Послевоенный Сталин в документах

Наши публикации

Приказ № 42/1629с

Уполномоченного Совета Министров СССР

по охране военных и государственных тайн в печати

27 августа 1946 г.

г. Москва

§ 1

Изъять из книготорговой сети и библиотек общественного пользования следующие книги:

Зощенко М.М. – Рассказы, Изд. «Правда», Москва, 1946 г. 46 стр.

Его же – Избранные произведения, 1923 – 1945 гг. Гослитиздат, Ленинград, 1946 г., 660 стр. Тираж 30 000 экз. Его же – Фельетоны, рассказы, повести.

Изд. «Лениздат», г. Ленинград, 1946 г.

§ 2

Приостановить производство и распространение следующих книг:

Ахматова А.А. – Стихотворения, 1909 – 1945 гг. Гослитиздат, Ленинград, 1946 г. 340 стр., тир. 10 000 экз.

Его же – Избранные стихи. 1910 – 1946 гг. Издат. «Правды», Москва, 1946 г. 48 стр., тир. 100 000 экз.

Уполномоченный Совета Министров СССР

по охране военных и государственных тайн в печати

К. Омельченко

***

Инструкция о порядке цензорского контроля произведений искусства

Председатель Комитета по делам искусств

при Совете Министров Союза ССР П. Беспалов

Экз. № 1

18 января 1952 г.

В соответствии с Постановлением Совета Министров СССР № 3164 от 28 августа 1951 года, возложившим функции цензуры произведений искусства на органы Главлита, а идейно-худо­жественный контроль за репертуаром театров, музыкальных коллективов, цирков и концертных исполнителей и работу с ав­торами по созданию произведений искусства – на Комитет по делам искусств при Совете Министров СССР и его органы на местах, – устанавливается нижеследующий порядок контроля произведений искусств:

1. Произведения искусства (драматургия всех жанров и форм, музыкальные, музыкально-вокальные и разговорного жанра произведения для эстрады, цирка, художественной само­деятельности, живопись, графика, скульптура, тиражируемая фотопродукция, запись на грампластинку) могут публично исполняться, демонстрироваться и выпускаться в свет лишь при условии, если они разрешены органами цензуры.

2. Произведения искусства принимаются на контроль органами цензуры от соответствующих управлений Комитета по дедам искусств при Совете Министров СССР и его республиканских, краевых и областных органов и от организаций, имеющих право выпуска тех иди иных видов произведений искусства. При представлении на контроль произведений искусства цензуре предъявляется письменное заключение Комитета по делам искусств или его органов о том, что данное произведение ими рассмотрено с точки зрения его идейно-художественной ценности и допущено для публичного исполнения или распространения.

3. Органы цензуры все свои замечания сообщают тем организациям, которые представляют данные произведения на контроль. Принимать на контроль произведения искусства непосредственно от авторов и исполнителей и вступать с ними в переговоры по контролируемым произведениям органам цензуры запрещается.

4. При осуществлении контроля над произведениями искусства цензоры должны руководствоваться решениями ЦК ВКП(б) по идеологическим вопросам и действующими цензорскими указаниями, предусмотренными для произведений печати. Органы цензуры обязаны обеспечить соблюдение всех требований по охране государственной и военной тайн, не допускать к опубликованию и распространению политически вредных, идеологически чуждых, безыдейных, халтурных, искажающих советскую действительность произведений.

Контроль произведений репертуара

5. Репертуарные произведения больших форм (многоактные пьесы и инсценировки, либретто опер, оперетт и балетов, оратории, кантаты) подлежат цензорскому контролю Главлита СССР по представлению соответствующих главных управлений Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР.

Эти же произведения на национальных языках народов СССР подлежат контролю соответствующих Главлитов союзных и автономных республик по представлению комитетов и управлений по делам искусств союзных и автономных республик.

Репертуарные произведения малых форм (одноактные пьесы, песни, скетчи, монологи, репризы и т.п.) контролируются Главкрайобллитами, по представлению соответствующих органов Комитета по делам искусств.

При размножении произведений полиграфическим способом или на множительных аппаратах они принимаются на контроль по представлении заключения соответствующего правления или отдела по делам искусств о том, что данное произведение им допущено для публичного исполнения и распространения. Это требование не относится к произведениям русской, иностран­ной и народов СССР классики, а также к пьесам и нотам, пе­чатаемым в периодических изданиях (журналах, альманахах, газетах) как литературные и музыкальные произведения.

В выходных данных произведений, печатаемых полиграфическим способом, дополнительно указывается, когда и каким органом Комитета по делам искусств данное произведение допущено к исполнению.

6. Произведения репертуара, в которых даются образы классиков марксизма-ленинизма, руководителей партии и правительства, могут издаваться или исполняться лишь с разрешения Комитета по делам искусств при Совете Министров Союза ССР и подлежат цензорскому контролю Главлита СССР.

7. Новые репертуарные произведения, предназначенные к публичному исполнению, представляются органам Главлита в порядке, указанном в п. 2 настоящей инструкции. Рукописи этих произведений представляются в двух экземплярах, отпечатанными на пишущей машинке, в сшитом виде, с пронумерованными страницами без редакционных правок. Титульные листы с названием произведения, фамилией автора, наименова­нием города и года выпуска должны быть подписаны редакторами рукописи и руководителем соответствующего органа Комитета по делам искусств, с указанием о том, каким зрелищным предприятиям разрешается исполнение данного произведения и на какой срок.

8. Все свои замечания по тексту цензор сообщает организации, представившей на контроль произведение.

На каждом допущенном к исполнению репертуарном произведении указывается, когда и каким органом Комитета по делам искусств произведение допущено к исполнению, а также индекс и разрешительный номер органа цензуры. Какие-либо дополнения, исправления, переделки разрешенного цензором текста могут производиться лишь по получении нового разрешения цензуры.

9. Публичное исполнение произведений искусства может производиться только после приема спектакля или концерта органа­ми Комитета по делам искусств в установленном им порядке. […]

13. На все произведения, снимаемые с репертуара Комитетом по делам искусств, им составляются списки запрещенных к использованию произведений. Эти списки издаются Главлитом СССР совместно с Комитетом по делам искусств.

Списки запрещенных произведений на национальных языках и произведений малых форм, контролируемых местными органами, издаются совместно Главкрайобллитами и органами Комитета по делам искусств в порядке, предусмотренном § 174 «Инструкции цензору».

Контроль произведений изобразительного искусства

15. Произведения изобразительного искусства (живопись, скульптура, графика, тиражируемая фото продукция, сухая кисть и другие механические или ручные способы тиражирования) с образами классиков марксизма-ленинизма, руководителей партии и правительства, маршалов СССР и руководителей братских компартий могут размножаться только с эталонов (образцов), утвержденных Комитетом по делам искусств при Совете Министров СССР и имеющих разрешительную визу Главлита СССР. Эталоном может служить живописный портрет, фотография или репродукция. При утверждении эталона должно быть указано, какой организации он выдается для производства тиража и срок его действия.

***

Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б)

«О кинофильме “Большая жизнь” »

4 сентября 1946 г.

ЦК ВКП(б) отмечает, что подготовленный Министерством кинематографии СССР кинофильм «Большая жизнь» (вторая серия, режиссер Л. Луков, автор сценария П. Нилин) порочен в идейно-политическом и крайне слаб в художественном отношении.

В чем состоят пороки и недостатки фильма «Большая жизнь»? В фильме изображен лишь один незначительный эпизод первого приступа к восстановлению Донбасса, который не дает правильного представления о действительном размахе и значении проведенных Советским го­сударством восстановительных работ в Донецком бассейне. К тому же восстановление Донбасса занимает в фильме незначительное место, а властью создана собственная интеллигенция, нелепо и дико изображать в качестве положительного явления выдвижение отсталых и некультурных людей на руководящие посты.

В фильме «Большая жизнь» дано фальшивое, искаженное изображение советских людей. Рабочие и инженеры, восстанавливающие Донбасс, показаны отсталыми и малокультурными людьми, с очень низкими моральными качествами. Большую часть своего времени герои фильма бездельничают, занимаются пустопорожней болтовней и пьянством. Самые лучшие по замыслу фильма люди являются непробудными пьяницами. […]

Фильм свидетельствует о том, что некоторые работники искусств, живя среди советских людей, не замечают их высоких идейных и моральных ка­честв, не умеют по-настоящему отобразить их в произведениях искусства. […]

ЦК ВКП(б) устанавливает, что Министерство кинематографии (т. Большаков) за последнее время подготовило, кроме порочной картины «Большая жизнь», ряд других неудачных и ошибочных фильмов – вторая серия фильма «Иван Грозный» (режиссер С. Эйзенштейн), «Адмирал Нахимов» (режиссер В. Пудовкин), «Простые люди» (режиссеры Г. Козинцев и Л. Трауберг).

Чем объясняются столь частые случаи производства фальшивых и ошибочных фильмов? Почему потерпели неудачу известные советские режиссёры тт. Луков, Эйзенштейн, Пудовкин, Козинцев и Трауберг, создавшие в прошлом высокохудожественные картины?

Дело в том, что многие мастера кинематографии, постановщики, режиссёры, авторы сценариев легкомысленно и безответственно относятся к своим обязанностям, недобросовестно работают над созданием кинофильмов. Главный недостаток в их работе заключается в том, что они не изучают дело, за которое берутся. Так кинорежиссер В. Пудовкин взялся ставить фильм о Нахимове, но не изучил деталей дела и исказил истори­ческую правду. Получился фильм не о Нахимове, а о балах и танцах с эпизодами из жизни Нахимова. В результате из фильма выпали такие важные исторические факты, что русские были в Синопе и что в Синопском бою была взята в плен целая группа турецких адмиралов во главе с командую­щим. Режиссер С. Эйзенштейн во второй серии фильма «Иван Грозный» обнаружил невежество в изображении исторических фактов, представив прогрессивное войско опричников Ивана Грозного в виде шайки дегене­ратов, наподобие американского Ку-Клукс-Клана, а Ивана Грозного, человека с сильной волей и характером, – слабохарактерным и безвольным, чем-то вроде Гамлета. […]

ЦК ВКП(б) считает, что работа Художественного совета при Министерстве кинематографии организована неправильно и совет не обеспечивает беспристрастной и деловой критики подготовляемых к выпуску фильмов. Художественный совет часто проявляет аполитичность в своих суждениях о картинах, мало обращает внимания на их идейное содержание. […]

ЦК ВКП(б) постановляет:

1. Ввиду изложенного выпуск на экран второй серии фильма «Большая жизнь» запретить.

2. Предложить Министерству кинематографии СССР и Художественному совету при министерстве извлечь необходимые уроки и выводы из ре­шения ЦК ВКП(б) о кинофильме «Большая жизнь» и организовать работу художественной кинематографии таким образом, чтобы впредь была исключена всякая возможность выпуска подобных фильмов.

***

Из записи беседы

И.В. Сталина, А.А. Жданова И В.М. Молотова

c С.М. Эйзенштейном и Н.К. Черкасовым

по поводу фильма «Иван Грозный»

26 февраля 1947 г.

Сталин . Мудрость Ивана Грозного состояла в том, что он стоял на национальной точке зрения и иностранцев в свою страну не пускал, ограждая страну от проникно­вения иностранного влияния… Петр I – тоже великий государь, но он слишком либерально относился к иностранцам, слишком раскрыл ворота и допустил иностранное влияние в страну, допустив оне­мечивание России. Ещё больше допустила его Екатерина. И дальше. Разве двор Александра I был русским двором? Разве двор Николая I был русским двором? Нет. Это были немецкие дворы. Замечательным мероприятием Ивана Грозного было то, что он первый ввел государственную монополию внешней торговли. Иван Грозный был первый, кто ее ввел, Ленин второй.

Жданов . Эйзенштейновский Иван Грозный получился неврастеником.

Молотов . Вообще сделан упор на психологизм, на чрезмерное подчер­кивание внутренних психологических противоречий и личных пережи­ваний.

Молотов . Вторая серия очень зажата сводами, подвалами, нет свежего воздуха, нет шири Москвы, нет показа народа. Можно показывать разго­воры, можно показывать репрессии, но не только это.

Сталин . Иван Грозный был очень жёстоким. Показывать, что он был жестоким можно, но нужно показать, почему необходимо быть жестоким. Одна из ошибок Ивана Грозного состояла в том, что он не дорезал пять крупных феодальных семейств. Если он эти пять боярских семейств унич­тожил бы, то вообще не было бы Смутного времени. А Иван Грозный кого-нибудь казнил и потом долго каялся и молился. Бог ему в этом деле ме­шал. Нужно было быть еще решительнее.

Молотов . Исторические события надо показывать в правильном осмыслении. Вот, например, был случай с пьесой Демьяна Бедного «Богатыри». Демьян Бедный там издевался над крещением Руси, а дело в том, что при­нятие христианства для своего исторического этапа было явлением про­грессивным.

Сталин . Нужно правильно и сильно показывать исторические фигуры, (к Эйзенштейну.) Вот, Александра Невского – вы компоновали? Прекрасно получилось. Самое важное – соблюдать стиль исторической эпохи. Режис­сер может отступать от истории; неправильно, если он будет просто списывать детали из исторического материала, он должен работать своим воображением, но – оставаться в пределах стиля. Режиссер может варьи­ровать в пределах стиля исторической эпохи.

Жданов . Эйзенштейн увлекается тенями, что отвлекает зрителя от действия, и бородой Грозного, что Грозный слишком часто поднимает голову, чтобы было видно его бороду.

Эйзенштейн. Обещаю в будущем бороду Грозного укоротить.

Сталин. Курбский – великолепен. Очень хорош Старицкий (артист Кадочников.)

Черкасов . Сцену убийства Старицкого можно оставить в сценарии?

Сталин . Можно оставить. Убийства бывали.

Молотов. Репрессии вообще показывать можно и нужно, но надо показать, почему они делались, во имя чего. Для этого нужно шире показать государственную деятельность, не замыкаться только сценами в подвалах и закрытых помещениях, а показать широкую государственную деятельность.

Сталин . На чем будет кончаться картина? Как лучше сделать еще две картины, то есть 2-ю и 3-ю серии? Как мы это думаем вообще сделать? Чем будет у нас кончаться фильм?

Черкасов. Фильм будет кончаться разгромом Ливонии, трагической смертью Малюты Скуратова, походом к морю, где Иван Грозный стоит у моря в окружении войска и говорит: «На морях стоим и стоять будем!»

Сталин . Так оно и получилось, и даже немножко больше.

***

Из постановления Оргбюро ЦК ВКП(б)

«О журнале “Знамя”»

27 декабря 1948 г.

1. ЦК ВКП(б) отмечает, что редакция журнала «Знамя» не справляется с возложенными на нее задачами и в своей работе допустила ряд серьезных ошибок.

Редакция не извлекла надлежащих уроков из постановления ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград». В течение 1948 года журнал «Знамя» снизил идейно-художественное качество публикуемых материалов. В жур­нале напечатан ряд идейно-порочных и неполноценных в художественном отношении произведений.

Крупной ошибкой журнала является опубликование повести Н. Мельни­кова (Мельмана) «Редакция», в которой работники нашей фронтовой печа­ти изображены либо тупицами и чванливыми самодурами, либо сереньки­ми, неприметными людьми, совершенно равнодушными к своему делу. Вместе с тем, в повести возвеличен образ военного преступника. Изобра­зив понесенное им справедливое наказание, как незаслуженную кару, ав­тор окружает его ореолом героизма.

В повести Э. Казакевича «Двое в степи» подробно расписываются пере­живания малодушного человека, приговоренного военным трибуналом к расстрелу за нарушение воинского долга. Автором морально оправдыва­ется тягчайшее преступление труса, приведшее к гибели воинской части. Рассказы Ю. Яновского «Сердце врача», «Слепое счастье» лишены жизнен­ного правдоподобия, построены на вымученных психологических домыс­лах, заимствованных из образцов упадочной буржуазной литературы.

Редакция не направляла внимание поэтов на боевые темы современно­сти. Предоставляя трибуну для стихов, проникнутых чувствами тоски и скор­би, редакция тем самым способствовала уходу некоторых поэтов в узкий мирок своих индивидуалистических переживаний.

Опубликование указанных произведений свидетельствует о неправиль­ной линии, проводившейся в последнее время редколлегией журнала «Зна­мя». Редакция отступила от принципа большевистской партийности лите­ратуры, забыла, что литература является могучим средством идейного воспитания советского народа, пренебрегала жизненной правдой и пре­доставила страницы журнала произведениям, авторы которых, изображая людей отсталых и неполноценных, превозносили и превращали их в героев.

ЦК ВКП(б) особо отмечает неудовлетворительное состояние в журнале литературно-критического отдела. Публикуемые в журнале критические статьи отличаются низким уровнем и нередко своими ошибочными оцен­ками литературных произведений дезориентируют писателей, сбивают их на неправильный путь. В статье В. Костелянца о романе В. Пановой «Кружилиха» высмеивается правильное и естественное желание советских чита­телей видеть героями нашей литературы полноценных, духовно здоровых людей; литературных героев, лишенных каких-либо черт идейной неполно­ценности, автор презрительно именует «гладко выутюженными». В статье Б. Рунина о романе Г. Коновалова «Университет» идеологическая выдержан­ность героев романа, представителей передовой советской науки, расце­нивается как признак их умственной ограниченности.

Редакция опирается на узкую группу критиков и не ставит на страницах журнала насущные вопросы общественной и литературной жизни страны. Журнал слабо способствовал разоблачению буржуазного космополитиз­ма, не вел активной борьбы с формализмом и натурализмом в литературе.

За последнее время журнал ухудшил работу с авторами. Поступающие рукописи редактируются неряшливо, публикуются в сыром, незавершен­ном виде. Тем самым редакция прививает молодым писателям настроения самоуспокоенности, не способствует их идейному и творческому росту.

ЦК ВКП(б) считает неправильной сложившуюся в журнале «Знамя» практику, когда редакционная коллегия длительный срок не собиралась, не обсуждала произведений, принятых к печати, и по существу самоустранилась от ответственности за направление журнала, передоверив руководство журналом редакционному аппарату.

Редколлегия не уделяла надлежащего внимания подбору и расстановке редакционных работников, не занималась их идейно-политическим воспитанием, попустительствовала проявлениям семейственности и групповщины в работе редакционного аппарата. В редакции деловые отношения подменялись приятельскими, отсутствовала критика и самокритика, была создана обстановка самоуспокоенности и благодушия. Сигналы о серьёзных идеологических ошибках в публикуемых журналом произведениях игно­рировались.

Ошибки журнала «Знамя» являются также следствием слабого руководства редакцией со стороны секретариата Союза советских писателей СССР.

ЦК ВКП(б) постановляет:

1. Признать работу редколлегии журнала «Знамя» в 1948 году неудовлетворительной.

2. Принять предложения Президиума Правления Союза советских писателей:

а) об освобождении т. Вишневского В.В. от обязанностей главного редактора журнала «Знамя»;

б) об утверждении главным редактором журнала «Знамя» т. Кожевникова В.М.;

в) об утверждении редколлегии журнала «Знамя» в составе тт.: Кожевникова В.М. (главный редактор), Мартынова И.А. (зам. главного редактора), Семушкина Т.З. (редактор по отделу прозы), Софронова А.В. (редактор по отделу поэзии), Скорино Л.И. (редактор по отделу критики и библиографии), Леонтьева Б.Л. (редактор по отделу публицистики), Андреева В.А. (редактор по военному отделу), Павленко П.А., Тихонова Н.С.

3. Обязать редколлегию журнала «Знамя» и секретариат Союза советских писателей СССР устранить отмеченные в настоящем постановлении недостатки и ошибки журнала «Знамя».

4. Считать важнейшей задачей редколлегии журнала «Знамя» объединение вокруг журнала видных советских писателей, литературных критиков и публицистов, способных выправить линию журнала, поднять его идейный и художественный уровень, активно отстаивать в творческой работе принципы большевистской партийности.

На страницах журнала должны публиковаться произведения, правдиво и ярко отображающие жизнь в ее революционном развитии, раскрывающие новые высокие качества советских людей – строителей коммунизма.

Руководствуясь методом социалистического реализма, советские литераторы должны смелее вторгаться в жизнь, горячо поддерживать все новое, коммунистическое и смело бичевать пережитки, мешающие советским людям идти вперед.

5. Обязать редакцию журнала «Знамя» принять меры к улучшению отделов критики и публицистики. Публикуемые в журнале литературно-критические и публицистические статьи должны освещать актуальные вопросы общественной и литературной жизни, давать своевременную и правдивую оценку литературно-художественных произведений.

6. Поручить секретариату Союза советских писателей СССР и главному редактору установить порядок, при котором каждый номер журнала перед выходом в свет должен обсуждаться на редакционной коллегии.

7. Обязать секретариат Союза советских писателей СССР:

а) усилить контроль за журналом «Знамя», регулярно обсуждать выходящие номера и принять меры к систематической публикации в печати критических обзоров журнала;

б) содействовать редакции в привлечении к сотрудничеству в журнале виднейших писателей, критиков и публицистов;

в) в месячный срок укрепить аппарат журнала квалифицированными литературными работниками.

***

Заявление Генерального секретаря ССП А.А. Фадеева секретарям ЦК ВКП(Б) об участниках «Антипатриотической группы критиков» В.Л. Дайреджиеве и И.Л. Альтмане

21 сентября 1949 г.

В ЦК ВКП(б)

Товарищу Сталину И. В.

Товарищу Маленкову Г.М.

Товарищу Суслову М.А.

Товарищу Попову Г.М.

Товарищу Шкирятову М.Ф.

В связи с разоблачением группок антипатриотической критики в Союзе советских писателей и Всероссийском театральном обществе, обращаю внимание ЦК ВКП(б) на двух представителей этой критики, нуждающихся в дополнительной политической проверке, поскольку многие данные позво­ляют предполагать, что эти люди с двойным лицом.

Дайреджиев В.Л., член ВКП(б) с 1919 года. Дайреджиев появился в литературной критике в период существования РАПП, как активный «деятель» антипартийной группы Литфронт, вожаками которой были враги народа Костров, Беспалов, Зонин. В начале 30-х годов выпустил троцкистскую книгу «На отмели» с предисловием ныне арестованного А. Зонина, книгу, содержащую клеветнические утверждения о перерождении партии. Трудно себе представить, как в те годы Дайреджиев сохранил партийный билет, будучи автором этой вражеской книги.

Теперь при исключении его из партии Дайреджиев пытался оправдаться тем, что к книге нужно подходить исторически и что в свое время она так не расценивалась, в доказательство чего приводил выдержки из статьи того времени, напечатанной в журнале РАПП. После проверки выяснилось, что Дайреджиев приводил цитаты из статьи врага народа А. Селивановского.

После выхода в свет книги «На отмели» Дайреджиев на несколько лет исчез со страниц печати и всплыл незадолго перед войной, представив в Союз писателей левацкую заушательскую книгу о Шолохове, не увидевшую света.

В период Великой Отечественной войны Дайреджиев вновь не подавал никаких признаков жизни, а после войны начал довольно активно выступать в печати и на собраниях со статьями, ставящими своей целью дискредитировать темы советского патриотизма в литературе и ниспровергнуть многие лучшие произведения советской литературы.

В 1948 году мною была изъята из сборника критических работ статья Дайреджиева о Белинском, в которой, претендуя обратить Белинского в современность, Дайреджиев сосредоточил весь свой ложный пафос на борьбе Белинского с так называемым «квасным патриотизмом», бросая мимоходом упреки современной критике за отсутствие борьбы против «квасного патриотизма». По методам протаскивания вражеских идеек эта статья Дайреджиева носит насквозь двурушнический характер.

Как и некоторые другие представители антипатриотической критики, Дайреджиев любил подвизаться где-нибудь вдали от Москвы в литературе какой-либо из братских республик, рассчитывая на более слабый контроль над его деятельностью. Так, в течение нескольких месяцев Дайреджиев «работал» в Таджикистане, где подвергал осмеянию и ниспровержению спектакли русского театра в Сталинабаде по пьесам советских драматур­гов и поддерживал внутри театра людей, придерживавшихся такой же линии. Газета «Коммунист Таджикистана» от 10/IV 49 г. вскрыла эту враждебную деятельность Дайреджиева в большой статье «Решительно разоблачить безродных космополитов и их пособников».

Будучи разоблачен во всех этих действиях, Дайреджиев ни в чем не при­знается и увиливает от критики.

Альтман И.Л. родился в гор. Оргееве (Бессарабия). Свой путь начал с левых эсеров в 1917-18 гг. В ВКП(б) вступил с 1920 года. Принадлежал к антипартийной группе в литературе Литфронт. Свою литературную деятельность начал с большой работы о Лессинге, в которой проводил взгляд о приоритете Запада перед Россией во всех областях идеологии. Будучи перед войной редактором журнала «Театр», проводил линию на дискреди­тацию советской драматургии на современные темы, совместно с крити­ками Гурвичем, Юзовским и т.п., в частности, напечатал заушательскую статью Борщаговского против пьесы Корнейчука «В степях Украины». За извращение линии партии в вопросах театра и драматургии был снят с должности редактора журнала «Театр» постановлением ЦК ВКП(б).

В 1937 году в бытность И.Л. Альтмана заведующим отделом литературы и искусства в газете «Известия» получил строгий выговор за сомнительную «опечатку» в газете «Известия» (в 1944 году выговор был снят).

Секретариату Союза советских писателей не удалось выяснить характер конфликта, по которому в дни Великой Отечественной войны И. Альтман был отстранен от работы в политорганах и армейской печати и отпущен из армии до окончания войны.

В литературной критической и общественной деятельности послевоенных лет Альтман занимал двурушническую позицию, изображая себя в устных разговорах противником антипатриотической критики, нигде в печати и на собраниях не выступал против них, извиваясь ужом между поддерживаемой им на деле антипатриотической линией и партийной постановкой вопросов. Благодаря этой своей двурушнической линии, Альтману удалось создать в литературной среде представление о его, якобы, большей близости к партийной линии, чем у его друзей-космополитов, хотя на деле он проводил наиболее хитро замаскированную враждебную линию.

Следует дополнительно проверить факты тесного общения Альтмана с буржуазно-еврейскими националистами в еврейском театре и в Московской секции еврейских писателей, поскольку тесная связь Альтмана с этими кругами широко известна в литературной среде. Тов. Корнейчук А.Е. информировал меня о том, что Альтман частным путем, пользуясь своим знакомством и связями в кругу видных деятелей литературы и искусства, распространял абонементы еврейского театра, т.е. активно поддерживал этот искусственный метод помощи театру путем «частной благотворительности», а не путем улучшения его репертуара и качества исполнения спектаклей.

Подобно Дайреджиеву, Альтман, будучи разоблачен в своей враждебной литературно-критической деятельности, не признается в своих действиях и увиливает от критики.

В настоящее время решением партийной организации Союза советских писателей Дайреджиев и Альтман исключены из партии и «борются» в высших инстанциях за отмену решения партийной организации ССП.

Со своей стороны считаю, что Дайреджиеву и Альтману не место в партии и прошу ЦК ВКП(б) разрешить Секретариату Союза советских писателей поставить вопрос перед Президиумом об исключении Дайреджиева и Альтмана из Союза писателей.

***

Подголоски эстетствующих космополитов

Культура и жизнь. 11 февраля 1949

Антипатриотическая группа театральных критиков Юзовского, Гурвича и др., разобла­ченная партийной печатью, нанесла немалый вред делу развития театрального искусства в Ленинграде. Враждебные советскому народу идейки и теорийки этих безродных космополитов находили отражение среди некоторых ленинградских критиков и театроведов. Шнейдерман и Березарк, С. Цимбал, Д. Бейлин сами объявили себя последователями Гурвича и Юзовского.

Деятельность этих критиков определяется враждебным отношением ко всему новому, передовому в советской драматургии и театре, отрицанием идейных задач советского искусства, преклонением перед образцами западной буржуазной драмы, эстетством и сио­низмом. И не случайно эти критики выступили против решений последнего пленума Союза советских писателей, в которых был нанесен первый удар по группе безродных космополитов, подвизавшихся на поприще театральной критики. С. Дрейден взял под за­щиту Борщаговского и Малюгина. «Искусствовед» Янковский пытался доказать заслуги Холодова, превознести «талантливость» Гурвича. Защищая Гурвича и Юзовского, эти «критики» защищали и свои собственные позиции, ибо в нападках на советское искусство ленинградские последыши космополитизма слепо следовали своим учителям.

Эти критики свои нападки на советское искусство маскировали словами о «высокой художественной требовательности»; они прикидывались радетелями за наше искусство.

Словесные заверения в верности принципам социалистического реализма сочетались в их деятельности с дискредитацией советского искусства. Свои атаки они направляли прежде всего против лучших советских пьес, против того, что составляет новаторскую сущность нашего искусства, нашей эстетики.

Отличительной особенностью советской драматургии и театра является их высокая идейность, боевая партийность, делающая искусство могучим средством коммунистиче­ского воспитания. Но театральный критик Шнейдерман считает идейное содержание художественных произведений делом второстепенным. При разборе спектаклей этот сноб разбирает лишь формальные элементы постановок. Его интересуют «драматическая экс­прессия кисти, мастерство лепки и светотени». С легкой руки этого распоясавшегося эстета в ленинградской театральной критике стали раздаваться голоса о том, что искусство театра – это прежде всего искусство эмоции и чувства, а идеи должны пропагандировать­ся в лекториях. Попытки драматургов глубоко раскрыть жизнь советских людей, отобра­зить ее новые явления раздражают критика: «дюжинами появляются пьесы об этих новых явлениях, удручающе похожие друг на друга». Он клевещет на драматургов и их луч­шие произведения. Огульно охаивая лучшие современные пьесы, этот поборник безыдейного искусства утверждает, что герои пьес «Хлеб наш насущный», «Большая судьба», «Глубокая разведка», «В одном городе» «напоминают друг друга», «они все напечатаны под копирку».

На таких же позициях стоит ленинградский критик С. Цимбал. В его статье «О вос­питании режиссера» в журнале «Театр» нет ни единой строки, ни единого упоминания о партийности театрального искусства, о задачах правильного раскрытия идейного замысла пьесы. В статье, анализирующей итоги театрального сезона 1947 – 1948 г., Цимбал не нашел нужным указать на то новое, что принесли ленинградским театрам постановки передовых пьес советской драматургии.

М. Горький неоднократно подчеркивал, что творческий труд как основа и содержание жизни советских людей должен стать главной темой искусства социалистического общест­ва. Советское искусство показывает человека в процессе творчества, в труде, в деянии, в созидании нового. Но именно против этого восстали эстетствующие космополиты. Критик Березарк в своих статьях и выступлениях всячески поносил пьесы и спектакли, по­священные теме героического труда советских людей. Только «ведомственный конфликт» усмотрел он в пьесе Сурова «Далеко от Сталинграда». По его мнению, труд людей или, как он говорит, «хозяйственные», «ведомственные» темы не могут быть предметом искусства. Он рекомендует театрам подальше держаться от пьес, где говорится «о молотах, приводных ремнях, колесах, об изобретениях, об организации труда», так как, по мнению Березарка, «производственная тема в узком плане… себя исчерпала…» Березарк видит задачу театра в показе узкого мирка, раскрытии сугубо личных, семейных переживаний. Может ли быть позиция более да­лекая, более враждебная задаче советского искусства?

Критики подобного рода не любят советского искусства, они враждебны духу нашего народа. Космополитические статьи Дрейдена, Шнейдермана, Янковского наполнены угодливыми реверансами перед всем заграничным. Так, Дрейден призывает советских драматургов учиться у американских и английских драматургов.

В то время как Ленинградский театр комедии не без большого труда освобождается от формалистических ошибок и приверженности к западной драматургии, Янковский пытает­ся направить театр в другую сторону. Он поучает: «Сама природа воспитания актеров в театре комедии приближает их к особой условной характерности, может быть, наиболее выразительной при обращении к западным пьесам и наименее всего соответствующей пьесам, воплощающим образы нашей действительности». Янковский сокрушается по поводу того, что «элегантная труппа, привыкшая играть в элегантных пьесах», перестра­ивается и работает над постановкой советских пьес.

Дифирамбы в адрес западных авторов сменяются тоном грубого окрика и циничной издевки, как только речь этих критиков заходит о пьесах советских драматургов. Нудно и настойчиво твердят они о художественном несовершенстве, схематизме, примитивности, «неполноценности» советских пьес. Ленинградские читатели не помнят случая, чтобы С. Дрейден выступил со статьей, горячо и убежденно поддерживающей новое явление в театре, новую постановку советской пьесы. Зато там, где есть возможность указать ма­лейшую неудачу, Дрейден злопыхательствует, передергивает, цинично клевещет.

Не дорожа искусством и культурой родной страны, Дрейден наплевательски относится к старейшему русскому Александрийскому театру – ныне театру имени Пушкина. В статье, напечатанной в журнале «Театр», он называет Ленинградский театр им. Пушкина «ка­зенным домом», «складом мумий и раритетов». Дрейден тщится доказать, что «мертвечина», «падение искусства», «сумбур традиций», «ре­месленничество» (эти словечки он извлек из старых статей о театре времен 1884–1909 гг.) определяют облик театра и в советское время.

Театр им. Пушкина имеет ряд недостатков. Он нуждается в критике, но в критике принципиальной, партийной, дружественной. Эстетствующие космополиты противопоставляют свою точку зрения партийным взглядам на искусство. Дрейден, Янковский и компания, стремясь укрыться от контроля общественности, позаботились о сколачивании своей «среды». В «критическом объединении» Ленинградского отделения ВТО в келейной обстановке эти критики беспощадно разделывались с передовыми произведениями советского театра. Председатель этого объединения критик Бейлин, возглавляющий отдел искусства газеты «Вечерний Ленинград», услужливо предоставлял страницы газеты для антипатриотических писаний своих «единомышленников».

Газеты «Вечерний Ленинград», «Ленинградская правда», «Смена» не вели последовательной борьбы с антинародной деятельностью подобных критиков. За последнее время наибольшее количество рецензий было посвящено спектаклям «Жизнь в цвету», «Джо Келлер и сыновья», «Мужество». Каждой из них было посвящено по 5 рецензий в разных газетах, соперничавших друг другом восторженными восклицаниями. В то же время пьесам «Великая сила», «Хлеб наш насущный», «В одном городе» газеты посвятили 1–2 рецензии, составленные в неопределенных тонах. Газеты слишком некритически относились к «установкам», исходившим от группы эстетствующих критиков.

Некоторые из этих «незаменимых театроведов» вели преподавательскую работу в Ленинградском театральном институте, также «научно-исследовательскую» работу Институте театра и музыки. Они нанесли немало вреда делу развития советской науки о театре и подготовке молодых кадров искусства.

Свое влияние эти критики стремились распространить и на творческие организации. В секции драматургов Ленинградского отделения Союза писателей они нашли почитателей и последователей в лице Л. Карасева и В. Владимирова. Они поносили передовую советскую драматургию. Драматург Г. Матвеев свои антипатриотические взгляды на искусство выразил в пьесе «Страсть». Эта клеветническая пьеса была поставлена в «экспериментальном театре» при Ленинградском отделении Союза писателей.

Суровая партийная оценка антипатриотической группы критиков-космополитов помогла ленинградской общественности изобличить местных выучеников Юзовского и Гурвича. С гневом и возмущением их деятельность осуждается писателями, работниками театров, научными работниками Ленинграда.

Разоблачение группы антипатриотических театральных критиков, их эстетских, формалистических взглядов является важной мерой для решительной расчистки путей развития советской драматургии и театрального искусства. Нужно, чтобы передовые явления советской драматургии тепло и заботливо встречались в театрах, учреждениях искусства, органах печати, чтобы их сценическому воплощению были отданы лучшие силы театров. Разоблачение подголосков эстетствующих космополитов, подвизавшихся в Ленинграде, будет содействовать новым успехам деятельности ленинградских драматургов и работников театров.

А. Дементьев, Б. Чирсков, М. Шувалова

***

Из Письма П.Л. Капицы И.В. Сталину

30 июля 1952 г.

Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович!

В этом письме я позволю себе обратиться к Вам, как к ученому и автору статьи по экономическим вопросам, которую я недавно прочёл с большим интересом. Я не экономист и не политик, поэтому боюсь, что мои высказывания по этим вопросам мало что могут зна­чить. Я бы не решился Вам писать, если бы Ваша работа не подняла некоторых вопросов, которые весьма существенны для здорового развития науки в нашей стране, а эти вопросы для меня всегда очень близки. […]

Основная задача, которая теперь обычно ставится перед ученым и наиболее высоко оценивается, это узко практическая, т.е. ученый должен учить инженера или другого практика, как лучше использовать уже известные законы для переделки природы. Обычно практики говорят «уже имеющиеся знания достаточны для переделки природы, уже известные законы природы еще полностью не использованы, зачем же новые?» В ре­зультате происходит большое понижение уровня передовой науки, которое у нас сейчас, несомненно, наблюдается.

Чтобы не быть голословным, приведу примеры из близких мне областей.

Если взять два последних десятилетия, то оказывается, что принципиально новые направления в мировой технике, которые основываются на новых открытиях в физике, все развивались за рубежом, и мы их перенимали уже после того, как они получили неос­поримое признание. Перечислю главные из них: коротковолновая техника (включая радар), телевидение, все виды реактивных двигателей в авиации, газовая турбина, атомная энергия, разделение изотопов, ускорители.

Боюсь, что за рассматриваемые два десятилетия все наши основные силы были направлены на то, чтобы осуществить ряд удачных усовершенствований, улучшающих уже известные процессы.

Но обиднее всего то, что основные идеи этих принципиально новых направлений в развитии техники часто зарождались у нас раньше, но успешно не развивались, так как не находили себе признания и благоприятных условий.

Яркий пример этого радарная техника. Она возникла у нас задолго до Запада. Начал ее разви­вать исключительно талантливый ученый Д.А. Рожанский, после его смерти продолжал его способный ученик Кобзырев. За первую в мире радарную установку, имев­шую шифр «Редут», еще до войны присудили Сталинскую премию не то III, не то II степени. Оба эти ученые шли по совершенно правильному пути, но, не имели настоящей поддержки, и их быстро опередили за границей, хотя там значительно позднее на­шли решение этой проблемы. Теперь у нас полностью признана гро­мадная значимость «радара», его развивают и удачно усовершенствуют.

Примерно то же происходило с реактивным двигателем и газовой турбиной. Я хорошо помню, как несколько лет назад такое авторитетное и руководящее лицо, как тов. Малышев, спорил с академиком Бардиным и указывал, что не стоит всем этим заниматься, поскольку эти машины дают более низкий КПД, чем хорошо освоенные поршневые, и поэтому они нам ни к чему.

Правда, КПД газовой турбины еще до сих пор ниже, чем у поршневых машин, хотя постепенно и поднимается, но другие преиму­щества этих двигателей оказались настолько велики, что они открыли новую эру в реактивной авиации и при использовании атомной энер­гии. Здесь мы тоже теперь поняли сделанные ошибки в оценке и навёрстываем потерянное время.

То же произошло и с предложенным мною новым методом получе­ния кислорода, основанным на принципе низкого давления и работающего на моих турбинах. Шесть лет тому назад это направление, тоже из-за неправильной оценки, были у нас отвергнуто и работа над ним прекращена в пользу старого поршневого принципа высокого давления. Америка, а потом и другие страны за рубежом использовали выдвинутые мною принципы и успешно пошли по моему пути. Два года тому назад нам тоже пришлось понять свою ошибку, и сейчас в Туле строятся большие установки по моему принципу низкого давления и работающие с моими турбинами. Я узнал, что в конце года эта установка должна быть пущена. По-видимому, некоторым товарищам все же стыдно за случившееся, потому что все это делается в секрете от меня.

Судьба моих предложений в области электроники больших мощностей уже сейчас во всем напоминает судьбу всех прежних принципиально новых направлений в технике, которые у нас рождались. За пять лет, как я выдвинул эти предложения, пытаются только вызвать к ним скептическое отношение и почти не помогали их развитию. Не трудно пред­сказать, что если у нас ничего не изменится в отношении к науке, то по-настоящему эти идеи в области электроники начнут у нас развиваться только после того, как их осуществят за рубежом.

Мне вспоминается то исключи­тельно малое внимание, которым у нас в Союзе, до войны, пользова­лась ядерная физика. Сколько то­гда времени и сил затратили Иоффе и Алиханов, чтобы по­строить первый у нас в Союзе ци­клотрон, и это тогда, когда в Аме­рике их было уже несколько. Изве­стно, что без циклотрона серьезные исследования в ядерной физике невозможны. Тогда опять же оши­бочно оценивали эти работы, как имеющие чисто академический ин­терес, непосредственно для пере­делки природы они казались ни к чему. Правда, мы теперь взялись за эту область и наверстываем по­терянное время. Мне кажется, что этого перечня вполне достаточно, чтобы показать объективную обоснованность вы­двинутого взгляда.

Конечно, не сам перечень стра­шен, а страшно то что за эти деся­тилетия у нас не было нужных ус­ловий, чтобы могли развиться принципиально новые идеи в науке и технике, и это у нас замалчива­лось.

Пытаясь определить причину нашего непонимания значимости новых научных достижений и на­правлений развития техники, у меня часто возникала печальная мысль: может быть, то, что передо­вая наука у нас чахнет, есть исто­рическая необходимость? Болезнь роста? Закон природы? Может быть, на первой стадии развития социализма действительно все и вся должны быть направлены на преобразование природы? Может быть, действительно сейчас глав­ная задача ученого – это не пои­ски и изучение новых законов при­роды, а показывать, как уже изве­стные законы могут быть использо­ваны для переделки природы, и во­прос, как мы находим эти законы, будь то наследие прошлого или ре­зультат работы современных нам ученых капиталистических стран, это для нас дело второстепенное?

Но, читая Ваши статьи, я уви­дел, что Вы сейчас сами нашли нужным от занятий, посвященных государственному строительству, уделить время на глубокую науч­ную работу по установлению основ­ных законов природы нашей эко­номической жизни, я решил поста­вить перед Вами вопрос: не настало ли также время и в точных обла­стях знания заняться основными научными проблемами и поднять уровень нашей науки? […]

Чтобы иметь сильную и передо­вую науку в стране, ученые не должны снимать с себя полностью общественную нагрузку, иначе они потеряют связь с действительно­стью, но ее нельзя рассматривать как главную и по ней нельзя рас­ценивать научную деятельность ученого. Нужно, чтобы наши ака­демики занимались наукой не меньше чем на 80 % своих сил.

Певец, который перестает петь, перестает быть певцом, это всем по­нятно, но удивительно, что акаде­мик, который не занимается нау­кой, почему-то у нас по-прежнему считается ученым.

Необходимость этого мероприятия ясно показывает, что существующие условия работы нашего ученого не пригодны для углубленной научной работы. Необ­ходимо, чтобы эти специальные ус­ловия стали бы нормальными ус­ловиями для любого ведущего ученого, занимающегося по-на­стоящему наукой в нашей стране.

Вы исключительно верно указали на два основных все растущих недо­статка нашей организации научной работы – это отсутствие научной дискуссии и аракчеевщина. Это, ко­нечно, не болезни, а это симптомы, которые показывают на отсутствие настоящей научной работы.

После Вашей статьи о языкозна­нии, к сожалению, аракчеевщина у нас не прекращается, но продол­жает проявляться в самых раз­личных формах, я лично самую вредную форму аракчеевщины на­хожу тогда, когда, чтобы исклю­чить возможность неудач в творче­ской научной работе, ее пытаются взять под фельдфебельский кон­троль. Это приводит к тому, что свободное творчество, движимое энтузиазмом, заменяют безогово­рочным выполнением обычно ма­ложизненного детального плана. Нелепо бояться неудач в творчест­ве, но еще нелепее наказывать за это. Конечно, аракчеевская систе­ма организации науки начинает применяться там, где большая научная жизнь уже заглохла, а та­кая система окончательно губит и ее остатки.

Я хотел бы верить, что ряд во­просов, которые я поставил перед Вами в этом письме по развитию науки, будут своевременны и могут помочь ее более здоровому росту у нас в стране.

Если в этом письме я несколько резок в постановке вопроса, то на­деюсь, Иосиф Виссарионович, что Вы меня простите, так как я уве­рен, что Вы не можете не сочув­ствовать развитию передовой науки у нас в стране, а только с этой целью я к Вам и обращаюсь. К тому же партия учит не бояться выступать с самокритикой.

Искренне уважающий Вас, П.Л. Капица

***

Из письма фронтовика А. Тарасова

В.М. Молотову

Февраль 1946 г.

[…] В декабре 1945 г. я возвратился домой по демобилизации из рядов Красной Армии […] Семью застал в ужасном положении. Жена и трое моих детей проживали в умывальнике (8-метровой комнате с кафельным полом, с сырыми стенами и потолком). Ни у жены, ни у детей не было ни одежды, ни обуви. То, что я получил в качестве денежной компенсации – 3500 руб. – я немедленно израсходовал, чтобы купить какую-нибудь обувь и одежонку детям и жене. Детей определили в детские ясли (а раньше им было не в чем туда хо­дить), старшая дочка стала учиться, жена стала работать. Но что я мог по коммерческой цене приобрести на 3500 рублей?! У жены до сих пор нет паль­то, старшая дочка ходит в рваной юбчонке (но в школе она пока сидит в пальто, те не раздеваясь).

И вот я обратился за помощью в РВК [райвоенкомат]. Мне сказали: «Демоби­лизованные помощь получают по месту своей работы». Тогда я написал заявление в фабрично-заводской комитет, чтобы мне выдали ордер на приобретение жене пальто и дочери платья. Через месяц мне выдали ордер на дамские галоши. Это же просто издевка!

И вот вчера дочка получила билет в театр в честь 28-ой годовщины Крас­ной Армии. И она пришла домой со слезами «В чем я пойду в театр?!» У меня нет ни платья, ни юбки». И я, офицер, должен был, чтобы скрыть от дочери свои слезы, уйти на весь вечер из дома. Настроение прескверное. Ведь я не прошу подаяния, не прошу никаких денежных пособий. Ведь я прошу, чтобы мне выдали ордер на приобретение промтоваров в государственном магазине за собственные деньги …

Во время войны с оружием в руках защищал родину. Жена с детьми была эвакуирова­на из Москвы, четыре года скиталась с детьми среди чужих людей. Все, что у нее было, проела с детьми. Вернулась в Москву, как нищая. А здесь, в Москве из квар­тиры вынесли и продали всю нашу мебель, все оставшиеся вещи. Теперь я сплю на стульях, подстилая свою шинель. Ни от кого не добьешься толку, никто не хочет оказать помощь […] О себе я не беспокоюсь. Но мне жалко семью, жалко детей. Неужели я не завоевал им право на жизнь?!

Оставить отзыв
Другие статьи
Заказать звонок