30-е
Конец XIX века принес с собой наряду с огромным техническим прогрессом и глубокое разочарование в области социально-философской мысли. Вопреки установившемуся мнению, философская несостоятельность социализма и коммунизма стала очевидной еще давно, задолго до осуществления коммунистического опыта в России. Наиболее пытливые умы конца XIX века уже тогда поняли невозможность достижения "земного рая" на земле.
Попытки насильственного преобразования общества и насаждения идеальных отношений между людьми вопреки человеческой природе - потеряли моральный кредит, и наиболее честные и глубокомысленные адепты стали отходить от псевдонаучных подделок и извращений марксо-коммунизма (вспомним пример Струве и Булгакова в России).
Это критическое настроение явилось косвенной победой релятивистической точки зрения в науке: разъедая самые основы естествознания, теории Эйнштейна вносили смуту и панику в ряды научных мыслителей; кризис в науке заставил и некоторых философов пересмотреть свое почтительное отношение к грубому материализму и основанному на нем марксизму.
Эпоха увлечения наукой миновала; - перестали уже верить в ее непогрешимость, рушились иллюзии, падали кумиры, начинался пересмотр ценностей.
Но наряду с этим процессом, протекавшим в тиши философских кабинетов, шло распространение коммунизма и социализма вширь, в массы. Неся в самих себе противоядие, эти учения должны были бы сойти с мировой сцены, так как это сделал в свое время прудонизм. Но разразившаяся война и связанный с нею упадок нравственности и сопротивляемости, вынесли на гребень исторической волны и придали эмоциональную силу философски несостоятельным и морально осужденным теориям социализма.
Но не только эти внешние причины послужили успеху поклонников социальных крайностей. Весь западный строй с его либерализмом и демократизмом, со своим особым понятием свободы, вернее произвола личности - не мог уже противопоставить надвигавшейся опасности свои собственные живые силы. Капиталистическая система производства и либерально-демократический строй агонизировали, разъедаемые внутренними противоречиями: мир свободы растворялся в капиталистическом произволе, а попытки его ограничения неизбежно исходили из левого лагеря, зараженного ядом социализма.
Отсюда становятся понятными непреодолимые трудности, на которые наталкиваются современные попытки нахождения "третьего выхода". Те, кто не выходит из плоскости экономики и материализма, принуждены балансировать между Сциллой капитализма и Харибдой социализма. Как ни заманчивы новейшие построения корпоративизма и солидаризма, надо признаться, что они обречены на неудачу, поскольку они будут стремиться найти равновесие между двумя умирающими, но страшными в своей агонии силами. В плоскости экономики и материализма есть только два пути: путь анархического капитализма со всеми его ужасными последствиями и путь бездушного этатизма, с его не менее страшными результатами.
Восстановление должно прийти не из сопоставления и противоестественного скрещивания чисто экономических программ, а из обращения к первоисточникам, к тем истокам жизни, от которых люди отошли в период заносчивого рационализма и бесплодного гуманизма.
Ныне совершенно определенно намечается процесс отхода от материализма - отход к идеализму, религии, мистике; - провозвестниками этого процесса у нас в России были Достоевский и Леонтьев. Для современного взгляда, привыкшего все выражать в цифрах и процентах, этот внутренний перелом пройдет, конечно, незамеченным. Но мы верим, что именно этому течению суждено сыграть решающую историческую роль.
Личность, свобода, религия, нация - все эти понятия стали одиозными в устах одних, лишенными смысла в устах других. В партийной полемике этими понятиями играют, каждый в свою пользу, не задумываясь, не пытаясь понять их действенное значение.
Наш путь, это путь обращения к сути, это путь искания сокровенного смысла. Реальная политика, понимаемая, как учет обстановки, как сумма тактических соображений, - без внутреннего смысла и содержания для нас неприемлема. Преодоление кризиса надо искать не в дешевой демагогии и не в составлении "стройных" политических и социальных программ, а в серьезном подходе к основным вопросам человеческого бытия.
Вы спросите: "Как же совместить ваше отвлеченное философствование с вашим постоянным призывом к действию и к действию решительному - революционному? Тут кроется некое противоречие, а, может быть, и того хуже, - откровенная демагогия!"
Противоречия здесь нет, а если есть, то только кажущееся. Мы привыкли видеть философа в кабинете, а воина на коне - сейчас наступило время, когда философу надо взять меч, а воину подумать, за что он борется . Мы не отказываемся от реального действия; - но мы ищем ему оправдание, и мы это оправдание нашли.
Нам не нужны математически точные социальные построения, мы отказались от псевдо-ясных экономических и прочих формулировок, ибо мы принимаем жизнь так, как она есть, не пытаясь ее впихнуть в смирительную рубашку кабинетных схем. Мы отказываемся для себя и от ложно-ясных лозунгов, ибо что может быть яснее лозунга "грабь награбленное"? Борясь с ядом большевицкого упрощения, мы идем путем наибольшего сопротивления, ибо идя по пути компромиссов, мы сами себе уготовим могилу в ближайшем будущем, и вместе с собой испоганим то высокое и чистое, чему мы не можем еще найти слов.
Но слова придут - пока в нас горят новым светом старые слова: Нация, жертвенное служение ей, Бог, Родина, свобода.
Не поймут нас старые политики, не поймут материалисты и большевизаны, не поймут самоуслаждающиеся юноши. К сердцам других если не пробьем дорогу словом, пробьем делом. То, что для многих кажется туманом непредрешенчества, приобретет плоть и кровь - нашу кровь.
Наши призраки - Нация и служение ей - дороже нам ясных социалистических схем, а наша вера крепче "убеждений" реальных политиков.
Напечатано в газете "За Россию" № 30, август 1934.
Оставить отзыв