Сто тридцать лет Георгию Федотову
Георгий Петрович Федотов родился 13 октября 1886 года. Политический философ, одна из самых ярких фигур Серебряного века, а затем, соответственно, Русского зарубежья. Завершив свой земной путь шестьдесят пять лет назад, Г.П. Федотов современен сегодня. Круг его интересов, отразившихся в названиях его произведений:
«Изучение России», «Лицо России», «Судьба империи», «Будет ли существовать Россия?», «Правда побеждённых», «Тяжба о России», «Сумерки отечества», «Проблемы будущей России»;
«Новая Россия», «Россия Ключевского», «Россия, Европа и мы», «Россия и свобода», «Рождение свободы», «Новое отечество», «Федерация и Россия»;
«Революция идёт», «Февраль и Октябрь», «Социальный вопрос и свобода»;
«К вопросу о положении русской Церкви», «Трагедия древнерусской святости»;
«Новый идол», «Сталинократия», «О национальном покаянии»;
«Трагедия интеллигенции», «Письма о русской культуре», «Культурные сдвиги»…
Создатели «Посева» высоко ценили Г.П. Федотова. Его издавали, переиздавали, его идеи развивали.
Федотов пишет: «…Сталин почувствовал узость, и шаткость партийного помоста для своего трона – в эпоху убыли революционной волны. Вероятно, он видит, что партия далеко не пользуется популярностью в стране. Если беспартийные массы ненавидят коммунистов, то Сталин хочет отвести от себя эту ненависть. Он хочет быть не вождём партии (каким был Ленин), а вождём страны. Для этого он изобретает психологически очень удачную категорию: “беспартийные большевики”. Сюда относятся все советские активисты, все лояльные и усердствующие граждане. Сталин хочет быть их вождём».
Этот вывод получил развитие в виде концепции Р.Н. Редлиха об «активе».
Слово на конференции, посвящённой 125-летию со дня рождения Г.П. Федотова. Публикуется впервые.
После книг о русской святости Федотов отдался целиком своему изначальному призванию – публицистике – хотя опять-таки это слово не совсем точно выражает жанр, избранный Федотовым, точнее тот жанр, который был присущ его гению. В нём он пожалуй не имеет себе равных, разве, что в лице моего деда, П.Б. Струве (кстати было бы интересно сопоставить их дарования в этой области: ёмкость, краткость, отсутствие повторений свойственны им обоим, но звучание языка у каждого иное, у Петра Струве более мажорное, у Федотова несколько мягче, мелодичнее). Большинство статей Федотова посвящены России, её трагедии. Но не только: есть в них и богословские перлы, которые не легко привести в систему. Федотов – анти-системник. Его мысль – действенна. Не случайно он был убеждённым членом Русского Студенческого Христианского Движения, а затем вышедшего из него «Православного Дела» и «Нового Града», уже детище самого Г.П. Федотова. Но если мысль Федотова одновременно – действенность, сам он, в каком-то смысле избегал действия. Не случайно, два раза в своей жизни он уклонился от прямой конфронтации с историческими силами: когда эмигрировал из России в 1925 году, избежал репрессий своих единомышленников и друзей, (кружка Мейера), то же самое повторилось в 1940 году, когда, единственный из всех «новоградцев», он предпочёл уехать в Соединённые Штаты, избежав мученической кончины своих ближайших соратников и друзей: Фондаминского, причисление которого к лику святых Федотов предсказал когда узнал о его смерти, матери Марии, о. Димитрия Клепинина. Тут мы упираемся в тайну судьбы и личности Федотова, его скромности, сосредоточенности (ни на одной фотографии не проскальзывает и тени улыбки). Один мой родственник, ещё его заставший в парижские годы, на мой вопрос каким он был в обществе, ответил «он молчал». Юрий Иваск, со своей стороны, писал в некрологе о нём: «если мы станем искать слово-ключ, слово символ, связующий характер и самосознание Федотова, то слово это уже найдено – молчание». Такова тайна и предельная антиномичность Георгия Федотова: молчальника в жизни, на людях, но написавшего столь много проницательных, глубоких, иной раз и пророческих слов, очевидно именно во внутреннем молчании и родившихся.
Надо сказать, что в русской мысли редко встречается такое уравновешенное, мудрое в христианском и в гражданском смысле понимание человека в обществе и общества в человеке. Замечательно, что, утверждая, что «свобода зарождается в средневековье, и достигает своего полного развития в ХIX веке», Федотов приводит английскую Великую хартию и английское понятие «Haheas corpus» как первые ростки свободы.
Федотов видит в двоевластии (церковь – империя) и в двоеподданстве (республика небесная – республика земная – как это блистательно определено в знаменитом анонимном «Послании к Диогнету») залог настоящей свободы. Федотов видит зарождение свободы в современном, демократическом смысле этого понятия в феодализме, в отношении вассала к сюзерену, то есть в ограничении власти сюзерена. В современных обществах весь народ унаследовал права баронов, взбунтовавшихся за Magna Charta (Великую хартию).
В итоге Федотов видит два необходимых начала для осуществления свободы: плюрализм власти и абсолютный характер норм (религиозных норм). Это в русской историософии весьма редкий и оригинальный подход. Также оригинальна его хронология русской истории: Москва как «двухвековой эпизод русской истории, окончившийся с Петром» с точки зрения культуры и политики, но продолжившийся ещё до 1861 года для народа, купечества и духовенства.
Смелость этих взглядов, их независимость от общей шаблонной философии русской государственности и от навязчивой «мегаломании», до сих пор между прочим, бытующей у немалой части русского общественного мнения, выделяют Федотова, как полезного первооткрывателя русской политической мысли и для русской религиозной мысли. Он стоит рядом с Владимиром Соловьёвым и с Василием Ключевским. Но его мысль более целостна (и наверно менее гениальна), чем мысль Соловьева; она более европейская, чем мысль Ключевского. Некоторые аспекты и ключевые понятия западной мысли и западного христианства использованы им и реабилитированы. В эмиграции его роль выделяется особенно.
Оставить отзыв