Октябрь 1999 года - годовщина похода на Москву Вооруженных сил Юга России. Никогда еще Белые армии не оказывались так близки к победе, как в те далекие дни осени 1919 года. Никогда, ни до, ни после осени 1919 года Белое движение не имело больших шансов для того, чтобы раз и навсегда покончить с большевизмом, спасти Россию от 70 - летнего тоталитарного ига.

С первых дней своего зарождения, с легендарного “Ледяного” похода Белое движение жило сознанием того, что рано или поздно Москва - сердце России - будет освобождена от интернационального режима. В этом заключался смысл Белой борьбы, смысл антибольшевицкого сопротивления. Ведь нельзя быть уверенным в том, что твой край, твою губернию “минуют” советская власть, большевицкий гнет, когда вождь этой власти провозглашает идеи мировой революции без границ, а независимость отдельных государств ничто по сравнению с готовящимся торжеством всемирной “диктатуры пролетариата” (это и подтвердила история советско-польской войны и, еще ранее, судьба самостоятельных государственных образований - Всевеликого войска Донского в 1918 году и Кубанского края в 1920 -м).

Считалось также, что поход на Москву вызовет массовое антибольшевицкое сопротивление, и ВСЮР пополнит свои ряды за счет притока новых добровольцев и мобилизованных. Впереди располагались районы, испытавшие на себе советскую власть и, по донесениям разведки, готовые поддержать белых. Действительно, за время похода на Москву, несмотря на потери, ряды ВСЮР выросли с 55 до 120 тысяч штыков и сабель. Армия вступала в губернии Украины, где на 1919 год ожидался большой урожай. В расчете на него Особое совещание провозгласило отмену хлебной монополии, свободу рынка, чтобы заинтересовать крестьян в сбыте своих продуктов. Добрармия, занимая губернии Черноземного Центра, пострадавшие от продразверстки, “на штыках несла хлеб” из Новороссии и Юго-востока России.

Итак, поход на Москву начался. Подобно развернувшейся пружине белые стремительно наступали по всей линии фронта. Темп продвижения измерялся уже не месяцами и неделями, а сутками и часами. Жаркое, с редкими и обильными ливнями лето, черные, звездные августовские ночи, солнечная, теплая осень 1919 года надолго запомнились участникам похода настроениями быстрого, “на одном дыхании”, приближения к заветной цели - первопрестольной Москве. Страстный, победный порыв, опьянение успехами вселяли уверенность в ее скором освобождении. Начальник штаба главкома ген. Н.Н. Романовский заявлял, что новый 1920-й год Белые армии будут встречать уже в Кремле. Министров торопили с разработкой аграрного и рабочего законопроектов, планируя опубликовать их сразу же после занятия Москвы. Это уже позднее в эмиграции, в горьких строках записок и мемуаров многие участники Белой борьбы будут анализировать ошибки и причины прошлых неудач: не надо было торопиться с походом на Москву, лучше было бы наносить удар через Царицын на соединение с Колчаком, надо было сперва “обустроить” тыл, разработать аграрную программу и т.д. Но все это будет потом. А пока страстное желание победы двигало вперед.

Армии наступали. 16 июля после двухдневных боев группой ген. Бредова была взята Полтава, части 5-го кавалерийского корпуса ген. Юзефовича освободили Полтавскую и Черниговскую губернии, прорываясь к Новгород-Северскому и Брянску. Группа ген. Шиллинга наступала на Херсон, Николаев и Одессу. 20 августа в предместьях Одессы высадился десант Сводно-Драгунского полка. Одновременно с этим в городе выступили подпольные офицерские организации, руководимые полк. Саблиным. В результате город был занят практически без сопротивления со стороны советского гарнизона. Группа ген. Шиллинга (Войска Новороссийской области) пополнила свои ряды не только участниками подпольных офицерских организаций, но и местными добровольцами, а также немцами-колонистами, стойкими и непримиримыми к большевизму бойцами. Вскоре после падения Одессы вся Новороссия была очищена от большевиков.

Еще одним показательным эпизодом “похода на Москву” стал знаменитый рейд 4-го Донского корпуса ген. К.К. Мамантова. Корпус был сформирован как ударная сила для прорыва фронта и действий в тылу противника. В его состав вошли отборные казачьи подразделения, испытанные в боях 1918-19 годов под Царицыном и Воронежем. Полки и дивизии были полностью укомплектованы, хорошо вооружены, казаки получили новые английские мундиры и шинели. Благодаря тщательной подготовке корпус смог провести глубокий конный прорыв, фактически единственный за всю историю гражданской войны. Были взорваны склады, мосты, взяты в плен сотни красноармейцев, разрушены коммуникации всего Южного фронта, штаб которого и сам председатель реввоенсовета Л.Д. Троцкий едва избежали плена. “Гигантской петлей сдавил корпус Мамантова шею советского фронта”,- писали газеты Юга России. Рейд показал, что казачество верит в необходимость похода на Москву (максимальная точка продвижения корпуса на севере - г. Ранненбург Рязанской губернии) и что идеи “областного сепаратизма” могут быть легко преодолены в ходе успешных боевых операций. Корпус Мамантова мог стать стержнем антибольшевицкого сопротивления в коренных российских губерниях. В ходе рейда повсеместно восстанавливались органы земского и городского самоуправления. В Ельце, Тамбове, Лебедяни, Воронеже Мамантовым формировались отряды местной самообороны. Захваченное на советских складах оружие раздавалось местным крестьянам и, таким образом, казаки сыграли большую роль в вооружении будущих повстанцев - участников Тамбовского восстания 1920-21 годов. Из пленных красноармейцев была сформирована т.н. Тульская дивизия, прошедшая в составе Донской армии весь боевой путь от Тамбова до Новороссийска. Позднее в выступлении на Войсковом круге Мамантов отмечал, что рейд показал необходимость незамедлительной помощи казачества российскому антибольшевицкому сопротивлению, говорил и о перспективах “похода на Москву”, в ходе которого можно было бы опереться на силы повстанцев-крестьян.

К сожалению, во время рейда имели место и грабежи, и необоснованные реквизиции, в общем типичные для любой войны, а гражданской в особенности. Однако представлять весь рейд как “повсеместные насилия”, “издевательство над мирным населением” неоправданно и неверно.

Бронепоезд "Единая Россия". 1919.

В это же время 1-й корпус Добрармии под командованием ген. А.П. Кутепова продолжал уверенное наступление на московском направлении. Большую роль в операциях на обширных просторах играли бронепоезда. Действуя на железных дорогах, ведущих к Москве, они поддерживали огнем наступавшую пехоту, совершали дерзкие рейды по красным тылам. Так, в ночь на 20 сентября бронепоезда “Офицер” и “Единая Россия” внезапно ворвались на городской вокзал Курска, обстреляв укрепленные позиции красных, после чего “красная крепость” была спешно оставлена советскими войсками. К началу октября Добровольческая армия достигла наибольших успехов - 30 сентября казаками ген. Шкуро был взят Воронеж, 14 октября части Корниловской ударной дивизии вошли в Орел. Конные разъезды корниловцев доходили до Мценска, а Партизанский ген. Алексеева полк, заняв Новосиль, вступил в Тульскую губернию. До столицы оставалось не более 250 верст. Ни одна из белых армий за все время гражданской войны не подходила так близко к большевицкой столице. В это же время развивалось успешное наступление Северо-западной армии ген. Н.Н. Юденича на Петроград и газеты Юга России поспешили опубликовать на первых полосах сообщение о его освобождении. Казалось, для победы необходимо еще одно усилие, и “русская Смута” закончится спасением России.

Оправдались и расчеты Деникина на неизбежный рост численности армии в ходе наступления. Теперь в ее ряды шли не только офицеры-добровольцы, юнкера, студенты, учащаяся молодежь. В районах, занимаемых ВСЮР, объявлялась мобилизация военнообязанных призывов 1912-20 годов (таким образом, армия пополнилась бы не только новобранцами, но и ветеранами германской войны). Пленных красноармейцев отправляли в тыловые запасные части, где после соответствующей “идеологической подготовки” (ознакомление с целями, программой Белого движения) снова направляли на фронт. В ряды белых полков становились и крестьяне, и рабочие. Секретные сводки Отдела пропаганды отмечали вполне доброжелательное отношение к белым в “коренных” российских губерниях, особенно там, где в 1918 году проходили крестьянские восстания. Например, при занятии Марковской пехотной дивизией г. Ливны Орловской губернии ее численность существенно выросла за счет крестьян, бывших участников “Ливенского восстания”. Однако в других уездах и волостях отношение к белым было подчас равнодушным, но нигде оно не было враждебным, а скорее выжидательным. Слишком “яркими” для крестьян Черноземного центра были впечатления от большевицкой “продразверстки” и “комбедов”.

Группа офицеров - дроздовцев

Благодаря свежим пополнениям осенью 1919 года “ветераны” Добровольческой армии - Корниловский, Марковский, Дроздовский полки развернулись в дивизии. На основе местных офицерских кадров в составе ВСЮР началось возрождение старых полков и дивизий Российской императорской армии.

На левом фланге ВСЮР, в зоне наступления Полтавского отряда ген. Бредова (Войска Киевской области) белые вошли в соприкосновение с войсками Украинской Народной Республики (УНР). 30 августа белые полки вошли в Киев. В это же время в юго-западные предместья города вступили части Галицийской армии под командованием ген. Кравса. Между ним и ген. Бредовым было заключено соглашение, по которому галичане отходили от города на 30 км. Вероятность конфликта была исчерпана, но подобный исход не устраивал лидеров УНР, и 22 сентября Головной атаман С. Петлюра особым циркуляром заявил о начале наступления на Киев и Одессу с целью “освобождения Украины от деникинской реакции”.

В своей политике по отношению к Украине южнорусское Белое движение исходило из недопустимости ее политической самостоятельности в каких бы то ни было формах. С. Петлюра и В. Винниченко были объявлены “вне закона”. Возможно, что продуманная национальная политика смогла бы разрешить проблемы, с которыми пришлось столкнуться Белой армии. Но обстановка ожесточенной междоусобной войны и разрухи, борьба за власть не способствовали этому. В результате два звена антибольшевистской борьбы - Белое движение и украинское национальное сопротивление оказались разделены. Командующий Добрармией ген. В.З. Май-Маевский издал распоряжение, запрещавшее преподавание украинского языка и украиноведения в казенных школах. Полностью прекратилось издание литературы на украинском языке.

Иной вопрос - насколько необходимым для южнорусского Белого движения было сотрудничество с деятелями УНР. Их политическая программа существенно отличалась от политических установок Особого совещания. По оценке украинского историка-эмигранта А. Дикого “отношение руководителей политики надднепрянской Украины к Деникину было резко отрицательным”. И вовсе не по причинам национальным... Не надо забывать, что все они были не только социалисты, но и социалисты левые, с большим уклоном к большевизму, а потому не имели никакой надежды не только удержаться у власти, но даже и получить возможность свободной деятельности в случае победы Деникина”. В земельной политике они выступали за “социализацию земли”, уничтожение помещичьих хозяйств и уравнительное перераспределение земли внутри “громады” (общины). Непримиримым было и их отношение к русской культуре, русскому языку и, особенно, к Православной церкви. Храмы и приходы закрывались, священники изгонялись, а их место занимали униаты. Да и поддержка населения, о которой так много говорили “самостийники”, оказалась условной. Многие слабо представляли себе сущность политики “самостийной державности”, считали русский язык родным и не понимали, в чем заключается смысл переименования Малороссии в Украину.

Октябрь 1919 года стал переломным для южнорусского Белого движения. Тысячеверстный фронт ВСЮР, растянувшийся от Киева до Туркестана, оказался сломленным на своей вершине - под Орлом. Характер боев на тульском направлении резко изменился с середины октября. Белые полки столкнулись с нараставшим сопротивлением красных частей. Вскоре разведка донесла о концентрации крупных подразделений латышской пехоты в районе Севска и под Кромами. 10 октября началось контрнаступление Южного фронта. Части корпуса ген. Кутепова пытались стойко выдержать атаки превосходящих сил противника. В течение двух недель линия фронта колебалась, в напряженной борьбе решалась судьба не только Белого движения на юге России, решалась по существу судьба всей гражданской войны. По образной оценке ген. Туркула, командовавшего в те дни 1-м полком Дроздовской стрелковой дивизии: “Мы будто ждали, куда шатнет темную Россию, с ее ветрами и гулкими вьюгами. Движение исторического маятника в те дни еще колебалось. Маятник дрожал туда-сюда, то к нам, то к ним. В конце октября 1919 года маятник ушел от нас, качнулся против”.

Конница Шкуро и Мамантова не смогла сдержать напор конных масс буденновской армии. 24 октября был оставлен Воронеж. 20 октября после кровопролитных боев, потеряв почти половину своего состава, отошли от Орла корниловцы. 3 ноября марковцы оставили Ливны, а 6 ноября дроздовцы отступили от Брянска. Выпал первый снег, и его покров навсегда закрыл для белых путь на Москву. Под тусклым, серым ноябрьским небом началось отступление Добрармии, а вслед за ней и всего фронта ВСЮР.

Однако начавшееся отступление в ставке главкома рассматривали в те дни как временное, “необходимое для выравнивания линии фронта”. В интервью харьковским газетам ген. Май-Маевский говорил: “Маневр красных не удался... В данное время на фронте обычная картина, которую мы и раньше наблюдали во время обороны каменноугольного бассейна и боев под Харьковом. И я предвижу скорый перелом противника, связанный с его большими потерями...”. В середине ноября ставка потребовала от Добрармии нового наступления “на фронт Ливны - Орел - Брянск”. Май-Маевский выезжал на передовые позиции фронта, пытаясь личным присутствием поднять боевой дух солдат и офицеров. Но нереальность планов очередного наступления была очевидной.

Что же помешало ВСЮР дойти да своей заветной цели, совершить эти “три корниловских перехода”? Участники Белого движения указывали различные причины неудачи. На первое место ставились самые разнообразные факторы, начиная от “масонского заговора” во главе с начальником штаба ставки ген. Романовским, и заканчивая обвинениями в “разложении тыла”, “бездарности” Деникина, “беспробудном пьянстве” Май-Маевского и всего Добркорпуса, “еврейских погромах” и т.д. Очевидно, что историческая истина заключается не в этом.

Действительно, чисто тактически захватить Москву, может быть, и не составило бы большого труда. По донесениям разведки от Орла до Тулы путь белым не преграждало сколько-нибудь серьезных сил. Но “последний рывок” кутеповского корпуса на Москву мог стать и “последним” для самого корпуса. Ведь на его флангах уже сосредотачивались мощные ударные группировки советских войск, и их нельзя было игнорировать. Для последнего удара просто не хватило сил на фронте. В тылу формировались многочисленные новые полки и дивизии, но на фронт пополнения приходили с большим опозданием и немедленно шли в бой. В первых же сражениях подобные “подкрепления” зачастую сразу же сдавались в плен или дезертировали. Главная причина - нежелание мобилизованных и военнопленных - а именно они составили основную часть новых пополнений - воевать вообще и уходить далеко от родных мест вместе с отступающими Белыми войсками. В подавляющем большинстве случаев мобилизованные не воспринимали свою службу в рядах белой армии как службу “во спасение Родины от большевизма”. Если мобилизации против внешнего врага (“германца”, “турка”) были, в общем, понятны и оправданны, хотя и от них уже устали, то в гражданской войне мобилизации оказывались эффективны только для той стороны, которая в данный момент одерживает победы. По оценке убежденного сторонника возврата к традиционной системе комплектования армии ген. Штейфона “мобилизованные по мере продвижения Добровольческой армии к северу, в период успеха охотно воевали, когда их деревни находились позади фронта. Как только родные места очищались войсками, там оставались и уроженцы этих мест. Борьба с этим злом была безрезультатна”.

Не последнюю роль в поражении похода сыграли и разногласия в Белом стане. Еще с начала 1919 года Кубанская рада все чаще и громче заявляла о “государственной самостоятельности” края. Весной, распоряжением краевого правительства были введены таможенные границы, установлены правила, запрещавшие вывоз продуктов из края. Летом 1919 года стали говорить о необходимости создания самостоятельной “Кубанской армии”, поскольку в Кавказской армии (кубанские полки насчитывали две трети ее состава) не все командные должности занимали казаки. Потери требовали новых резервов, о чем настойчиво заявлял в своих рапортах в ставку ген. Врангель. Казачьи части устали от беспрерывных боев, а в это время агитаторы из Краевой Рады призывали казаков возвращаться на “родную Кубань” для участия в формировании новой армии. Началось массовое дезертирство с фронта. В тыл уходили целыми сотнями. К середине сентября в некоторых полках числилось не больше 40 шашек. В конце концов, ген. Врангель ввел в ноябре в Екатеринодар верные ему войска, арестовал 12 депутатов рады и казнил лидера оппозиции депутата Кулабухова. В результате этого т.н. “кубанского действа” атаман Филимонов заявил о своей отставке, а краевая конституция была изменена в сторону усиления исполнительной власти. Казалось бы, “умиротворение” достигнуто. Но немалая часть казачества увидела в этом насилие над своими традиционными привилегиями, пренебрежение самостоятельностью края. В результате симпатии к Белому движению резко упали, и у кубанцев появился существенный повод к оправданию своего нежелания воевать на фронтах ВСЮР. Теперь, вместо надежного тыла, Кубань стала центром “казачьего сепаратизма” на юге России.

Фронт откатывался к Харькову. Жестокие арьергардные бои изматывали поредевшие части. Сквозь снежную завесу полки и дивизии Добрармии медленно отходили от Москвы. Поход за освобождение первопрестольной столицы закончился, но его история занимает одну из самых ярких страниц в летописи Белой борьбы на Юге России.