ОБЩЕСТВО, ПОЛИТИКА, ВЛАСТЬ

 

БОРИС ФЕДОРОВ: "ДЕМОКРАТИЯ – ЭТО ЖЕСТКИЙ ПОРЯДОК"

 

О переменах в России, случившихся и грядущих, с лидером движения "Вперед Россия" Борисом Федоровым (членом экономической комиссии коалиции "Правое дело") беседуют Андрей Окулов (А.О.) и Борис Пушкарев (Б.П.)

Б.П.: Борис Григорьевич, каковы, по Вашему мнению, главные достижения российских реформ? Я отношу к ним конституцию, и то, что рыночные механизмы, пусть вкривь и вкось, но действуют. Они, например, сумели среагировать на события 17 августа. Исходя из этого, в чем программа второго этапа реформ?

Честно говоря, я не считаю, что конституция - большое достижение. Самое большое достижение - свобода. Сегодня мы пока еще можем говорить, что нам нравится, можем жить, где нам нравится, можем уехать, если нам не нравится. Не думаю, что это - производная от конституции, она могла бы быть и другой. Даже враги демократии и реформ не имеют ни возможности, ни желания "все прекратить". А конституций было много. В этом смысле я настроен более цинично. Что касается нового этапа реформ, то я считаю - круг замкнулся. Стало ясно, что сумма компромиссов превышала все дозволенные масштабы, хотя каждый конкретный компромисс кому-то казался в тот момент обоснованным. Я говорил об этом все последние годы, а Анатолий Борисович выдвигал залоговые аукционы. Тем не менее, тот период закончился, и стало ясно, "кто есть кто". Мы находимся на другой ступеньке. Отдельные рыночные механизмы работают, хотя не все и не везде. Произошли изменения в менталитете. Большое количество людей уже по-иному смотрит на жизнь.

Основной вопрос - когда провозглашенные реформы будут доведены до конца? Когда будет четко определена роль государства? Когда решится вопрос с частной собственностью? Мы так и не достигли понимания самых базовых вопросов.

Вроде бы частная собственность есть, а вроде бы и "не совсем есть", и защитить ее очень сложно. Вроде бы роль государства уменьшилась, но все говорят о квотах, лицензиях, уполномоченных банках, дружбе с правительством - бюрократизация огромна. Вроде бы много демократов побывало у власти, а госаппарат остался чисто советским, построенным по сталинской модели и ничего конкретно в нем не изменилось. Люди работают несколько иные, но сам механизм абсолютно не соответствует рыночным задачам, он направлен на то, чтобы ничего не делать. К примеру, я пишу предложение что-нибудь изменить в налоговой службе, зная, что это затрагивает интересы других ведомств. Естественно, они - против. Какой-то мелкий чиновник в аппарате правительства ставит на эту бумагу штамп: "Рассмотрите с заинтересованными ведомствами и внесите согласованное предложение". Когда согласуешь все со всеми, там уже ничего не остается. Всегда что-то кому-то не нравится: что-то отбирают, делят, перераспределяют полномочия.

Вроде бы формально приватизация произошла, но многие приватизированные, частные предприятия функционируют как чисто советские, государственные. У них нет нормальной мотивации, менеджеры или директора потихоньку воруют, людям не платят зарплату, предприятие в принципе не работает, но вроде бы существует.

В правовом государстве законы задают правила поведения и определяют рамки этого поведения. У нас это зыбко. Начиная с того, что продолжается чехарда с прокурорами, с министерством юстиции - механизма не существует. Среди простого народа, а особенно среди бизнесменов, есть ощущение, что все правоохранительные органы продались, работают по заказу, никто от государства не защищает, а правила игры определяются не столько законом, сколько знакомством с конкретным заместителем министра, дружбой, взятками и так далее. Понятно, что назвать это "либеральными реформами" нельзя.

Поэтому нужно возвращаться к тем задачам, что ставились вначале, но уже с другой ступеньки. Сегодня политического консенсуса, к сожалению, нет. В 1990-91 годах основная масса населения, наблюдая пустые магазины и обладая исторической памятью, была готова выходить на митинги и двигать демократию. Сегодня, насмотревшись на компромиссы, скомпрометировавшие и реформы, и реформаторов, они решили, что "своя рубаха - ближе к телу". Потому сложно найти политические силы для нового рывка. Такое впечатление, что для этого сначала должна ухудшиться экономическая ситуация.

Поэтому к власти и пришли те же самые люди - Маслюковы и Геращенки. По идее, эта группа должна пасть, чтобы реформаторы смогли подняться на следующую ступеньку исторического процесса. Я твердо верю, что это произойдет, но, к сожалению, не знаю, когда конкретно. Сегодня все ощущают - что-то носится в воздухе. У демократов гораздо больше оптимизма, что и показал последний гайдаровский съезд. С одной стороны, общие противники, с другой - произошла поляризация. Уже не до нюансов - кто из нас республиканец, кто - христианский демократ. Опять есть белые и красные. На одном полюсе - коммунисты плюс баркашовцы, на другом - все остальные нормальные люди. Задачи, к сожалению, те же, что и десять лет назад. Естественно, стало сложнее, и не приходится ожидать, что тебя поддержат за одно слово "реформы".

А. О.: Нам очень не нравится разделение на "демократов" и "патриотов". Мы понимаем - "белые" и "красные". Почему демократ не может быть патриотом, а патриот - демократом? Почему блок "Правое дело" мало использует в пропаганде национальную идею, патриотизм, который отдали на откуп красным?

Блока, во-первых, пока нет, есть оргкомитет. Во-вторых, мое в нем присутствие внесет определенные коррективы в этот процесс. Во всяком случае, общаясь с людьми, которых Чубайс хочет нанять для public relations, в первую очередь, я сказал: "Гайдар должен ходить и везде говорить, что он - патриот". Хотя бы для начала.

Б. П.: Монетаризм был у Витте, а не у каких-нибудь "чикагских мальчиков".

Ни про монетаризм, ни про "мягкие бюджетные ограничения" вообще говорить не надо - никто ничего не поймет. Спроси самых либеральных лидеров правого блока: "Вы что - не патриоты своей страны?", они сразу же откажутся. Но при этом у них сводит челюсти, когда нужно говорить о национальных интересах государства, о том, что государство должно быть сильным, но не бряцанием оружия и территориальными претензиями, и не шовинизмом, а процветанием, сильной культурой, сильным влиянием. Это - нормальный патриотизм. На самом деле, и в слове "национализм" ничего страшного нет.

А. О.: Просто оно было замарано.

Исторически так получилось. Если мы читаем Столыпина, то видим, что он называл себя националистом, как и окружавшие его люди.

Б. П.: И одновременно выступал против антисемитизма.

Да. По существу здесь никакого противоречия нет, есть здоровый национализм, и националистами себя называли многие политические деятели начала века. Это - ключевой момент, и наша небольшая группа будет настаивать, чтобы и в программе, и в лозунгах звучало больше жестких фраз о государственности, о национальном интересе, о патриотизме, о понимании роли России.

Б. П.. А программа еще в стадии разработки?

Сам блок может быть зарегистрирован только перед выборами. По существу, пока это - аморфная коалиция маленьких политических организаций, базовые принципы одни разделяют на 80%, другие - на 60%. Сближение продиктовано не тем, что все любят друг друга и верят друг в друга, а тем, что у нас - общая беда, и нужно не "пролететь" на выборах и не потерять голоса. Контуры программы пока неясны, но думаю, что она будет достаточно простой, потому что нужно избежать большинства скользких моментов. Например, мы обсуждаем на координационном совете вопрос о Белоруссии и приходим к разным выводам. У Гайдара есть люди, которые категорически против объединения, потому что так считает три процента населения Белоруссии. Мы - категорически "за". Но если мы переводим вопрос в стадию "давайте конкретно посмотрим, что это такое", результаты - иные. Что же плохого в объединении? Но мы должны посмотреть, будет ли у нас единый центральный банк, как будет организована единая налоговая система. Моя позиция - пусть вступают в Российскую Федерацию, и нет проблем.

А. О.: Приятно слышать - это и наша позиция.

Это настолько очевидно. Ведь любое объединение государства с населением в десять миллионов человек с государством, где живет 150 миллионов, на какой-то другой основе невозможно. Это надо честно признать. Но это не может произойти при отсутствии четкой политической воли. Пока в России есть лишь заявления да слова. А дело можно было бы давно решить. Белоруссии будет гораздо легче интегрироваться в Россию, чем ГДР - в ФРГ. Там прошло сорок лет, и восточные немцы гораздо сильнее отличались от западных, чем белорусы - от нас.

Демократия, на самом деле - это жесткий порядок. Власть закона - никто не выше и не ниже его. У нас почему-то под либерализмом понимают что-то вроде богемы, хиппи да интеллигентских метаний. Нарушил закон - ты будешь сидеть в тюрьме. Это - нормальная цивилизованная демократическая норма.

А. О.: Возвращаясь к думским выборам. То, что коммунисты решили идти на них "четырьмя колоннами" - это подарок демократам или опасность?

Я считаю, что коммунисты нам часто делают подарки, начиная с того, что они не очень идеологизированы. Во времена советской власти все они плохо учились и даже марксизм толком изучить не смогли. Сегодня практически нет коммуниста, который бы понимал, что такое марксизм.

Второе - у них нет никакого представления о том, что они будут делать, придя к власти, это продемонстрировано уже сегодня.

Третье - у них нет харизматических лидеров, которые могли бы повести за собой страну. И слава Богу, что у них нет, как в Польше, Квасьневских, которые могли бы объединить левых на серьезной основе.

Четвертое - чем больше у них колонн, тем лучше для демократов. У демократов должно быть колонн меньше, у коммунистов - больше.

Б. П.: Отходя от политики к программным вопросам: то, что налогов должно быть меньше - общее место. Но как Вы видите реструктуризацию налоговой системы?

Все разговоры о том, что есть идеальный уровень налогов, не имеют под собой основы. Все зависит от социально-экономической системы. В Германии она иная, чем в США, в Швеции - сильно отличается от той, что в Англии.

Б. П. Нужно, наверное, полагаться на косвенные налоги, потому что у нас никто налоги платить не любит.

Нужно подходить с позиции здравого смысла. Первое - не можешь собирать налоги - не нужно плевать против ветра. Нужно создать систему, при которой, даже пока ты еще слабый, сможешь собирать достаточно много, а на те налоги, которые собрать не можешь, не трать времени. Нужно упростить систему. Возьмем подоходный налог: очевидно, что 4 миллиона деклараций никто в стране обработать не может. Тогда зачем зря тратить бумагу? Если ты не можешь нормально собирать декларации, значит, нужно собирать сведения у их источников. Если ты понимаешь, что люди не хотят платить налоги, значит нужно сделать уровень налогов таким, чтобы он казался очень маленьким и стимулировал, - допустим, единая ставка - 15-20%, - с вычетом для малоимущих. До какой-то суммы, естественно - никаких налогов. И важно - смотреть, что стимулирует, а что - нет. Ведь у нас под налоговой системой понимается одно, а социальные сборы - это тоже налоги. У нас нет медицинского страхования, у нас нет настоящей системы социальной защиты, наш пенсионный фонд - банкрот. Нужно сокращать огромный бюрократический аппарат, который всем этим занимается.

Что касается НДС (налога на добавленную стоимость), то это вопрос техники. Существует мировая практика. У нас НДС выше, чем в большинстве стран мира. Налог на прибыль вообще можно сделать десятипроцентным - он не играет большой роли. Одновременно расширится налоговая база: отменятся многочисленные льготы. Нужно идти в "теневую экономику" и заставлять ее платить налоги. Короче, требуется расширение базы и упрощение.

Б. П.: Какие статьи бюджета Вы предложили бы сократить?

Во-первых, составление бюджета по принципу "сначала составить нереальный бюджет, а потом думать, у кого что забрать" - достаточно странно. Ясно, что деньги в стране есть. Но сегодня мы собираем налогов в два раза меньше, чем пять лет назад. В Давосе Примаков сказал: "Мы собрали в январе этого года налогов больше, чем в январе прошлого!" А инфляция выросла на 84%. Значит, собрали на 30% меньше.

Если смотреть на расходы, то нужно идти по системе определенных приоритетов: от чего-то государство отказаться не может. Но зачем держать огромную армию плохооплачиваемых госслужащих, чтобы они воровали? Их следует сократить. В одном пенсионном фонде нужно уволить тысяч тридцать человек. Если налоговая служба будет полностью компьютеризирована, то и ее можно сократить в два раза. Сегодня в ней - 180 тысяч человек.

Куда деваются деньги? Это очевидно: если кто-то построил комплекс на Манежной площади в Москве, то стоило бы поинтересоваться - за чей счет? Ставятся какие-то странные памятники, сколько денег потрачено на реставрацию в Кремле? Если посчитать, сколько ушло денег на Кремль, Белый дом и думу за последние пять лет, получится что-то около миллиарда долларов.

Нужно составить честный бюджет, а заниматься этим никто не хочет. Все, что рассматривают, можно сразу выбросить - это не имеет никакого отношения к жизни. Господин Задорнов составлял бюджет так, чтобы понравиться господину Примакову. Нужно посчитать, что мы можем собрать реально, уменьшить это на 10% и посмотреть, какие расходы нам по силам.

В долг сегодня никто не даст, а если это делать за счет эмиссии, то получится налог на бедных: ведь по ним инфляция бьет прежде всего. Богатый человек всегда имеет больше возможностей, чтобы защититься от инфляционного налога.

Сегодня избран путь: налоги не собирать, расходы увеличивать и печатать деньги. Пострадает же от этого основная масса населения.

А. О.: Сколько месяцев жизни Вы даете правительству Примакова?

Болезнь уже дошла до очень высокой стадии. Если в конце сентября это был крепкий розовощекий ребенок, то сегодня это уже раковый больной. Каждая неделя для правительства - пять лет жизни. Нервничают и Примаков, и президент. Примаков вдруг вылезает в думу с предложением не снимать его никогда, потому что он - такой хороший. Это показывает, что правительственный кризис очень близок. Во что он выльется - не знаю, но четыре месяца бездействия и отсутствие прогресса очевидны. МВФ в нынешних условиях просто так деньги не даст. Это создает общий фон и отсутствие легких выходов.

Думаю, что к середине года серьезные изменения, особенно в экономической части правительства, весьма возможны.

Б. П.: Легкий выход есть, это - ничего не делать.

На этом можно играть сколько угодно, но тогда стоит спросить: "Зачем ты находишься в правительстве?" Если пришел воровать - понятно. Но господин Примаков явно не пришел воровать - у него есть амбиции. Рейгану в момент избрания тоже было 69 лет. Тот, кто ничего не делает в условиях нарастающего кризиса и социальной напряженности, становится политическим трупом. Вся система сдержек и противовесов, которую создал Примаков, начинает рассыпаться. В России на политическом уровне ни один альянс не работает долго.

Чем ближе к парламентским и президентским выборам, тем больше будут крыть власть. Даже коммунисты - им нужно избираться. Треть депутатов знает, что их не выберут, и им уже терять нечего. Может быть, им дадут должность - ее у нас часто дают тем, кто больше всего критикует: чтобы замолчал.

У Примакова нет возможности слишком долго ждать. Происходит, например, встреча "семерки" где-нибудь в Кельне, куда нужно ехать Борису Николаевичу. А он к этому времени вошел в пятерку стран - мировых банкротов, наравне с Суданом, Либерией, Сомали. И поехал на "семерку". Приятно, правда? Может быть, Борис Николаевич не сильно разбирается в экономических проблемах, но то, что такая ситуация для него – позор – понимает. Завершение восьмилетнего правления тем, что его страна стала банкротом! Несмотря на то, что он болеет, политическая гордость для него очень важна. Последние месяцы я неустанно говорю всем иностранным инвесторам: "Хватит его скидывать со счетов!" Человек, который, когда его уже записали в покойники, сумел сместить трех премьер-министров в течение года, еще много раз за эти семнадцать месяцев проявит себя. В декабре - перемены в министерстве юстиции и налоговой полиции, первое предупреждение господину Примакову, сейчас - скандал с примаковским письмом. Маслюков уже обсуждает вопрос о том, снимут его или нет.

А. О.: Несколько тривиальный вопрос. Кто виноват в 17 августа и запрограммирован ли новый кризис?

Семнадцатое августа было предопределено в 1994 году, когда реформы приостановились, когда появились олигархи, коррупция, странный "валютный коридор". Когда Черномырдину приходилось каждый год ублажать и уговаривать Запад давать кредиты, а программы не выполнялись. Когда все знали про пирамиду ГКО, которая высасывала всю денежную ликвидность страны. Если кто-то платит 180% при инфляции в 20%, то какой дурак будет давать кредиты предприятию?

Залоговые аукционы, скандальные "Связьинвесты", странные и не очень странные вещи - все это закономерно привело к развязке. В 1994 году, через десять месяцев после моего ухода, был "черный вторник". Что они наделали? Через две недели после моего ухода в бюджете появилось лишних десять миллиардов рублей теми деньгами. Появились "Национальные фонды спорта" с миллиардами льгот. Кириенко не повезло. Он в значительной степени расплачивался за чужие грехи, плюс, как человек неопытный, не успел понять всего, что происходило. Более стыдно это для МВФ, который должен был лучше всех соображать.

Б. П.: Но ведь то и дело в прессе появлялись анализы, сообщавшие, что наш рубль переоценен и надо что-то предпринимать.

Все нормальные экономисты это знали. Но наша российская пресса - довольно странная. За деньги можно все напечатать. Правильно?

А. О.: У нас - нет.

У вас - специфическое издание, некоммерческое. В 1994 году я пытался объяснить, что Черномырдин отнюдь не реформатор, что будет кошмар. Никто не слушал и не хотел ругаться с властью. В результате - дождались. Когда принимали "валютный коридор", я собрал пресс-конференцию и объяснил, что это - неправильно. Мне кажется, что я кое-что знаю, во всяком случае, не хуже тех людей, кто все это принимал. Не слушали.

В 1997 году у многих было ощущение, что все идет отлично: наживались себе на финансовых спекуляциях. В правительстве появились молодые реформаторы, многим вообще казалось, что наступил "золотой век". Запад деньги потащил возами, покупали акции.

А. О.: А следующий кризис?

Его быть не может. Правительство разгоняет инфляцию, кто поверит сегодня в стабильный курс? Диагноз для диссидентов советских времен - "вялотекущая шизофрения" - очень подходит для сегодняшней экономической политики. Ничего не делается, много говорится, идет манипуляция цифрами, а, по существу, процессы сползают к бесконтрольности. Когда мне говорят про "точечную эмиссию", стоит вспомнить про героин: наркоманы тоже начинают с маленьких доз. Видный большевицкий министр финансов Сокольников говорил: "Эмиссия - это опиум для народного хозяйства". Отказаться от этого наркотика очень сложно. Собирать налоги - значит с кем-то ругаться и наживать врагов, это тяжело и неприятно. А печатать деньги - легко и просто, не надо думать, и все довольны.

А. О.: На какой процент мест в думе может рассчитывать "Правое дело"?

Думаю, пять процентов - без сомнения, а двадцать пять процентов - вряд ли. Если вообще ничего не делать, то наберем где-то между шестью-десятью процентами. Если будет очень хорошая кампания - между десятью и пятнадцатью процентами. Здесь я - оптимист. Если к моменту выборов коммунисты будут у власти пятнадцать месяцев, то мы свой электорат в какой-то степени сможем восстановить. С другой стороны, какой-то глобальной победы не может быть, хотя бы потому, что многие демократы-реформаторы дискредитировали себя соучастием в компромиссах. Но нормальная задача - получить фракцию процентов в десять. Демократы неплохо выступают в индивидуальном порядке, в сумме это может быть достаточно сильная фракция. Думаю, она будет крепче, чем раньше: "попутчики" уже разбежались в "Наш дом - Россия", к Лужкову и т.д. Но нужно участвовать и в выборах других уровней, чтобы укреплять позиции в обществе.

Нужно избавиться от легенды, что президент призовет фаворита, а он проведет все реформы. Такая формула не работает.

 

 

 "ПОСЕВ" 3-99

 posev@glasnet.ru

 ссылка на "ПОСЕВ" обязательна