущего большинства исключительно ради собственного блага.

Следуя за Аристотелем, Салмин употребляет понятие “полития” предельно широко. Его переводили прежде как “государственное устройство” или “государственный организм”. У Салмина почти повсюду оно может пониматься как гражданское общество в его отношениях к государству, т.е. как раз то, что нас больше всего интересует.

Глава третья под знаком политии называется: “Национальное государство и демократическая система”. Отношения между античным и современным народоправством Салмин подробно не разбирает. Вместо этого в части II своей книги он показывает, как современная демократия выросла из христианства с его верой в самостоятельную ценность каждой человеческой души и существование Царства Божия. В античном мире ни того, ни другого не было. Языческий античный мир был для ранних христиан внешним “не их” миром. И только в Средние века земная жизнь человека стала оцениваться лишь как временное пребывание души, посланной Богом в короткую смертную жизнь. По средневековому пониманию: “Церковь - “экклесия”, призвана одухотворять политию - общество, посильно преображая, но отнюдь не растворяя в себе его грешную природу. Возникает то, что можно назвать единством, поскольку речь идет об одних и тех же людях, однако внутренне противоречивым и существующим как бы в двух измерениях (земном и трансцендентном) в виде - политии и экклесии”.

И далее: “В трансцендентном плане Церковь устанавливает равенство между людьми во Христе: “Да будут все едино, как Ты Отче, во мне и Я в Тебе, и они будут в нас едино” (Ин. 17, 21). Равенство здесь понимается в том особом смысле, в котором в Церкви “снимается” значение земной стратификации... причем мирская стратификация переосмысливается, приобретая понимание своего личного “долга”, “смирения”, “несения своего креста”. “Каждый оставайся в том звании, в каком призван” (I Кор. 7, 20)... Так Церковь осваивает пришедший к ней мир, сохраняя структуру политии.

Государство же, проникаясь христианской культурой и начиная служить Церкви, все же служит в первую очередь себе, как Богом созданному государству, в данном случае - христианскому.

Первые главы книги Салмина носят вводный характер. Они посвящены анализу человеческой души, как ее продолжили видеть в XVII и XVIII веках, подчеркивая значение политики фундаментальной оценки человека, его добродетели и греховности как источника его поведения в отношениях с другими людьми. По его словам естественно, что любая попытка теоретически принять или отвергнуть мифологическое оправдание демократии, как данного людям способа самим править своими сообществами, исходит из оценки “Левиофана” Гоббса:

“Каждый кому может показаться странным допущение, будто природа так разобщает людей, что делает их способными нападать друг на друга... пусть сам поразмыслит о том, что, отправляясь в путь, он вооружается и старается идти в большой компании, а отправляясь спать, запирает двери, в своем же доме запирает и ящики, в тоже время зная, что есть законы, согласно которым вооруженные представители власти готовы отомстить за всякую несправедливость... Разве такой человек не в такой же мере обвиняет свой человеческий род своими действиями, как я моими словами?”

У Салмина вся вторая часть его книги посвящена взаимодействию церкви, государства и общества в рамках христианской культуры. И только бегло упомянув о Средних веках, хоть это и целое тысячелетие именно христианской культуры, в течение которого для Европы (и России) “никаких других ориентиров мысли, кроме истин Откровения, не существовало”.

Современный либерализм, как система политических взглядов, начал складываться уже в ходе секуляризации европейской культуры к концу Средневековья, но как стиль ее мышления, отказывающийся исходить из откровений Священного Писания, закрепился только в XVII веке, у Локка, сумевшего в своих “Двух трактатах о государственном правлении” (1690 г.) разделить такие понятия, как “личность”, “общество” и “государство”, поставив личность выше общества и государства и закрепив за нею естественное, врожденное ей право на жизнь, свободу и собственность.

Наиболее ценной во всей книге Салмина я считаю главу VI, трактующую опыт взаимодействия церкви, государства и общества в русле их самопонимания.

[...] не отрекающегося от шестой новеллы императора Юстиниана, вышедшей после 534 года и излагающей названное “симфонией” отношение между государством и обществом, согласно которому “Церкви надлежит ведать делами небесными, а государству - земными”.

С борьбой между императорами и римскими папами в Европе эта симфония практически перестала работать, и повела к секуляризации, к некоторому обмирщению не только политической, но и церковной жизни. Это обмирщение не было и, по-видимому, никогда не будет полным. Так видит по крайней мере Салмин. Глава VI у него неслучайно начинается со слов:

“В предыдущих главах взаимодействие Церкви и политии (общества) рассматривалось преимущественно как отношение идеальных начал: архетип, к которому так или иначе приходится обращаться, чтобы понять логику саморазвития христианского сообщества из его природы, как эта природа определяется им самим”.

По Салмину полития (общество) не может полностью подчиниться ни Церкви, ни государству. Она не может стать целиком христианской, но не может и начисто отвергнуть христианские начала. Почва, из которой произрастает и Церковь, и государство - это (по крайней мере у Салмина) полития, гражданское общество, кующее свои традиции, нравы, обычаи, общепринятые формы поведения и бытовые особенности, увлечения, моды и т.д.

Настроения и убеждения общества складываются, конечно, не без влияния власти, но и со своей стороны тоже влияют на власть. Между властью и обществом устанавливаются отношения взаимозависимости. Мнения общества, особенно если они толково выражены его мыслящей частью, отнюдь не бессильны, и разумная воля власти принимает их не только к сведению, но и там, где это возможно, идет им навстречу. Это - неписаная демократия, которая на практике всегда была и всегда будет.

Последняя III часть книги Салмина посвящена четко оформленному вертикальному измерению демократии, претендующей быть системой управления во всем мире. Эта демократия возникла в рамках суверенного территориального государства. Родство такого государства с политической нацией в государственно-правовом смысле накладывает на нее свой отпечаток. Демократия в XIX и XX веках - это демократия отдельных суверенных государств, заключающих договоры и союзы или враждующих между собой. Салмин показывает это на примерах французской Энциклопедии 1754 - 1788 гг., а затем истории Великой французской революции и последовавшими за ней революционными сменами систем управления в течение почти всего XIX века.

Гражданское общество этого времени и непосредственно вырастающие из него органы местного самоуправления оказываются при этом самым живым слоем политической системы, противостоящим центральной власти и сдерживающим авторитарные тенденции.

Идея современной демократии связана с множественностью в обществе целей и мнений и возникновению партийной борьбы, предполагающей равенство сторон. Обычное заблуждение вульгарного социологизма - представлять себе партии как организации, выражающие чьи-либо интересы. Никогда нельзя сказать точно, с чего начинается партия: с лидера, идеи, интереса или отношений между людьми. Партии похожи на живые организмы: они рождаются, растут, болеют и умирают. Чтобы идея партийной борьбы сама по себе сделалась политической ценностью, необходим был раскол новоевропейского общества по отношению к существующим базовым традициям, между возникающими частными силами, выражающими конфликты более низкого порядка в рамках основного для христианской культуры базового конфликта по вере.

Анализируя партии Франции и Англии, Салмин подчеркивает, что “и британская, и французская партийные системы биполярны, при том, что в одной (в Англии) двуположность представлена тем, что обычно описывают как “двухпартийность”, а в другой (во Франции) - противостоянием двух блоков, внутренне более или менее рыхлых, но четко различающихся ценностными установками. Разделительная линия здесь - субъективное отношение к роли веры в политике и в религиозной практике”.

Салмин, мне кажется, здесь вроде бы “проговаривается”, явно не желая принять якобы религиозно равнодушное разделение политических взглядов на “правых” и “левых”, видя базовое расхождение в конечном счете именно в их отношении к вере, составляющее “базовый раскол” как в средневековой, так и в новоевропейской политии.

Конечно, партии - явление идеологической эпохи. И Салмин, мне думается, совершенно прав, когда пишет, что “идеология в отличие от теории, это не рациональная вера в нефальсифицированное основание, а вера иррациональная, это стыдливое, полуосознанное возвращение через окно иррационального, изгнанного в дверь”.

О своей собственной религиозной ориентации Салмин не говорит нигде. Как ученый-исследователь он считает, по-видимому, своим долгом воздерживаться от субъективных оценок.

Заканчивая всего лишь краткую и заведомо неполную рецензию, хочу поделиться с читателем своим субъективным мнением. Я считаю, что Салмин совершенно прав, утверждая, что “в своем многовековом развитии западная цивилизация, полития-экклесия Запада предстает органической частью христианского мира, последовательно реализовавшей его мироустроительную, преобразовательную потенцию” (стр. 429). Христианская антропология, понимающая (как сказал уже в III веке Тертулиан), что “душа по природе христианка”, при всей ее греховности и слабости в любви и вере, способная совершать и злые дела, в конечном счете сдается силам добра, о котором хорошо знает.

 ссылка на "ПОСЕВ" обязательна