Сергей Пушкарев Путь к революции 1917 года

Мосты из прошлого [1]

Дума, возобновившая работу в ноябре 1916 г., стала ареной открыто­го выражения общественного недовольства. На заседании 1 ноября лидер кадетской партии П.Н. Милюков резко критиковал правительство в зна­менитой речи, каждый выпад которой заканчивался вопросом: «Что это: глупость или измена?». Он заявил, что пропасть между правительством и обществом увеличилась настолько, что «стала непроходимой», и преду­преждал министров:

«Мы будем бороться с вами; мы будем бороться с вами всеми законными средствами до тех пор, пока вы не уйдёте!»

Намёки на измену в окружении императорского двора были пол­ностью безосновательными. Напрасно депутат правых Марков 2-й пре­дупреждал Милюкова и других лидеров оппозиции, что если люди пове­рят их речам, они воспримут это как призыв к восстанию, которое в условиях войны приведет к гибели российского государства. На думском заседании 19 ноября правый депутат В.М. Пуришкевич, примкнувший теперь к оппозиции, заявил, что все зло в России идет от «темных сил», возглавляемых Распутиным, и в развале экономики виновна «германская партия, действующая в нашем тылу».

Ответ правительства на жёсткую критику со стороны думских орато­ров был довольно мягким и отражал запоздалое стремление к компро­миссу. 10 ноября 1916 г. ненавистный всем Штюрмер был отправлен в отставку. Вместо него пост председателя Совета министров занял А.Ф. Трепов, а пост министра иностранных дел — Н.Н. Покровский. На том же заседании 19 ноября Трепов заявил о намерении правительства действовать совместно с законодательными органами, чтобы довести войну до победного конца. В надежде поддержать боевой настрой де­путатов он напомнил, что по соглашению между Россией, Францией и Великобританией 1915 г. Константинополь и проливы в случае победы бу­дут принадлежать России. Еще раньше, на заседании 4 ноября, военный министр генерал Шуваев доложил об увеличении производства вооруже­ния и высказал уверенность «старого солдата», что с «каждым днем мы приближаемся к победе». В период с января 1915 по август 1916 г., соглас­но докладу Шуваева, производство трёхдюймовых орудий возросло в 8 раз; винтовок в 4 раза; трёхдюймовых снарядов в 19,7 раза. Оптимистич­ные заявления правительства не произвели должного впечатления на дум­ское большинство и не изменили общественного мнения. Острая критика и обвинения в измене расходились из Думы по всей стране.

После отставки Штюрмера объектом нападок сделался А.Д. Про­топопов – бывший заместитель председателя Думы, октябрист. Он был назначен в сентябре 1916 г. на должность министра внутренних дел, хотя физическое и умственное состояние этого человека делало его совершен­но не пригодным для работы на ключевом посту. Кроме того, получив портфель министра внутренних дел, он стал в глазах Думы «перебежчи­ком в стан врага», и его деятельность вызывала недоверие, особенно по­сле того, как стало известно, что он пользовался расположением царицы и Распутина.

Резкая критика правительства и стоящих за ним «темных сил» ис­ходила не только из Думы. Консервативный Государственный совет большинством – 94 голоса против 34 – принял резолюцию, осуждаю­щую «безответственные силы», стоящие за правительством, и требовал создания правительства, наделенного доверием страны. Нападки на пра­вительство, исходившие из законодательных палат, распространились к концу 1916 г. по губернским и уездным органам самоуправления. В декабре 1916 г. из-за резкой критики правительства по распоряжению Протопопова полиция закрыла съезд Всероссийского земского союза и Всероссийского союза городов. Тем не менее, съезду удалось принять по­литические резолюции, требующие не просто «министерства доверия», но правительства, «ответственного перед народом и перед народными представителями». Резолюция, принятая Всероссийским союзом городов, объявила, что «отечество в опасности». В ней было сказано, что есть лишь один путь выхода из сложившегося положения: смена правительст­ва и образование ответственного министерства.

Даже Совет объединенного дворянства, представлявший самые кон­сервативные круги русского общества, на съезде в декабре 1916 г. принял резолюцию, что в руководстве страной растет влияние безответственных «темных сил», пользующихся покровительством власти. Совет требовал устранения этого влияния и образования «сильного правительства, рус­ского по духу». Оно должно пользоваться доверием у народа и быть спо­собным к сотрудничеству с законодательными палатами, но быть ответ­ственным только перед монархом.

Таким образом, к концу 1916 г. правительство очутилось в полной изоляции. И левые и правые объединились с умеренными в требовании смены власти. Слухи о «темных силах», преувеличенные и просто абсур­дные (как, например, сплетни об «измене» императрицы) распространя­лись по стране. Распутин воспринимался как воплощение «тёмных сил». Среди аристократов и правых депутатов Думы сложился заговор с целью устранения «старца» ради спасения монархии. Заговорщики — великий князь Дмитрий Павлович, князь Ф.Ф. Юсупов и В.М. Пуришкевич — за­манили Распутина в юсуповский особняк и убили его 17 декабря 1916 г. Царь был возмущён, но не стал доводить дело до суда. Двое заговорщи­ков были лишь высланы из Петрограда.

В течение зимы в правых кругах шли разговоры о дворцовом перево­роте, обсуждались планы отстранения царя и/или царицы от власти, но никаких конкретных шагов в этом направлении сделано не было.

Убийство Распутина не изменило политического положения в стране и не уменьшило вмешательства царицы в государственные дела. В конце декабря 1916 г. и в январе 1917 царь в очередной раз сменил состав каби­нета министров: Трепов, который не нравился царице, был отставлен. Пост премьера занял князь Н.Д. Голицын, который сам считал себя не годным для этой должности. Несколько других министров: военный, пу­тей сообщения, юстиции — были отправлены в отставку в январе 1917 г. «Министерская чехарда» не прекращалась до самого падения монархии.

Что же представляли собой рабочие и солдаты Петрограда, «со­вершившие» на самом деле февральскую (мартовскую) революцию? Как уже отмечалось, рабочие довольно рано утратили желание продолжать «войну до победного конца». Причиной тому стали экономические труд­ности и усиленная пропаганда мира социалистами. Динамику рабочего движения можно проследить по числу лиц, участвовавших в забастовках. По России в целом оно составляло:

Январь-июль 1914 г. – 1 450 000 бастующих

Август-декабрь 1914 г. – 35 000 бастующих

1915 год – 553 000 бастующих

1916 год – 1 086 000 бастующих.

Из общего числа бастующих в 1916 г. 776 000 человек бастовали преимущественно по экономическим причинам, а 310 000 – выражали политический протест против правительства и войны. Недовольство си­льнее всего сказалось в Петрограде. Крупнейший центр военной про­мышленности более других страдал от экономической разрухи из-за уда­ленности от источников топлива, продовольствия и сырья.

Военный гарнизон северной столицы также стал рассадником не­довольства. Он насчитывал свыше 160 000 новобранцев, как молодежи, так и людей сравнительно пожилых, в основном крестьян, размещенных в гвардейских казармах. Но эти «гвардейские запасные полки» носили то­лько вывески прежних полков. В действительности эти полки ни по духу, ни по подготовке не имели ничего общего с прежними. Солдаты проводили время в вынужденном безделье, практически без военных за­нятий из-за нехватки офицеров и вооружения. Запертые в большой тесно­те в казармах, они ели солдатский паёк, роптали на начальство, тосковали по деревне и с нетерпением ждали, «когда этой проклятой войне конец будет». Но конца не было видно. Пацифистская и пораженческая агита­ция, скандальные сплетни про Гришку Распутина разрушали последние остатки воинского духа и дисциплины. В столице неуклонно росла рабо­та подполья социалистических партий, потому что там находилось два столь подходящих для революционной пропаганды объекта – рабочие и новобранцы.

Опасаясь надвигающейся катастрофы, великие князья, члены Госу­дарственного совета, послы союзных держав пытались убедить царя пой­ти на уступки Прогрессивному блоку и назначить «министерство дове­рия», что на практике означало кабинет, пользующийся доверием Думы. Особенно настойчивым был английский посол сэр Джордж Бьюкенен. Но все эти попытки, равно как и увещевания председателя Думы Родзянко, были тщетными. В феврале 1917 г. (марте по новому стилю) революция наступила. Предсказывали революционную бурю многие, но готов к ней не был никто.

Военное положение России в начале 1917 г. ни в коей мере не было критическим. В 1916 г. русская армия перешла в наступление и одержала немало побед на австрийском и турецком фронтах. Только на немецком фронте побед не было. Недостаток боеприпасов остался в прошлом, и ар­мия снабжалась лучше, чем когда-либо. Моральное состояние фронтовых войск было удовлетворительным, что подтверждали иностранные наблю­датели Альфред Кнокс и Бернард Парес. Но, как писал генерал Головин, «чем дальше от фронта, тем больше пессимизма».

По политическим причинам, не имеющим отношения к истории, со­ветские историки пытались доказать, что упадок боевого духа армии на­чался еще до февраля 1917 г. Для этого они преувеличивали масштабы дезертирства и случаи неповиновения на фронте. На самом деле это были разрозненные эпизоды, характерные для всех армий первой миро­вой войны.

Между тем обстановка в тылу, и особенно в Петрограде, становилась зимой 1916–1917 г. все более напряженной. На одной стороне было сла­бое и нерешительное царское правительство – изолированное, лишённое поддержки, доверия и уважения. Противоположную сторону представля­ли интеллигенты, рабочие и солдаты запаса, которым надоели война и экономическая разруха, которые потеряли веру в победу и даже желание победы. Они возмущались и роптали, преувеличивая и собственные невзгоды, и ошибки правительства. В такой обстановке достаточно было капли, чтобы недовольство вышло из берегов.

В середине февраля 1917 г. сильные холода и снежные заносы вызвали перебои с поставками зерна и муки по железной дороге и нехват­ку хлеба в Петрограде. Некоторые пекарни прекратили работу, у булоч­ных выстраивались очереди. Росло раздражение – люди тогда еще не привыкли к очередям... В четверг 23 февраля (8 марта), когда погода потеплела, начались уличные манифестации женщин, рабочих и студен­тов, а также забастовки на предприятиях. Уличные выступления под лозунгом «хлеба!» скоро приняли политический характер. Появились плакаты «Долой самодержавие» и «Долой войну». Полиция не могла справиться с демонстрантами, а войска были ненадёжны. В последующие дни сотни тысяч людей вышли на улицы, появились красные знамена. Полиция отмечала, что среди демонстрантов было много младших офи­церов, и толпа начала петь Марсельезу. Вечером 25-го Николай II отдал приказ подавить волнения силами военных. 26 февраля на улицы были выведены войска, было применено оружие. После стычки на Знаменской площади солдаты Павловского полка начали переходить на сторону де­монстрантов.

Когда неспособность исполнительной власти справиться с беспоряд­ками стала очевидной, вечером 26-го и утром 27 февраля председатель Думы Родзянко послал царю телеграммы, умоляя заменить правительст­во людьми, пользующимися «доверием в стране». Царь считал Думу рас­садником оппозиции и вместо ответа отсрочил сессию до апреля. Вече­ром 27 февраля по приказу государя из Могилёва в Петроград для подавления беспорядков был послан Георгиевский батальон во главе с генералом Н.И. Ивановым, получившим чрезвычайные полномочия. В подмогу с фронта были затребованы 12 полков. Сам Николай II рано ут­ром 28-го выехал из Ставки в Могилёве к семье в Царское Село.

Тем временем в Петрограде в понедельник 27 февраля (12 марта) произошли решающие события. К демонстрантам примкнули запасные батальоны Павловского, Волынского и Литовского гвардейских полков. Военный мятеж перерос в революцию. Начались убийства офицеров. В тот же день в Петрограде деятели социалистических партий образовали Совет рабочих депутатов, как в 1905 году. В его состав вошли представи­тели от солдат; он сделался Советом рабочих и солдатских депутатов. В ту же ночь растерявшееся правительство премьер-министра князя Н.Д. Голицына само сложило свои полномочия.

На указ императора об отсрочке сессии Дума в «частном совеща­нии» ответила формированием Временного исполнительного комитета. Комитет заявил о стремлении восстановить порядок в стране и со­здать «временное правительство», отвечающее чаяниям народа и опира­ющееся на его доверие. В комитет вошли видные члены Прогрессивно­го блока и два представителя левых фракций: А.Ф. Керенский – лидер трудовиков и Н.С. Чхеидзе – лидер небольшой думской фракции мень­шевиков.

К утру 28 февраля Петроград был целиком в руках восставших. Тол­пы солдат и рабочих направились к Таврическому дворцу, чтобы объя­вить о своей поддержке революционной власти. Они слушали речи дум­ских ораторов, рукоплескали, кричали «ура» и распевали революционные песни. Министры царского правительства были арестованы, а исполните­льный комитет Думы стал формировать новый кабинет, или «временное правительство», во главе с князем Г.Е. Львовым, председателем Всероссий­ского земского союза. В состав кабинета среди прочих вошли: П.Н. Милю­ков, лидер кадетской партии, в качестве министра иностранных дел; А.И. Гучков, октябрист, занявший пост министра обороны; и А.Ф. Керен­ский, трудовик, получивший должность министра юстиции.

1 марта, когда царь был еще на престоле, в Таврический дворец потянулось множество делегаций, чтобы засвидетельствовать свою ло­яльность новой власти. В их числе был и великий князь Кирилл Вла­димирович во главе Гвардейского экипажа, снятого им с охраны царской семьи, другие члены династии Романовых и делегация жандармских офицеров с красными бантами.

Первым шагом нового правительства стала формулировка програм­мы действий, составленной при участии членов Совета рабочих и солдат­ских депутатов в ночь с 1 на 2 марта. В программу входила:

– «полная и немедленная амнистия по всем делам политическим и религиозным, в том числе террористическим покушениям, воен­ным восстаниям, аграрным преступлениям и т.д.»;

– отмена «всех сословных, вероисповедальных и национальных ограничений»;

– «немедленная подготовка к созыву на началах всеобщего, равно­го, прямого и тайного голосования Учредительного Собрания, которое установит форму правления и конституцию страны»;

– «замена полиции народной милицией с выборным начальством»;

– «выборы в органы местного самоуправления на основании все­общего, равного, прямого и тайного голосования»;

– распространение всех гражданских и политических свобод «на военнослужащих в пределах, допускаемых военно-техническими условиями»;

Седьмой пункт «декларации» торжественно гарантировал «неразоружение и невывод из Петрограда воинских частей, принимавших участие в революционном движении».

Таким образом, солдатам петроградских запасных полков не только не грозила кара за бунт, но гарантировалась, вместо тягот и лишений фронта, беззаботная жизнь в столице, где они были нужны «для защиты завоеваний революции».

Декларация эта была обнародована 6 (19) марта. Но еще 1 марта новообразованный Совет рабочих и солдатских депутатов издал пре­словутый Приказ № 1. Приказ фактически упразднял власть офицеров в воинских частях и передавал её выборным солдатским комитетам, что и послужило началом развала русской армии в течение 1917 г.

Отряд ген. Иванова 1 марта благополучно прибыл в Царское Село. Но поезд, в котором ехал император, был задержан в пути, и в тече­ние суток связи с ним не было. Лишь вечером 1 марта он прибыл во Псков, где находился штаб Северного фронта под командованием генера­ла Н.В. Рузского. Здесь император вскоре убедился в невозможности что-либо изменить в быстротечном ходе революционных событий. Он согласился на формирование Думой нового кабинета и отдал новый приказ генералу Иванову — не предпринимать пока никаких действий. Вызванные с фронта полки были возвращены на свои места. Один из них был разоружен мятежниками в Луге.

Вечером 2 марта во Псков явились посланные думским комитетом делегаты: А.И. Гучков (в прошлом председатель третьей, столыпинской Думы) и В.В. Шульгин (член правой фракции националистов). Они дол­жны были получить акт об отречении. Опрошенные генералом М.В. Алек­сеевым по телеграфу пять командующих фронтами высказались в пользу отречения [2] . Оставленный и преданный всеми император подписал Ма­нифест об отречении от престола в пользу брата, великого князя Михаила Александровича. Законному наследнику, малолетнему и тяжело больно­му сыну Алексею, он не решился передавать престол. До Манифеста об отречении царь подписал указ о создании нового правительства во главе с князем Львовым. По просьбе Гучкова и Шульгина царь придал тем самым видимость законности произошедшему революционному перево­роту. Покидая армию, Николай II издал прощальный приказ войскам, ис­полненный искреннего патриотизма. В нем он призвал армию подчинять­ся Временному правительству и довести войну до победного конца, расценивая как измену любые попытки немедленного заключения мира. Временное правительство так и не удосужилось опубликовать прощаль­ный приказ царя.

После переговоров с представителями Временного правительства ве­ликий князь Михаил Александрович не решился вступить на престол. В разгар революции он отказался принять власть прежде, чем Учредитель­ное Собрание решит вопрос о будущей форме правления в России.

Так завершилось трехсотлетнее правление династии Романовых. Бо­льшинство горожан приветствовало падение «старого режима» шумными манифестациями. Многим тогда казалось, что Россия стоит на пороге «светлого будущего». Но история распорядилась иначе. Уместно закон­чить эту трагическую страницу словами Уинстона Черчилля, хотя его оценка и противоречит принятым взглядам:

«Несомненно, ни к одной стране судьба не была столь жестока, как к России. Её корабль пошёл ко дну, когда гавань была уже видна. Она уже выдержа­ла шторм. Жертвы были принесены, труды завершены, когда всё было бро­шено. Отчаяние и предательство овладели властью, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления закончились, снарядный голод преодо­лен: поставки оружия лились рекой. Армия, защищающая огромный фронт, стала сильнее, больше и лучше вооружена... Оставалось только держаться. Поверхностная мода нашего времени – списывать царский режим как сле­пую, прогнившую, ни к чему не способную тиранию. Но изучение тридцати месяцев войны с Германией и Австрией изменит это легковесное представ­ление и заставит обратиться к фактам. Мы можем измерить прочность Российской Империи теми ударами, которые она выдержала, теми бедстви­ями, в которых она выжила, теми неисчерпаемыми силами, которые она проявила, и тем возрождением, которого она достигла <...>

Бремя последних решений лежало на Николае II. На вершине, где события превосходят разумение человека, где всё неисповедимо, давать ответы приходилось ему. <...> Несмотря на ошибки большие и страшные – тот строй, который в нем воплощался, к этому моменту выиграл войну для Рос­сии. Вот его сейчас сразят... его и любящих его предадут на страдание и смерть. Его действия теперь осуждают, его память порочат. Остановитесь и скажите: а кто же другой оказался пригоднее? В людях талантливых и сме­лых... недостатка не было, но никто не сумел ответить на те несколько про­стых вопросов, от которых зависела жизнь и слава России» [3] .

Излагая историю падения российской монархии, мы не скрывали слабостей и ошибок царского правительства. Но не надо забывать фак­тов, которые нам напоминает великий британский государственный дея­тель и авторитетный историк.