Георгий Станиславский К 35-летию создания польского Подпольного государства

Общество, политика, власть

13 декабря 1981 г. было введено военное положение в Польше. К началу того десятилетия страна находилась в авангарде движения за демократизацию в Восточной Европе. Это движение охватывало коллективы рабочих, диссидентские группы, такие как «Комитет общественной самозащиты» (до того «Комитет защиты рабочих»), «Товарищество независимой Польши», «Движение защиты прав человека и гражданина»; Католическую Церковь; и даже определённые круги в лагере власти. Всё больше людей разных взглядов и разного социального положения начинало понимать, что путь «реального социализма» бесперспективен, что Польше необходимы радикальные перемены в политической и общественной жизни.

В Польше система власти была менее монолитна, чем в СССР, отличалась значительно большей эластичностью: она позволяла существование если не различных мировоззрений, то, по крайней мере, различных взглядов на конкретные вопросы. Кроме того, в течение всего послевоенного времени в Польше была пусть и весьма куцая, но многопартийность. В Сейме помимо Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) были представлены: Демократическая партия, Объединенная народная партия, католические группы «Пакс» и «Знак», последняя из них явно не проявляла себя как лояльная. Эти партии и группы были объединены во «Фронт национального единства» и в политическом отношении подчинены руководству ПОРП. Тем не менее, в культурной, интеллектуальной жизни они обеспечивали известное многообразие.

Польский патриотизм

Явлением, которое объединяло поляков «снизу», т.е. не по указанию властей, всегда был патриотизм. Его основа – укоренившееся в народе осознание опасности, исходящей как с Запада (Германия), так и с Востока (Россия, СССР). Со времени окончания Второй мировой войны и к началу 1980-х единственно реальной оставалась лишь советская угроза. Польский патриотизм по своим историческим корням – оборонный, и находит своё выражение, руководство и опору в Католической Церкви.

Вместе с тем, будучи обусловлен геополитически, а не мировоззренчески, польский патриотизм объединял и людей с религиозным самосознанием, и «обрядоисполняющих», но не глубоко укорененных в духовной жизни, и агностиков; практически всех, в том числе даже и членов ПОРП (81% – католики, посещающие богослужения), за исключением номенклатурных работников и чинов госбезопасности. Последние были обязаны своим положением исключительно советской поддержке и опасались потерять всё в случае ухода Польши из-под советского контроля. Они также опасались разоблачения своих преступных деяний. (На верфях имени Ленина в забастовке будут участвовать все коммунисты, кроме двух: управляющего и секретаря партии.) «Ведь это нужно уметь! Нужно быть или идиотом, или зверски ненавидеть собственный народ, – говорит 60-летний рабочий, – чтобы за 35 лет управления страной в мирных условиях довести её до такого плачевного состояния, когда купить коробку спичек или кусок мыла – великая проблема». (Из-за отсутствия мыла и мыльных порошков в магазинах поляки боялись возникновения эпидемий.) 25-летний электромеханик вторит: «Нашей страной правят не поляки, а какие-то отщепенцы».

Борьба за частичные требования

Летом 1980 г. в Польше началось мощное забастовочное движение, быстро охватившее всю страну, включая важнейшие промышленные центры: Гданьск, Вроцлав, Лодзь. Им были охвачены все отрасли промышленности. Это не было всеобщей забастовкой, проводимой одновременно и повсеместно. Забастовки проводились то в одном месте, то в другом, но непрерывно, как бы сменяя друг друга. В середине августа главным очагом забастовочного движения стал Гданьск и прилегающие к нему промышленные центры, где забастовка происходила примерно на двухстах предприятиях, охватывая около ста тысяч рабочих. Забастовками руководили специально созданные Рабочие комитеты, состав которых постоянно менялся, чтобы снизить вероятность репрессий в отношении основного ядра активистов.

Причиной забастовочного движения было тяжкое экономическое положение большинства населения. Поводом – повышение цен на мясо.

Но бастующими выдвигались политические требования: амнистия политзаключённым, отмена цензуры, разрешение на создание независимых от государства профсоюзов, узаконение права на забастовку, прекращение ограничений деятельности Церкви.

Церковь одобрила требования бастующих. В окончательном виде требования были сведены в 21 пункт Межзаводского стачечного комитета (МСК) Гданьского воеводства. С властями удалось достигнуть соглашения почти по всем пунктам. Серьёзные разногласия проявились лишь по тринадцатому пункту списка требований трудящихся. В нём предлагалось назначать руководителей в системе народного хозяйства по принципу способностей и квалификации, а не по партийной принадлежности. (Правительство отрицало наличие привилегий для членов ПОРП.) Представители рабочих заявили, что новые профсоюзы будут расследовать этот вопрос. Председатель МСК Лех Валенса, выступая после подписания соглашения с партийно-правительственной комиссией, возглавляемой М. Ягельским, среди прочего сказал: «Мы тоже вынуждены были пойти на уступки, но это хорошее соглашение». Формулировка о признании руководящей роли ПОРП, добавил он, и его не удовлетворяет, но «она должна была быть включена в текст документа».

Значение победы польского пролетариата выходит за рамки страны и времени. Это первая в истории победа внутри социалистической системы над социалистической системой. Она была одержана не контрреволюционерами (или революционерами – кому как нравится) изнутри и не интервентами извне, а тем классом, от имени которого говорили руководители системы – пролетариатом. Эта победа была одержана на периферии советской империи, но её, выражаясь словами большевиков, «всемирно-историческое значение», заключалось в прецеденте. Польский пролетариат доказал, что солидарной волей большого количества трудящихся можно добиться основополагающих прав работающего человека: 1) права на создание независимых от государства профсоюзов; 2) права на забастовку для улучшения своего материального и правового положения. Рухнула одна из главных советских фикций: «У нас – государство рабочих, потому рабочие не бастуют против собственного государства».

Технология борьбы

Но какова технология сплочения трудящихся? Ответить можно одним словом: организация. (См.: В.И. Ленин «Что делать?»)

Первичными ячейками польской рабочей организации были рабочие комитеты на верфях Гданська. Вслед за ними возникли рабочие комитеты на многих других предприятиях, которые, объявив забастовку, переименовали себя в забастовочные комитеты. Следующий организующий шаг – создание Центрального забастовочного комитета с представителями от всех предприятий края в количестве до 700 человек, во главе которого стал не известный до того, но всемирно известный ныне, рабочий Лех Валенса.

Объявив свои требования, рабочие заняли предприятия, создали рабочие патрули для соблюдения порядка. И порядок этот неукоснительно соблюдался, забастовочные комитеты запретили всё, что могло этому порядку помешать, например, употребление любых алкогольных напитков. В нескольких шагах от памятника Ленину был вывешен обрамленный свежими цветами портрет Папы римского Иоанна-Павла II (Войтылы). Памятник Ленину остался на месте, таким образом не было дано оснований охарактеризовать движение как антисоветское. Не было ни выкриков, ни каких-либо иных эксцессов, вообще никаких эмоциональных проявлений – во всём стоическое спокойствие. И западные лидеры воздерживались от материальной и даже моральной поддержки движения – лишь сухие сообщения в средствах массовой информации.

Ещё одна ленинская идея (тоже из «Что делать?») реализовалась в польском рабочем движении 1980 г.: привнесение интеллектуалами в рабочий класс политического сознания. Произошло смыкание польских диссидентов с забастовщиками. Неофициальным социологическим исследованием, проведённым Общественно-исследовательской и научной группой при «Солидарности», было установлено, что почти все активисты независимых профсоюзов – постоянные читатели Самиздата. Валенса, по выражению журнала «Шпигель», был лейтенантом в окопах, а не центральным штабом на стачечном фронте. Штабом был «Комитет общественной самозащиты», который консультировал во всех ситуациях Центральный забастовочный комитет и отшлифовывал с юридической точки зрения тексты документов, представляемых забастовщиками на переговорах с правительством.

Главные идеи Ленина повернулись против его же наследства.

Крестный отец «Солидарности»

Сообщение о покушении на Папу со скоростью степного пожара распространилось по всей стране.

После избрания кардинала Войтылы на Папский престол связи между Польшей и Ватиканом обрели небывалый объём и глубину. Отсутствие официальных отношений между польским государством и Ватиканом только стимулировало церковные связи, особенно развившиеся после посещения Польши Папой. Но наиболее значительную роль играли массовые паломничества поляков в Рим. Они ежедневно посещали Ватикан, а каждую среду, на «генеральных аудиенциях» Папа принимал своих земляков и обращался к ним по-польски. Эти встречи производили на паломников очень сильное и долго сохраняющееся впечатление, которое они уносили с собой, возвращаясь в Польшу.

Из Рима Иоанн-Павел II вдохнул новую силу в религиозную жизнь Польши, ощутимый результат этого – уход поляков от цинизма и безразличия, что, в свою очередь является одним из ключей к пониманию польского феномена 1980 г. Теологическое учение Папы о роли трудящегося человека и труда принесло ощутимый эффект в короткий срок. Можно сказать, что он был крёстным отцом «Солидарности», которая стала социальным движением, а это больше, чем профсоюз, или политическая партия.

Будем считать случайным совпадением, что покушение на Папу произошло в разгар деятельности «Солидарности». Но если это было комбинацией, то крайне неразумной. Покушение привело к консолидации польской нации на немарксистских, несоциалистических основах. Государственные радио и телевидение прервали свои программы и передали сообщение о трагическом событии на площади св. Петра.

Ярузельский от имени государства и правительства телеграммой в Рим выразил своё возмущение актом насилия и пожелал Папе скорейшего выздоровления.

Конечно, первая реакция на введение Ярузельским военного положения была ужасающей: «душитель свободы» и т.д. и т.п. Но теперь, когда эмоциональный накал спал, и всё это уже стало историей (хотя и имеющей своё продолжение) оценки даются и иные: введя военное положение, он не допустил вооружённого вмешательства СССР по венгерскому 1956 г. или чехословацкому 1968 г. образцу. Мы можем «навести порядок» сами (пусть лучше мы сами, чем Советская армия). Действительно, введение Ярузельским военного положения отнимало у Брежнева формальный повод к интервенции.

Через год после возникновения «Солидарность» насчитывала более десяти миллионов человек против примерно одного миллиона в обоих, поддерживаемых властью профсоюзах, – остатках от местного эквивалента ВЦСПС. Большинство взрослого трудящегося активного населения – члены «Солидарности».

Перенимая опыт

События в Польше привлекали к себе внимание советских граждан, как, пожалуй, никакие другие зарубежные события того времени. Причём наблюдалось явное сочувствие оппозиции. Анекдот того времени: «Солидарность», это когда бастуют в Польше, хотя есть нечего у нас. Польский опыт пытались использовать, хотя и с очень ограниченным успехом советские диссиденты – попытка создания независимого профсоюза, названного Свободным межотраслевым объединением трудящихся (СМОТ).

На рубеже 1980-х – 1990-х гг. в СССР росло массовое забастовочное движение, особенно в угледобывающих районах. Это стало одним из наиболее заметных явлений времён Перестройки, и оно тоже в немалой мере опиралось на польский опыт, или, по крайней мере, вдохновлялось им.

С определённой точки зрения вся история человечества, с момента возникновения государства, это история «перетягивания каната» между обществом и государством. Однажды возникнув, государство (коллектив профессиональных управленцев) стремилось узурпировать как можно больше прав на принятие решений, которые граждане или группы граждан принимают в индивидуальном порядке. А общество этому противостояло, стремясь, в идеале, свести роль государства к роли «ночного сторожа». Успех был переменным. Слабое общество – сильное государство. Сильное общество – слабое государство.

Желание и способность людей заставить власть считаться с собой – основной показатель высоко уровня гражданского самосознания.

Лех Валенса: «Партия нас не интересует» («Посев», 1980, № 10)

– Вчера Вы сказали, что добились всего, чего можно было добиться в настоящий момент.

– Конечно, так оно и есть. В настоящий момент ничего больше нельзя было добиться.

– Но Вы по-прежнему работаете под руководством партии?

– А это нас не интересует. Мы сами собою руководим. Мы профсоюзы и только профсоюзы. В дела партии мы не вмешиваемся.

– Вчера Вы сказали также, что работа только начинается. Как это будет конкретно выглядеть?

– Вы же видите, как мы работаем. Нет ни столов, ни стульев, а мы, тем не менее, работаем. И вообще, мы будем работать, – какие бы условия ни были.

– Надеетесь ли Вы, что это движение распространится на всю Польшу?

– Я займусь этим после того, как мы здесь наведем порядок.

– Вы добились независимости и самоуправления, то есть того, чего хотели. Как сочетается все это с социалистической системой?

– Да не интересует меня вообще система. Мы хотим быть хозяевами в своем собственном доме.

– Есть ли у вас затруднения с властями?

– Об этом вы должны спросить у власти. Может быть, и нет затруднений, может быть они на самом деле будут с нами сотрудничать. Если у нас будет взаимопонимание, то мы будем помогать друг другу. Будем откровенны: такую забастовку нельзя организовать в один день.

– Доверяете ли Вы заместителю председателя Совета министров Ягельскому?

– Доверие тут ни при чем. Я делаю то, что поручили мне люди и то, что содержится в наших требованиях. Мы найдем путь к проведению этих требований в жизнь.

– Когда у Вас будет время для Вашей личной жизни?

– Когда будут решены поставленные задачи.

– Значит, Вы будете и дальше бороться за выполнение Вашего 21 требования?

– Бороться? Конечно, – без танков, без артиллерии или самолетов, с помощью средств, которые находятся в распоряжении профсоюзов.

– Гордитесь ли Вы тем, что Вы сделали, гордитесь ли Вы рабочими Гданьска?

– Причем тут гордость? Я ведь не директор, я служу нашему делу. Я буду делать то, чего требует от меня большинство рабочих, даже если я не со всем буду согласен. Но что касается требований, то я добьюсь их реализации.

– Стоило ли затевать все это дело, или не стоило?

– Трудно сказать. Через пять лет может оказаться, что не стоило. Но, конечно, я делаю это дело потому, что считаю его стоящим. А поскольку за нас большинство населения, я думаю, что я прав.

От редакции. Закончив президентские полномочия Валенса вернулся работать на судоверфь, и никаких дворцов на Кипре.

Оставить отзыв
Другие статьи
Заказать звонок