·
МОСТЫ В ПРОШЛОЕ
Василий Цветков
ПЕРЕЧИТЫВАЯ УЧЕБНИК ИСТОРИИ
Много аналогий с сегодняшним днем возникает при чтении учебника по истории России, даже
"советского" издания. Аналогии с Февралем 1917 года, с 1916 годом отмечают сейчас и политологи, и журналисты. Снова говорится о "министерской чехарде", влиянии "тёмных сил", столь же загадочных и зловещих, сколь и неопределенных, "злом гении" России - Григории Распутине, который с легкостью отправляет в отставку одних министров и назначает других по принципу: "выдержит ли претендент взгляд" всемогущего старца. Возьмем на себя смелость заняться неблагодарным занятием и попытаемся оценить наиболее близкие параллели Российской империи начала ХХ века с Россией конца ХХ столетия. Иными словами, возможно ли повторение в России очередной "кровавой смуты"?Осень... В нашей политической истории это время года имеет особую специфику. Осень 1905 года справедливо считается началом отечественного парламентаризма, осенью 1911 года был убит П.А. Столыпин и прервалась одна из последних возможностей мирного реформирования России, осенью 1917-го произошло
"величайшее событие в мировой истории" и беспощадный маховик "красного колеса" "второй русской смуты" привел к гибели всего государства, осенью 1920 года завершилась история "белого Крыма" и осенью 1922 года погибла последняя часть свободной России - белое Приморье. Можно вспомнить осень 1964 года - "отставку" Хрущева, осень 1991-го, когда рухнул СССР и осень 1993-го - навсегда, как казалось, похоронившую "власть Советов". Что принесет с собой осень 1998-го...?Но осенью 1916-го очень немногим казалось, что императорская Россия доживает свои последние дни. Несмотря на войну, казавшуюся бесконечной, рост цен, введение карточек и появление очередей -
"хвостов", на все последующие 80 лет ставших привычными для каждого горожанина, была всё же уверенность, что рано или поздно Россия победоносно завершит войну и в союзе с Антантой продиктует свои условия поверженному "тевтонскому рыцарю". Ощущения надвигающейся катастрофы были характерны, пожалуй, только для части светской элиты Санкт-Петербурга. Правда, эти ощущения, как правило, не выходили за рамки спиритических сеансов, экзальтированной патетики "возбуждённых" салонных поэтов, беспрерывных ночных разгулов, в которых, под аккомпанемент огненно-стремительного аргентинского танго, в одночасье исчезали миллионы. Российская аристократия, российская консервативная элита органически чуждалась политики, и для большинства её представителей понятия "ответственное министерство", "избирательное право", "законодательный процесс", а тем более "революция", "политическая борьба" были неинтересны и столь же неприятны и пошлы, как слова "интеллигент", "извиняюсь", "пока" и т.п. Подлинная "аристократическая культура" гордилась своей замкнутостью, своей избранностью, наблюдая надвигающуюся катастрофу из окон собственного "хрустального замка", мощные стены вокруг которого (огромная и роскошная недвижимость, счета в зарубежных банках, коллекционные произведения искусства), как тогда казалось, всегда могли защитить от любых бурь и потрясений.Чуждаясь политики, аристократия, тем не менее, не исключала возможности своего участия в
"спасении Отечества" от "темных сил", более всего персонифицировавшихся на окружении последнего российского императора. Не будет большим преувеличением сказать, что для российской элиты начала века Николай II был непонятен в своём поведении. Свет не принимал образ жизни, который вела Императорская семья в последние месяцы 1916 года. Возмущала замкнутость "царскосельских затворников", их "излишняя" религиозность, "неуместная" искренность и простота во взаимоотношениях, "слабость" и неумение царствовать, отчужденность от "традиционного окружения" знатных дворянских фамилий, которым предпочитали простых крестьян, солдат и чиновников. Но наибольшее раздражение вызывали Григорий Распутин и Анна Вырубова. И если "фрейлина Ея Величества" была приближена к Императрице "по должности", то появление "старца" и его "влияние" на царскую семью расценивались исключительно как результат "мистического", "дьявольского" наваждения. Устранение Распутина, а затем и замена одного монарха на другого, более "твёрдого" и "жесткого", во имя спасения монархии и власти, казалось вполне приемлемым для участников т.н. "дворцового переворота", о котором так много писалось в исторической и мемуарной литературе.Но при этом и сама власть уже утратила тот духовный авторитет, ореол святости, который только и мог поддерживать монархию в российских условиях. Для аристократии наиболее приемлемым становился
"византийский путь" - дворцовый переворот. Николай II был для аристократии, а тем более для своих ближайших родственников - великих князей (великокняжеские фамилии, соперничающие за главенство власти, можно с полным основанием считать родственниками нынешних групп "олигархов") только первым среди равных, но в гораздо меньшей степени "Помазанником Божиим". Поэтому "дворцовый переворот" представлялся вполне допустимым и оправданным с точки зрения "спасения России" от "темных сил", "грязного старца Гришки" и т.д. А раз был возможен один "дворцовый переворот", то, как показывала российская история, вполне мог быть и другой, и третий..."Исполнительная вертикаль" осенью 1916 года "тонула" в текущих проблемах. Министры - "хозяйственники", считая необходимым разрешение, прежде всего, продовольственного, топливного, финансового кризисов (вполне понятных в обстановке войны) мало думали о зловещих политических перспективах. Никоим образом не отрицая святости мученического подвига Николая Александровича Романова, следует все же помнить, что пресловутая "министерская чехарда", пассивность Министерства внутренних дел в борьбе с политической оппозицией во многом и на совести российского самодержца. Нельзя в условиях войны 6 раз менять главу МВД (а под контролем этой структуры находилась практически вся местная исполнительная вертикаль), четырежды - премьера, четырежды - военного министра и трижды - министра иностранных дел. Менялись отдельные министры, менялся премьер, который не мог составить свою "команду", а был вынужден работать только с теми, кого утвердит Государь. В результате внутри Совета министров начинались интриги, каждое ведомство тянуло "бюджетное одеяло" на себя, местная администрация, местные чиновники замыкались в кругу собственных административных и финансовых проблем и о завтрашнем дне думали только в плане роста цен на рынке и повышения жалования.
Что же власть законодательная, "двухпалатный российский парламент", "детище" Манифеста 17 октября 1905 года? Аналог нынешнему Совету Федерации - Государственный совет, "звездная палата", как называли её современники из-за обилия в ней отставных губернаторов и министров, мирно дремала. Все внимание привлекала Государственная дума. Речи Маклакова, Милюкова, Керенского, Пуришкевича размножались на пишущих машинках и сотнями расходились по великосветским салонам, чиновничьим кабинетам и обывательским столовым. Афоризмы, метафоры думских депутатов моментально становились "злобой дня". Быть в оппозиции становилось модным, а выступления, обращенные "к защите монархии" воспринимались как "тупая", "безнадёжно устаревшая" "ходульная риторика". С гораздо большим интересом читались "англизированные" спичи лидеров кадетской партии. В России появилось новое, ставшее типичным для ХХ века, явление - политический анекдот, наиболее частыми героями которого стали "Николашка", "Сашка" и "Гришка". Власть становилась "смешной", а в тогдашних российских условиях это означало окончательное падение её авторитета.
Требования "ответственного министерства", в общем, вполне типичные в условиях перманентного конфликта между исполнительной и законодательной властями в России, к концу 1916 года приобрели явно агрессивный характер. Считалось, что согласие Императора на его формирование моментально снимает все экономические проблемы. Требование "ответственного министерства" означало, по существу формирование "коалиционного правительства", ведь провозглашавший его Прогрессивный блок состоял из представителей наиболее крупных фракций Государственной думы. Однако не следует забывать о том, что коалиционное правительство само по себе не в состоянии решить все государственные проблемы. Эффективным оно становится в условиях относительной политической стабильности и стремления к сотрудничеству со стороны основных участников политической жизни государства. В России же конца 1916 года до согласия между правительством и парламентом было весьма далеко. Власть, идущая на компромисс с оппозицией, должна быть уверена в своих силах, в том, что неизменными останутся стержневые принципы её внутренней и внешней политики. В противном случае конфликты, анархия неизбежны, и никакие коалиционные правительства страну не спасут.
Стремление идти на компромисс, чтобы "успокоить общественность", найти согласие с думой при назначении министров (пример назначения министром внутренних дел известного думского "деятеля" Протопопова показало, что оппозиция, не удовлетворившись этим, стала требовать для себя всей полноты власти). П.А. Столыпин смог дважды распустить Государственную Думу, когда понял, что у неё нет перспектив к тому, чтобы отказаться от политических "разборок" и заняться реальной работой по проведению необходимых для России реформ. Положение в "военном" 1916 году было не менее критическим, однако Николай II решился на подобный шаг только в феврале 1917 года. К этому времени великокняжеские и олигархические группировки слишком тесно сомкнулись с думской оппозицией, уже чувствуя близость нового передела власти, для того, чтобы отказаться от столь привлекательных перспектив. Поэтому запоздалый манифест о роспуске думы уже ничего не изменил в сложившейся политической ситуации. Из этого следует ещё один урок осени 1916 года - необходимость сильного премьер-министра, способного проводить самостоятельную политику, которой император давал бы высшее "освящение" и, этим укреплял бы собственный авторитет.
Что же касается чиновничества, то его отношение к происходящему в России было, в общем, пассивно-созерцательным. Его отличали - нежелание, неумение брать на себя ответственность в принятии конкретных решений. В отечественной бюрократической традиции слишком высоко ценилась верность присяге, исполнительность, "умеренность и аккуратность", и слишком мало - идейная убежденность, самостоятельность суждений. Служили в большинстве случаев "за жалование", "за страх", а не "за совесть". Потому-то так просто и легко в сознании многочисленных российских чиновников произошло "крушение империи" (от министров, убеждавших членов следственной комиссии Временного правительства в том, что они "всегда поддерживали демократию", до титулярных советников, явившихся в "присутственные места" в первые дни после февральского переворота с красными бантами в петлицах). Достаточно было Временному комитету Государственной думы (а фактически легализовавшемуся "теневому кабинету" Прогрессивного блока) объявить себя легитимной властью, сочинить текст новой присяги, как почти все российское население в одночасье отказалось от старой веры, приняло совершившийся переворот как обычный акт передачи власти, а не как государственную катастрофу. Вполне понятны и оправданы в этой связи слова из дневника Николая II - "кругом измена и трусость, и обман".
Что же касается
"силовых структур" - армии, полиции, жандармерии, то их, за редким исключением, нельзя причислить к политической оппозиции. Армия воевала. Полиция охраняла "государственное спокойствие" (правда порой это выражалось в довольно примитивных формах - следить, чтобы позже 10-ти часов вечера свет в окнах не горел). Но и здесь, как и в среде многотысячного российского чиновничества, работа шла своим заведенным порядком, и хотя контрразведка и жандармерия неоднократно докладывали правительству о возможных опасностях со стороны различных "олигархических групп", должной оценки эти предупреждения так и не получили (достаточно упомянуть деятельность комиссии генерала Батюшина по разоблачению финансовых "гешефтов" окружения Распутина).О самом Распутине написано и сказано очень много. Вряд ли следует в нем видеть некоего
"серого кардинала", "творца закулисной интриги", "кукловода" царской фамилии. Для неё он был всего лишь, как это ни покажется странным, олицетворением традиций русского "старчества", связанного с именами Сергия Радонежского и Серафима Саровского, канонизация которого была совершена по личному настоянию Николая Романова. Но данная традиция абсолютно не поддерживалась петербургской аристократией. Надо полагать, что если бы вместо Распутина фаворитом семьи был тип подобный, например, Бирону, Потемкину или Аракчееву, то это стало бы более понятным и объяснимым для высшего света.Что же касается самих
"темных сил", стоявших за Распутиным, то до настоящего времени не вполне определена их политическая и финансовая принадлежность. Наиболее вероятным можно считать вариант влияния отдельных финансовых группировок - крупных банков, прежде всего Петербургского международного и Русско-Азиатского банков, стремившихся, с одной стороны, сотрудничать с оппозицией в думе, а с другой - не портить отношения с Распутиным. При этом не стоит забывать, что у Царской семьи было достаточно собственных финансовых средств, недвижимости, чтобы не зависеть от влияния каких бы то ни было финансовых олигархов (кстати, в этом состоит одно из недооцененных достоинств российской монархии).Что же делал в подобной ситуации
"оплот стабильности" - российский "средний класс"? С социологической точки зрения "средний класс" в условиях России начала ХХ века только формировался и к 1917 году его, как прочной опоры российского самодержавия, просто не было. С началом первой мировой войны все землеустроительные мероприятия правительства в рамках начатой П. Столыпиным реформы были прекращены. Крестьянство взяло в руки винтовку, надело серую шинель и пошло "защищать Россию от германца". Вчерашний крестьянин - русский рабочий, начал постепенно разбираться и в политике, и в экономике, и понимал, что хорошая зарплата не появится в результате беспрерывных стачек и баррикадных боев, а лишь в результате усиленного труда, но в условиях войны он очень скоро почувствовал, что зарплата обесценивается, профсоюзы бездействуют, а забастовка и баррикада - вроде бы вполне надежный и, главное, уже проверенный (в 1905 году) способ "выколотить" у правительства или у собственного фабриканта-"буржуя" деньги. Земский статистик, агроном, кооператор, учитель, врач в 1914-15 годах тоже не думали о какой бы то ни было "революции". Но война тянулась слишком долго, "братья-славяне", ради которых, как казалось, и началась она, так и не получили заветного освобождения. Правительство чуждалось "общественной инициативы" и все вполне искренние намерения помочь фронту (деятельность "земско-городского союза", "красного креста"), разбивались либо об равнодушное молчание, либо об ревнивое "не пущать" бюрократического аппарата. В результате - отчуждение власти, аппарата от своих "подданных", и, как следствие этого, нежелание "подданных" поддерживать и защищать этот аппарат, эту власть, хотя бы и власть "помазанника Божия".Итог осени 1916-го - февральский переворот, новая
"смута", абсолютная неспособность "революционных демократов" управлять Россией, и, в конце концов - диктатура "красного террора", большевицкий "великий Октябрь". Итог - гибель, "исход" из России участников "византийского заговора" против Николая II и мученическая гибель последнего российского Государя, его семьи и почти всех великих князей (несостоявшихся претендентов на власть). В "небытие" скоро ушли все те, кто считал, что достаточно только произвести политическую "рокировку", сменить фигуры и идеальная "демократия" будет построена в России.Средний класс все же пошёл защищать Россию, в стране появился и свой Пиночет - генерал Корнилов. Сотни тысяч граждан с оружием в руках пошли защищать свою собственность, национальное достоинство России, свою свободу, но произошло это слишком поздно. Лучшие сыны России погибли в гражданской войне, избежать которой можно было бы еще в конце 1916 года.
Эти мысли возникают при чтении учебника... Какие уроки дает нам история?
- Не нужно
"играть" в оппозицию, бороться за власть ради власти. Рано или поздно оппозицию может постигнуть судьба её же политических противников.- Власть, если она действительно хочет сохранить себя и спасти страну от хаоса и анархии, должна сделать всё ради создания и сохранения своей устойчивой базы - того самого
"среднего класса" - гаранта политической и социальной стабильности.- Власть должна быть твердой в своей политической позиции, должна быть уверенной в своей правоте, идти до конца, а в условиях войны должна полностью реализовать свой же лозунг:
"Всё для фронта, всё для победы".Будем надеяться, что уроки нашей истории станут полезны для современных дней и помогут нам избежать новой
"смуты".
"ПОСЕВ" 9-98
ссылка на
"ПОСЕВ" обязательна